и «Симекс» никакого отношения к разведке не имели и даже не подозревали, что под носом у них кипит важная информационная работа в интересах Советского Союза. И все они – просто хорошие люди, никак не связанные с разведкой. И Маргарет.
В начале второй недели Кенту разрешили остаться с Маргарет наедине. Свидание было коротким. Маргарет успела шепнуть Винсенте, что из разговора надзирателей она поняла: их в ближайшие дни повезут в Берлин.
– Меня-то понятно, мне пришлось сознаться, что я советский разведчик, – недоумевал Винсенте. – А тебя-то зачем? Они же обещали тебя отпустить!
– Обещали! Но, скорее всего, не собираются выполнять своих обещаний. И будут таскать меня вслед за тобой по тюрьмам… Им нравится вести допросы в моем присутствии!
Вечером того же дня Кент в очередной раз спросил Гиринга, когда отпустят Маргарет.
– Ваш визит в Берлин, раз уж вы про него узнали, будет коротким, – пояснил Гиринг. – Дело Шульце-Бойзена в общих чертах окончено. Остались мелкие детали и формальности. Я предложил вашей Маргарет остаться в Бельгии и подождать вашего возвращения из Берлина в одной из бельгийских тюрем. Она отказалась. Сама! Сказала, раз уж мы не хотим освободить ее совсем, она лучше поедет вместе с вами в Берлин.
– Так почему вы не хотите освободить ее совсем, вы же знаете, она ни в чем не виновата?
– Знаем! – усмехнулся Гиринг. – Только какое это имеет значение: виновата – не виновата. Пока она у нас, с вами будет легче договариваться. А нам ведь есть еще о чем договариваться, правда?
По дороге в Берлин Кента посадили на заднее сиденье рядом с Маргарет. Третьим вместе с арестованными уселся охранник. Маргарет устало положила голову на плечо любимого мужчины и дремала. Сейчас ей было достаточно только того, что они оба до сих пор живы. А Кент размышлял о том, какая участь ждет их в берлинском гестапо. Все прогнозы по развитию ситуации заканчивались примерно одинаково – расстрел. В худшем случае после жестоких пыток, в лучшем – сразу расстрел. В лучшем случае – расстреляют только его. В худшем – Маргарет тоже. Выбор был не слишком велик.
Берлинское гестапо размещалось на Принц-Альбрехт -Штрассе, 8, в здании, где прежде была Академия художеств. Маргарет сначала оставили в вестибюле, а часом позже увезли в женскую тюрьму, на Александр-плац. Кента почти сразу заковали в наручники и препроводили в камеру в подвале. На какое-то время его оставили в покое. Днем руки в наручниках были за спиной, ночью наручники на минуту открывали, чтобы сковать ими руки спереди. По этим нехитрым признакам узники гестапо, возможно, и определяли, что закончился день и началась ночь. В одиночной камере все время горел свет. Спать было невозможно не только из-за света, но и из-за вони и жуткого перевозбуждения, которое после приезда в Берлин ни на минуту не покидало молодого мужчину. Он так и не понял, спал ли он, дремал или это было какое-то другое состояние.
В какой-то из дней наручники ненадолго сняли. Разрешили сходить в туалет, умыться и позавтракать. Сразу после завтрака повели на допрос. В коридоре гестапо то ли случайно, то ли преднамеренно мимо него провели арестанта, в котором нетрудно было узнать Харро Шульце-Бойзена. Кент и Харро встретились на мгновенье взглядами, но тут же отвели глаза и пошли каждый своей дорогой.
«Вот и встретились!» – с горечью подумал Кент, вспомнив обещание Харро о скорой встрече хороших людей.
В кабинете, куда привели Кента, было накурено и находилось довольно много гестаповцев. Все они сидели за столом в центре кабинета. Допрос вел унтер-штурмбанфюрер Штрюбинг. Какие-то отдельные вопросы задавали некто Панцингер и Ортман. Но главным из присутствующих, вне всякого сомнения, был шеф гестапо Мюллер. Штрюбинг доложил собравшимся, что Кент – советский разведчик, действующий на территории Бельгии. Что этот человек жил по поддельным документам на имя Винсенте Сьерра и создал в Брюсселе акционерное общество. Кент передавал в Москву зашифрованную информацию о продвижении германских войск по Европе, об объемах армейских заказов на обмундирование и амуницию. Штрюбинг в своем докладе рассказал и том, что Кент по заданию советской разведки ездил в Прагу и в Берлин, где установил связь с местными агентами большевистского режима. Мюллер внимательно слушал Штрюбинга и вдруг закачал головой и возмутился:
– Позор! Какой позор! Он же мальчишка! Сколько ему лет? Двадцать девять? А где была наша разведка, когда этот сопляк зарабатывал огромные деньжищи на поставках товаров для германской армии? Дожили! Под самым вашим носом…
Раздосадованный Мюллер скорчил недовольную гримасу и вышел из кабинета, демонстративно хлопнув дверью.
После небольшой паузы в комнату для допросов ввели Маргарет. Она была закована в наручники. Если бы не эта досадная деталь, можно было бы подумать, что это адвокатесса Кента, которой надлежит следить за процедурой допроса. На этот раз ее даже посадили за стол рядом с Кентом. Штрюбинг продолжил допрос. Демонстрируя полное спокойствие, несмотря на только что полученную выволочку от шефа, унтер-штурмбанфюрер разложил у края стола несколько фотографий и спросил, обращаясь к Кенту:
– Кого из этих людей вы знаете?
– Никого, – ответил Кент, взглянув на фото. Из веера снимков он узнал только Харро Шульце-Бойзена и Либертас.
– И никогда никого из них не встречали? Даже случайно? На улице, например?
– Никого из них я не помню, – твердым голосом ответил Кент.
Штрюбинг подошел к двери кабинета, отдал какие-то распоряжения, и через несколько минут в кабинет ввели женщину неопределенного возраста в рваной одежде.
– Известна ли вам эта женщина? – спокойным голосом спросил Ортман. – Посмотрите внимательно!
Кент уверенно ответил:
– Нет. Я никогда ее не видел.
– Это Ильзе Штебе! – подсказал Ортман. – Разве не с ней вы должны были встретиться в Берлине?
– Да. Мы должны были встретиться с женщиной по имени Ильзе Штебе. Но… мы так и не встретились. Ильзе куда-то уехала, кажется, в Дрезден, – объяснил Кент.
– Фройляйн Штебе, вы подтверждаете слова этого человека? Вам известно его имя или кто он? – поинтересовался Панцингер.
– Нет, я ничего о нем не знаю и никогда с ним не встречалась! Вижу его впервые, – спокойно и с достоинством ответила Ильзе.
После этого Ильзе Штебе увели.
Допрос длился часа два. При этом никаких новых вопросов, кроме тех, на которые Кент уже отвечал Гирингу, в этот день ему больше не задавали. Зато Маргарет стало гораздо понятнее, чем на самом деле занимался мужчина, которого она считала самым близким для себя человеком.
На следующий день Ортман снова вызвал Кента. И опять привели Маргарет и посадили рядом. Разговор был посвящен семейной паре Шульце-Бойзенов. На этот раз Кент почти сразу признался, что был в гостях у Либертас и Харро, но что они просто познакомились, не более того.
– Как, и у вас не было