с ними сексуальных отношений? – ехидно полюбопытствовал Ортман, взглянув заодно и на Маргарет, чтобы посмотреть, какую реакцию произведут его слова.
На лице Маргарет легко читалось недоумение пополам с возмущением.
– Да вы что! – искренне изумился разведчик. – Они очень милая пара, очень интеллигентные люди. Я был у Харро и Либертас дома всего один раз. Кофе попили и все. Очень вкусный был кофе… Настоящий! Помнишь, Маргарет, я тебе о них рассказывал, когда вернулся из Дойче Банка?
– Да, помню про кофе! И про Дойче Банк рассказывал! – охотно подтвердила Маргарет.
– Вам не повезло! – поделился своими выводами Ортман. – Это крайне распущенная в сексуальном плане семья. Какие оргии они устраивали со своими гостями! А Либертас вообще дамочка без комплексов.
Ортман кинул на стол перед Кентом и Маргарет несколько фотографий обнаженной Либертас.
– Хороша! Вот в таком виде она и принимала гостей.
– Меня она принимала в нормальном виде. В одежде. И произвела впечатление умной и вполне интеллигентной женщины, – счел необходимым уточнить Кент.
– Сейчас уже не имеет никакого значения, в каком именно виде она вас принимала. Это ничего не решает. Вчера завершился судебный процесс по делу этой парочки. Приговор вынесен. На днях их расстреляют, – злорадно объявил Ортман и позвал охранника, стоявшего за дверью кабинета. – Уведите арестованных!
На допросах, которые продолжались несколько следующих дней, Ортман расспрашивал Кента о муже и жене Воячек, с которыми советский разведчик должен был встретиться, но так и не встретился в Праге. Из вопросов гестаповца стало понятно, что Воячеки еще живы и дело по ним не закончено. Кента это удивило, ведь Воячеков арестовали в Праге больше года назад.
Пребывание в берлинском отделе гестапо растянулось на целый месяц. Условия содержания оказались вполне терпимыми. Самым тяжелым было практически постоянное ношение наручников. С остальным нетрудно было смириться. Давали еду и питье, снабжали сигаретами, приносили для чтения немецкие книги и журналы. Кента изредка водили на допросы, и он подробно рассказывал обо всем, что у него спрашивали. Вопросы касались только работы резидентуры в Бельгии и в Марселе. Его жизнь, предшествующая легализации в Европе под чужим именем, никого не интересовала.
Приближались Рождество и Новый год. В последних числах декабря Штрюбинг объявил Кенту, что его и Маргарет скоро отправят в Париж.
Кенту надели на ноги кандалы и вывели из тюрьмы. На улице посадили в автомобиль на заднее сиденье. Через несколько минут рядом с ним уже сидела Маргарет. Кроме арестантов и водителя в машину сели еще два конвоира: мужчина занял переднее сиденье, женщина – место слева от Маргарет. Маргарет тоже была в наручниках и кандалах. Но это никак не отражалось на ее радостном настроении:
– Нас везут в Париж? Винсенте! Мне кажется, это хороший знак! Это просто замечательно! Ты правильно сделал, что согласился с ними сотрудничать. Это наш единственный шанс. Меня уже совершенно точно отпустят. И я смогу увидеть Рене. Неужели весь этот кошмар когда-нибудь закончится? Скажи, он ведь скоро закончится? – радостно щебетала Маргарет.
– Да, я надеюсь, что скоро, – ответил Кент, не решаясь признаться любимой Маргарет, что он не решил еще окончательно, будет ли сотрудничать с гестапо.
Не обращая особо внимания на конвоиров, Кент попытался объяснить Маргарет, что и как, собственно, произошло с тех пор, как они не встречались на допросах.
Оказывается, еще в конце ноября Кента вызвали в кабинет Мюллера. Там присутствовали также Ортмана и Панцингер.
Мюллер не скрывал негодования: «Что ж, мы давненько пытались найти московских шпионов, которые вели радиопередачи из Европы. Наша доблестная зондеркоманда «Красная капелла» не зря ела свой хлеб. Мы очень успешно поработали: разведка, внедрение в эти группы своих людей, радиоперехват. И вот результат – были задержаны почти все пособники большевизма в Праге, Берлине, Брюсселе. Не хватало всего одного маленького звена. Знаете, какого? Знаете! Собственно, ради этого самого звена мы тут с вами и нянчились столько времени. А вы все строили из себя ангела. А мы терпели… И, как это часто бывает, терпение наше, наконец, вознаграждено! Мы буквально несколько часов назад получили одно любопытное сообщение. От господина Гиринга. Из Брюсселя. Вы помните господина Гиринга?
Мюллер протянул арестованному лист бумаги – рапорт за подписью Гиринга о задержании парижского резидента советской разведки Жана Жильбера. В документе назывались не только псевдоним разведчика, не только его вымышленные имена Отто, Адам Миклер и Жан Жильбер, но и подлинное имя – Леопольд Треппер.
Кент тогда только и смог сказать, что: «… Я не знал, что он Леопольд Треппер, правда, не знал!»
Мюллер был настроен благодушно: «Возможно! Мы тоже многого не знали, но теперь знаем все! Читайте дальше!
Дальше из рапорта следовало, что задержанный Жан Жильбер предложил гестапо сотрудничество по дезинформации советской разведки.
Мюллер распорядился, указывая на Кента: «Уведите его в камеру! Пусть до него дойдет, что дальнейшее молчание совершенно бесполезно. Нам и так известно все. И теперь мы без труда выясним оставшиеся детали. Тут очень важно, кто первый нам успеет их сообщить: Кент или Жан Жильбер.»
Когда его в тот день привели в камеру, он действительно осознал окончательно и бесповоротно – это полный провал. Без вариантов. Можно ли во всей этой безнадежной ситуации найти хоть какие-то плюсы? Да. Ему не придется никого выдавать гестаповцам. Они и так всех задержали и все про всех знают. Вот, пожалуй, и все плюсы. Об остальном даже страшно думать.
Единственное условие, которое выдвинули гестаповцы – Кент должен присоединиться к радиоигре с Москвой, которую там затеяли при участии Жана Жильбера.
«Я в курсе, что последнее время вы с месье Жильбером, мягко говоря, не ладили, – посочувствовал ему Штрюбинг, – ничего страшного! Вы не будете с ним даже встречаться. Вы просто будете так же, как и он, как и его радист Лео Гросс, участвовать в радиоигре. Поверьте, это единственный шанс для вас сохранить жизнь. Вашу и жизнь Маргарет. Другим арестованным мы таких предложений не делаем. Все они будут расстреляны уже до нового года.»
По сути, Кенту не пришлось давать никакого ответа: ни устного, ни письменного. В гестапо все решили за него.
Автомобиль с Маргарет и Кентом приехал, наконец, на вокзал, и арестантов завели в купе поезда. Конвоиры ехали вместе с ними и после того, как состав тронулся с места, с арестованных сняли кандалы. Ночью поезд прибыл в Париж.
Кента и Маргарет вывели из вагона, их встречали гестаповцы. Арестованных посадили в автомобиль и привезли во французскую тюрьму Френ. Как обычные заключенные они подверглись довольно длительной процедуре регистрации. Их раздели, помыли, а после этого развели по разным отделениям тюрьмы – мужскому и женскому и посадили в одиночные камеры. Все меньше оставалось надежды, что Маргарет будет отпущена на
