до дома, а её высадят на углу перед магазином, в холодильнике у них было пусто, и когда муж занесёт вещи, то вернётся за женой, чтобы она не шла одна по ночной улице. И ещё сокрушались, что их ждёт столько хлопот. Потом принялись спорить о том, чего бы приготовить на ужин, не очень тяжёлое, чтобы не перебить сон. А я в это время соображал, как мне, чтобы оказаться дома, придётся несколько часов провести в аэропорту, из него обессилевшим от бессонной ночи часа полтора добираться до стоянки автобусов минимум двумя видами транспорта, потом трястись в одном из них несколько часов, после чего ещё час с лишним с отцом в машине. В какой же дыре я всё-таки живу!
Проспав всю дорогу в автобусе, я, конечно же, забыл позвонить отцу, но что значит час ожидания в грязном провинциальном автовокзале после стольких мытарств! И тем не менее он являлся самым опасным местом, в котором мне пришлось побывать за всё время поездки. Отпуск заканчивался так же, как и начинался, будто и не было того отрадного промежутка в две недели, которого я так долго ждал. А рассказываю я о своём возвращении с излишними деталями лишь для того, чтобы стала ясна причина моего безразличия к судьбе начальницы, к тому времени уже покойной, о чьей смерти я узнал только после выхода на работу, о ней просто перестали разговаривать все и разом.
Отец, выйдя из машины, с преувеличенной заботой принялся расспрашивать, почему я так поздно позвонил, не стоило мне сидеть в автовокзале одному со всяким сбродом, будто три ночи в аэропорту с бомжами – всё равно что у Христа за пазухой. Я начал невнятно бормотать, мол, забыл, заснул, что полностью соответствовало действительности, но ему необходимо было в чём-то перед кем-то оправдаться, поэтому моих слов оказалось недостаточно, пришлось всю дорогу убеждать его, что за прошедший час ничего плохого со мной произойти не могло, но он снова и снова повторял: «Нет, ну ты бы в дороге позвонил, я бы сразу приехал. Зачем столько ждать?» В итоге мне это надоело, я плюнул и сменил тему, попросил его рассказать, что происходило дома в моё отсутствие, и он отвлёкся на оставшуюся часть пути, а я смог спокойно сидеть, не говоря ни слова.
Дома я заметил, что отец на полном серьёзе гордится моей поездкой и наверняка хвастался ею перед друзьями, сестра и брат с женой явно завидовали, а мать самозабвенно любовалась загаром. Когда, переодевшись, я вышел из своей комнаты, она попросила меня приподнять майку, что я исполнил с большим неудовольствием, потом приспустить штаны, на что я огрызнулся: «Может, мне ещё трусы снять?» – но мать не ответила, лишь с блуждающей улыбкой и слабо присутствующим взглядом причитала «сущий негр, сущий негр». При этом ел я остатки их завтрака, а не что-то приготовленное специально к моему приезду. После трапезы смертельно уставший я лёг спать, но, хотя и проспал до вечера, мой сон оказался каким-то насильственным, будто усталость являлась для него поводом, но не причиной. Может, это потому, что мои домочадцы даже не думали как-то ограничивать себя в жизнедеятельности и шумели так, будто в соседней комнате никто не спит. Настоящий колхоз. Мать незамедлительно кинулась стирать мои тряпки после поездки, жена брата включила телевизор, а сестра, проводившая день с ребёнком у нас, время от времени громко разговаривала по телефону. Вечером же я поимел унылейшую беседу с отцом и братом о своих впечатлениях. Мать уклонилась от неё сразу как только услышала рассказ об экскурсионной поездке, расстроившись показным образом и кинув фразу о том, что я всё время сорю деньгами, будто они достаются даром, и делать мне больше нечего, кроме как бестолку разъезжать по всяким «непонятным местам». У мужчин её тирада вызывала снисходительную улыбку, но сами они были не лучше, как людей простых их интересовали исключительно садистско-анальные аспекты происходящего на полуострове, и я, конечно, всех уверил, что да, ситуация под контролем, Россия доминирует, население удовлетворено.
От отпуска оставалось ещё несколько дней, но в голове у меня постоянно свербила мысль о необходимости скорого выхода на работу, которую я с отчаянностью обречённого на смерть старался не замечать, проведя их как ни в чём не бывало, в разнообразных пустых занятиях и полуразвлечениях. За время отсутствия я сильно соскучился по компьютерным играм и два дня увлечённо навёрстывал упущенное, уже в который раз проходя давно приевшиеся вещи. Пробовать новые я почему-то боялся, наверное, не хотел тратить время на их изучение, что в общем-то глупо, я и так проводил его впустую, не испытывая, однако, никакой новизны. А ещё, наконец-таки добравшись до более или менее быстрого доступа в интернет, я выложил в социальных сетях множество безобразных фотографий, сделанных в Москве и на море, что резко подняло мою популярность среди местной шпаны. Прежде не избалованный вниманием окружающих, я вдруг ощутил неимоверный рост и без того не маленькой самооценки из-за большого количества корявых комментариев, состоявших в основном из междометий и знаков препинания, к моим фотографиям. Какое же я всё-таки ничтожество, коли дешёвая мимолётная слава вызывает во мне такой душевный отклик! А ещё это говорит о том, что люди – сугубо социальные животные, и самый заядлый одиночка является таковым не потому, что обладает неким уникальным сочетанием генов. Просто он глубоко разочаровался в себе подобных, и ради того чтобы впредь не испытывать отрицательных эмоций от общения с ними, прекращает всякие сношения с биомассой.
Но и там меня настигла работа, коллеги наряду с обычными знакомыми стали посещать мои страницы и писать комментарии, первые из которых я воспринял как сообщения с другой планеты: «Привет, замечательное фото. Недавно прошла проверка, нужны были твои отчёты в электронном виде. Зря ты не оставил пароль к своему компьютеру, пришлось звать информатика. Бумажку с твоим новым паролем я наклеил на монитор. Придёшь – не забудь».
«Какая бумажка? Какой монитор? Какие отчёты? Какая проверка? Почему меня должно всё это волновать? Человек, ты о чём?» – думал я, ощущая спиной холод настигающей меня отупляющей рутины и отчаянно борясь со стоящим перед мысленным взором образом тотальной гибели, что будет олицетворять всю мою жизнь, когда в неё вернётся работа. Но отвечал иное: «Спасибо. Мог бы лично передать, когда я выйду».
«Нет, я сам ухожу в отпуск. Ну и побегать мне пришлось в твоё отсутствие».
И тут я понимал, что после выхода меня ждёт двойная нагрузка.
«Не ври, в августе всегда затишье. Ну, поработал лишние два-три
