Рэнс стоял над ней на коленях. Воткнул нож в песок, чтоб под рукой. Расстегнул пряжку ремня…
Грохнул выстрел. Тюхала дернул головой, плюхнулся на девушку сверху. Горячая кровь забрызгала лицо Чили. Паха, только что сидевший в стороне и безучастный, быстро подскочил, стащил с неё труп Рэнса.
Со стоном, тяжело поднял девушку на руки.
− Ты прости, − произнес Паха не внятно.
Не простит! Не простит! Никогда! Ни за что! Тысячу лет! Две! Сто! Никогда!
Паха кривясь и запинаясь, потащил беспомощную Чили в станцию. Едва не упал на ступеньках. Пинком открыл дверь. Усадил (ей показалось, бросил) на кусок старого истлевшего картона. Чили завалилась на бок. Паха тут же пропал и вернулся с понягой и автоматом. Через минуту припер манатки торговца. Постоял, упершись головой в дверной косяк. Глотал сухим ртом, пытался достать из кармашка свои пилюли. Не смог. Руки не тряслись — плясали от накатывающей боли. Шатаясь, вышел, оставив дверь настежь. Отсутствовал долго, прежде чем появился. Волочил подмышки мертвого Рэнса. Взвалить на плечи не хватило силенок. Втянул в станцию, грохнул на пол и перекатил как бревно подальше из-под ног. Вернулся к дверям. Захлопнул. Подпер спиной. Сползая, вслепую, на ощупь, закрыл задвижку и отключился.
В мире тихо. Не слышно ни звука. Даже пахино дыхание, прерывистое и дерганое, смолкло. Чили страшно. И от тишины и от собственной беспомощности и от произошедшего с ней. Она старается не реветь. От слез становится еще страшнее. Чувствуешь себя никчемной, грязной и истрепанной.
Сквозь многочисленные дыры забитого окна сеется яркий лунный свет. Малые и большие пятна язвами покрыли пол, Паху, девушку, вещи, Рэнса. Пятна медленно ползут, иногда исчезают, когда облачко или большекрылая птица заслоняют луну.
Надрывно скрипят ступеньки. Кто-то толкает дверь. Сперва тихо, потом настойчиво. Чили различает невнятное ворчание. Голос не человека. Это точно. Брякает задвижка, содрогается пахино тело. Паха не реагирует. Спит? Без сознания? Умер? Чили пытается окликнуть парня. Но не одна мышца не послушна и она только невнятно экает.
Звук за дверью стихают. Неведомый взломщик, очевидно, услышал её. Сердце Чили начинает бешено колотиться. В такт быстрым шагам по ступенькам и вокруг станции.
Через какое-то время темный контур возникает у окна и закрывает дорогу свету. Длинный палец просовывается в щели досок. Взломщик жалобно скулит, яростно ударяет в ставень. Еще и еще. Доски трещат и выходят вместе с гвоздями. Неизвестный не отличается терпением и потому отступает. Чили едва перевела дух. Теперь хруст и шорох под полом. Жесткие когти дерут древесину, слышно довольное сопение — дело движется! К расковырянной дыре рядом с Чили, прильнул нос. Шумно задышал, втягивая запахи. Опять интенсивная возня, отчетливая в тишине. Неизвестный пыхтит, шустро ковыряя трухлявое дерево. Отломив щепку побольше, радостно ухает результату работы.
Отвлек шум в изголовье. Чили скосила взгляд. Медленно поднимался Рэнс. Закаченные ко лбу белки влажно поблескивали. В оскаленном предсмертной гримасой рту белеют зубы. Движения неуверенны и неточны, дерганы и рассредоточены. Рэнс больше походил на мертвецки пьяного человека, чем на покойника. Тем не менее, изогнувшись и качаясь, тюхала встал. Чили услышала, мертвец мочится.
Девушка завизжала тонко и дико.
− Аааааа!
Её визг был слышан на сотню метров в округе.
− Ты чего? — очнулся Паха, пытаясь, сфокусировать зрение. Обе руки прижимал к раненому боку.
− Он… он… он, − от отчаяния Чили удалось невнятно заговорить. — Ос. сал. ся….
Штаны Рэнса темнели пятном. Воняло мочой. Лужа капала в щели и подтекала под картон.
− Да хер с ним, − простонал Паха. Ему не до воскресшего покойника. Шарит в кармашке. На этот раз непослушные пальцы выуживают горошину. С хрустом давит пилюлю на зубах и сглатывает.
Чили замолчала. Почувствовала еще немного и уссытся сама. Зажмурилась. Плохо, что нельзя заставить себя не слышать. Тяжело дышит Паха, возится под полом неизвестный, скрипят доски под тяжестью Рэнса.
«Зомби! Зомби!» — паникует девушка, вспоминая кровожадных гадов из Armpit. Сердце частит. Еще немного и захлебнется!
В ночи новые звуки. Над крышей захлопали крылья. Послышалась дробь стука. Настырный клювик торопился пробиться внутрь. Опять шум крыльев. Мощный, объемный. Станция содрогнулась. Сверху посыпалась труха. По шиферу заскребли когти, раздается клекот.
−Ко-ло-ло-ло-ло!
Чили пытается кричать от отчаяния, получается не очень.
Паха застонал и сел прямо. Смотрит куда-то в пустоту. Не замечая ни Чили, ни Рэнса.
− Сейчас… оклемаюсь малость.
Достает еще пилюлю. Сгрызает, запивая глотком из фляжки. Упускает фляжку из слабых рук. Она падает. Вода булькает вытекая.
Оклемался Паха не скоро и не сразу. На ощупь вытащил из поняги дождевик, накинул на Чили. Передохнул недолго. Дышать стал ровно, спало напряжение в движениях. Лекарство уняло боль. Посидел еще не много, подполз к девушке, приподнял ей голову. Зачем-то ошелушил с лица запекшуюся кровь.
− Отпустит скоро, − пообещал он, давая ей глотнуть из фляжки воды.
Чили ожила и смогла внятно говорить. В меньшей степени говорить, в большей ругаться.
− Гад, ты! Гад! Сволочь! Я что вещь? Вещь? Я человек! Понятно тебе! Человек! И женщина! А ты гад последний! Лучше бы меня псы сожрали, чем так со мной поступать! Отдать этому! Что я тебе сделала? Что? На барахло позарился? Да? На патроны? Я слышала! Я все слышала! — беленилась Чили, пытаясь укусить Паху. За тот самый бок, который он недавно баюкал, кривясь от боли.
Паха не огрызался, наслаждаясь минутами, когда ничего и нигде не болит.
— В Зиму ходил. Только там такую заразу можно подцепить, − кивнул он на тюхалу.
Упреки девушки слышал и волей неволей пережидал всплеск её беснования. Сил не много, потому выдохлась скоро.
− Какая разница, где он был! Зачем ты его сюда притащил? Он зомби! Ты это понимаешь? Зомби!
Паха осторожно, держась за стену, попробовал привстать.
− Сейчас бы берег динго кишмя кишел. Пришлось бы стрелять. А патроны и для дружков тюхалы пригодятся. Они где-то поблизости. Чувствую. Так не оставят.
Он похлопал по карманам рюкзака Рэнса. В одном нашел фляжку подобную своей. Открыл, понюхал, попробовал содержимое на язык, отпил.
− А если он набросится? — недоумевала Чили над спокойствием парня. Она уже и сама не понимала, что ей делать. Ругать Паху, держаться подальше от Рэнса или бояться того кто возился под полом?
− Кукла-то? С чего бы?
− Как с чего? − возмутилась Чили пахиной непросвещенностью, хотя странность в поведение воскресшего покойника подметила. — Он зомби. Они же на живых кидаются. Жрут!
− Про твоих не скажу, не встречал, а куклы не жрут и не бросаются. Как подохнет кто заразу подцепил, так после смерти или встают на ноги, или на коленки. Бывает усядутся и головой крутят по сторонам. Одного видел, забор бодал. Большинство просто лежит и ворочается. От них вреда никакого. А как зачервивеет, можно наживку для рыбалки набрать. Лещ прет, отбоя нет!
Паха рассказывал спокойно. Словно об обыденных повсеместных повседневных вещах. Впрочем, так оно верно и было. Его мир не укладывался в шаблоны и штампы Armpit. Он был реальным, а значит опасным. На самом деле опасным.
Чили зло сверкнула глазами.
− Гад ты! — обозвала она парня. За все сразу. За продажу, за свою беспомощность, за зомби и за все-все-все.
− Драться не будешь? — Паха поднес к её губам фляжку.
− Буду! — пообещала Чили и клацнула зубами хватануть его как следует. Промахнулась.
Не добившись замирения, Паха позволил девушке пить. По маленьком глоточку. С остановками.
− Стошнит если быстро, − придерживал он питье.
− Заботливый какой, − перевела дыхание после очередного водного залпа Чили.
Вода как чудодейственно лекарство реанимировала в теле уснувшую жизнь. Чили резко села, собираясь в комок и подбирая края дождевика.
− Замерзла? — поправил на ней накидку Паха.
Чили дернула плечом. Отвали. Но ничего не сказала. Злись не злись, но в пахином голосе нет фальши, показного участия или заискивания. Он действительно заботился о ней. Гад! Все одно гад!
Девушка покосилась на Рэнса. Тюхала продолжал стоять, шатаясь и болтая руками. Нижняя губа у Рэнса дергалась, создавая впечатление будто он что-то бормочет. Чили невольно прислушалась.
Под полом опять возились.
− Надоел паразит! Никакого покоя от тебя нету. Шел бы отсюда! — возмутился Паха.
Спросить кто это, Чили не позволила злость.
В щель просунулся палец с грязными ногтями. Паха наступил. Легонько. Под полом заскулили и, судя по шуму, стремительно убежали. Паха глянул в одну щель окна, в другую.
− Светает. Надо уходить и скоренько.
