прежде господа наши сгинут.
— Откуда ты явился, Акпай?
— Пришел я, родичи, издалека, был на башкирских землях. Послал меня к вам сам царь Петр Федорович, которого называют еще царь Пугач.
— Слыхали и мы про него, — проговорил кузнец Тоймет.
Опять в избе поднялся шум, все придвинулись к Акпаю. Мендей подмигивает деду Эшплату, словно говоря: «Вот я какой, знаю, кого привести к вам».
Акпай достал из кармана манифест Пугачева и, глядя в него, заговорил:
— Земляки, родичи, сейчас вся башкирская земля и вся Кама поднялась, везде идут жаркие сражения. У царя в войске сражаются и казаки, и башкиры, и татары, и удмурты, и русские с Уральских заводов. Сражаются они за свободную жизнь. Царь Петр обещает дать вам, вашим детям и внукам землю, леса, луга, реки и все другие угодья.
Слушают мужики Акпая, затаив дыхание, ни одного словечка не пропускают мимо ушей, каждое слово проникает в сердце.
— Не будут вас гонять на рубку леса, — продолжает Акпай, — не придется по стольку лет служить в солдатах…
Акпай замолчал, чтобы перевести дыхание, но тут встрял с вопросом подслеповатый Яныш:
— Как насчет нашей марийской религии? Царь-то русский, разве он поймет, что марийцу нужен его, марийский, бог? Мы не можем жить без собственной веры. Уж очень русское начальство притесняет марийскую веру.
Яныш был известен на всю округу, как знающий карт — языческий жрец. Когда марийцы устраивают в священной роще тайные языческие моления, то арвуем, главным жрецом, всегда приглашают Яныша. Он знает много древних молитв, знает все обряды и обычаи. Но с каждым годом все труднее и опаснее становится устраивать языческие моления, попы-миссионеры преследуют марийскую языческую веру, и тех, кто молится в роще, ловят, сажают в монастырские тюрьмы.
— Веру можно выбирать по желанию, — ответил Акпай. — Кому хочешь, тому и молись.
— Не-ет! Наша вера лучше…
— Поворачивайтесь, поворачивайтесь побыстрее, не знаете что ли, каких гостей ждем! — сердито сказал Топкай, входя в полное дыма кудо.
— Не ведали, что гости пожалуют, заранее не готовились, — тихо ответила жена Топкая, сгорбленная худая старуха.
У котла стояла молодая сноха Топкая Актавий. Огонь только что разожгли, дрова дымили, не успев разгореться. Глаза у Актавий покраснели, наверное, от едкого дыма.
Топкай недовольно нахмурился: он в последнее время стал замечать, что сноха поскучнела и часто плачет тайком. «Пришла в дом без приданого, и еще ей что-то не нравится, — с раздражением думал он. — Одежды, нарядов у нее теперь столько, сколько ни у одной женщины в деревне нет…»
Топкай, исподлобья глядя на жену и сноху, сел на березовый чурбак возле двери и поучающе проговорил:
— Мяса и масла не жалейте. Чтобы обед был сытный, и господа остались бы довольны. Мы к ним хороши, и они к нам хороши будут.
У Топкая большое хозяйство: пять лошадей, десять коров, сорок овец, вся деревня у него в должниках, осенью нанесут всего — девать некуда. Но все равно за столом в доме Топкая мясо бывает не часто: все мясо, масло, творог, мед он отвозит в Казань, продает торговцам снедью, и из Казани привозит серебро и прячет его в своем тайнике.
Обычно Топкай ходит в рваной, заплатанной одежде. Сегодня же, в честь ожидаемых гостей, приоделся почище, как не одевался даже на летний праздник, сюрем. На нем черный суконный кафтан, под кафтаном белая шелковая рубашка, расшитая серебряным позументом, на ногах мягкие сапоги из оленьей кожи.
Осмотрев себя в таком наряде, Топкай подумал: «А ведь я не так уж стар, — и с неприязнью посмотрел на жену: — Ишь, еле шевелится, больна, шесть дней в неделю с постели не встает. Никакой от нее подмоги в хозяйстве. Скорее померла бы уж что ли…»
Плохо жене Топкая в мужнином дому. Спасибо, хоть сноха жалеет больную старуху, старается все по дому делать и за себя и за нее.
Да и самой Актавий не очень-то сладко в замужестве. Ямбатыр, в отличие от отца, любит принарядиться, пощеголять, покрасоваться перед деревенскими. Но отец скупится, и Ямбатыр срывает злость на жене, бранит ее, бывает, и поколачивает.
Актавий подкладывает дрова под котел и думает: «Разве так текла бы моя жизнь, если бы не случилось беды с Акпаем…»
— Что копошитесь, как навозные жуки? — прервал мысли Актавий резкий голос Топкая. — Полон дом дармоедов, а обед сготовить некому! Работника что ли еще нанимать? Где медовщина? Почему медовщины не принесли? Собака бы вас всех сглодала! Обо всем сам должен заботиться! Дармоеды!
Топкай выскочил из кудо и побежал через двор в погреб. По двору шел Ямбатыр, он был уже навеселе, глаза его поблескивали. Топкай открыл рот, чтобы его выругать, но Ямбатыр опередил его и сказал:
— Отец, знаешь, какое угощение я приготовил гостям? У-ух, таких птичек!
— Каких еще птичек? — раздраженно спросил Топкай.
— Мендея, что из солдат убежал, выследил. Вот кого!
— Мендея? Где же он?
— Тише, тише, кабы работники не услыхали… — И Ямбатыр зашептал: — В деревне Мендей. И не один, с ним пришел Акпай. Тот самый, что у нас батраком был и из лашманов бежал.
— Те-те-те, вот это ловко! — обрадовался Топкай. — Сами к нам в руки явились. Ну, теперь не уйдут.
В это время в избе Эшплата продолжалась беседа.
— Подошел конец вашим мученьям, — говорил Акпай, — скоро вольная армия Пугача будет в Казани. Но, сами знаете, сколько тут царицыных солдат, трудно царю будет с ними справиться, надо нам всем помогать ему…
Вдруг за стеной, с улицы, послышались шаги. Акпай замолчал, прислушиваясь. Мужики переглянулись: кто бы там? Но Яныш махнул рукой:
— Прохожие… Чего за молчал, Акпай, говори дальше.
— Прохожие в такое время… — с сомнением покачал головой Тоймет. — К Топкаю давеча солдаты приехали. Ежели узнают, что мы здесь…
— Им не до нас, — возразил Яныш. — Они приехали к Топкаю бражничать. Вот увидите, три дня будут пить бражку.
— Сейчас солдатам не до бражки, — опять сказал Тоймет. — Сходи-ка, сосед, взгляни, кто там ходит.
Эшплат вышел в сени. Постоял, послушал. В хлеву корова пережевывала жвачку, за оврагом лаяла собака. Больше никаких звуков.
«Нет никого», — подумал Эшплат и, открыв дверь, выглянул на улицу.
В тот же миг из темноты обрушился на его голову страшный удар.
— О-о-о, — застонал Эшплат и свалился на крыльцо. Солдаты отпихнули его в сторону и ринулись в избу. В тусклом свете лучины блеснули штыки.
— Выкладывай оружие! — крикнул капрал и выпалил в потолок из пистолета.
Оружие было только у Мендея и Акпая. Но лишь успел Акпай вытащить пистолет, как на него набросились четверо солдат,
