нужды напоминать о некоторых декретах английского права, начиная с первых записей и заканчивая 1919 годом, доказывающих, что публичные, общественные взаимоотношения братьев и сестер сильно отличались от частных. Само слово
«общество» вызывает в памяти унылый и резкий звон колоколов, как бы сообщающих: нет, нет, нет. Вы не будете учиться, не будете зарабатывать, не будете владеть имуществом — нет. Таким было официальное отношение брата к сестре в течение многих веков. И, хотя есть некоторая вероятность, особенно для оптимиста, что однажды мы услышим торжественный и гармоничный перезвон нового общества, ваше письмо сообщает, что этот день еще очень далек. Мы неизбежно спрашиваем себя, нет ли в самом процессе объединения людей в группы и общества чего-то такого, что высвобождает наиболее эгоистические и жестокие, а не рациональные и гуманные порывы в самих индивидах? Мы неизбежно смотрим на общество, столь доброе к вам и суровое к нам, как на неподходящую форму существования людей, вызывающую искажение истины, деформацию ума и порабощение воли. Мы неизбежно замечаем, как ваши общества, будто сговорившись, уничтожают наших милых домашних братьев, которых многие из нас небезосновательно уважают, и превращают их в чудовищных мужчин, громкоголосых, с огромными кулаками, инфантильно стремящихся разделить землю, рисуя мелками загадочные границы, в которых все человеческие существа будут жестко и искусственно изолированы. Мы видим мир, где мужчины, облаченные в красно-золотые наряды и украшенные, словно дикари, перьями, совершают мистические обряды и наслаждаются сомнительными удовольствиями власти и господства, в то время как мы,
«их» женщины, заперты в частном доме, не имея доступа к обществам, в которых они состоят. Проще говоря, ибо кто станет анализировать длительное и неизгладимое влияние прошлого на сложность сформированного ума, из-за всех этих воспоминаний и эмоций нам кажется неправильным как с рациональной, так и эмоциональной точек зрения заполнять анкету и вступать в ваше общество. В противном случае, нам придется полностью растворить свою идентичность в вашей и следовать уже известным, проторенным путем, на котором общество, подобно заевшей в граммофоне пластинке, пережевывает с невыносимым единодушием
«300 миллионов, потраченные на вооружение». Нам не стоит делать то, чему противоречит наш собственный опыт. Таким образом, сэр, уважая вас как частное лицо, что подтверждает и отданная гинея, которую вы можете истратить по своему усмотрению, мы, однако, считаем, что наша помощь будет эффективнее в условиях отказа присоединиться к вашему обществу. Мы продолжим работать на благо общих целей — справедливости, равенства и всеобщей свободы — вне вашего общества, а не внутри него.
«Но это, — скажете вы, — лишь означает, что вы, дочери образованных мужчин, пообещавшие оказать помощь, отказываетесь присоединиться к нашему обществу, чтобы создать свое собственное». Какое общество вы хотите основать, чтобы вместе работать на благо наших общих целей? Это правомерный вопрос, и мы должны попытаться на него ответить, чтобы оправдать свой отказ заполнить вашу форму. Давайте тогда быстро обсудим в общих чертах то собственное, но сотрудничающее с вашим общество, которое дочери образованных мужчин могли бы создать. Во-первых, облегченно вздохнете вы, в нем не будет почетного казначея, поскольку и в средствах нет нужды. Не будет ни офиса, ни комитета, ни секретаря: мы не будем проводить никаких совещаний или конференций. При необходимости его можно назвать Общество Аутсайдеров. Не слишком звучное, однако это название вполне согласуется с фактами истории, права, биографий и, быть может, с еще неизвестными особенностями нашей психологии. Общество будет состоять из дочерей образованных мужчин, работающих с людьми своего класса — ибо как они могут работать с другими?{89} — и добивающихся собственными методами свободы, равенства и мира. Их первостепенная обязанность, которую они должны выполнять не из-за клятв, ибо клятвы и обряды никак не соотносятся с анонимным и гибким Обществом, — это не сражаться с оружием в руках. Что несложно, ибо, как сообщают газеты, «Военный Совет[226] не намерен рекрутировать женщин»{90}. Гарантировано государством. В случае войны они откажутся производить боеприпасы или ухаживать за ранеными. Поскольку в прошлый раз эту деятельность осуществляли в основном дочери рабочих, то давление на образованный класс будет незначительным, но, вероятно, неприятным. С другой стороны, следующая обязанность, которой они должны себя посвятить, значительно труднее и требует не только инициативы и отваги, но также наличия специальных знаний у дочери образованного мужчины. Короче говоря, не подстрекать своих братьев сражаться или отговаривать их, а сохранять позицию полной индифферентности. Однако «индифферентность» — настолько сложное и одновременно важное понятие, что нуждается здесь в пояснении. Прежде всего безразличие должно быть основано на твердых фактах. Как она не может понять, что за инстинкты владеют мужчиной, какую славу и удовольствие приносят ему сражения — «без войны не было бы и тех мужских качеств, что она воспитывает», — так и мужчины не способны разделить материнского инстинкта, противоположного стремлению воевать, которое женщина не может осуждать. Уважая свободу и границы другого человека, аутсайдер должен предоставить мужчине возможность самому справиться со своим инстинктом, столь чуждым женщине ввиду многовековых традиций и воспитания{91}. Таково фундаментальное и инстинктивное различие, на котором может быть основано безразличие, однако посторонняя женщина считает своим долгом руководствоваться не только инстинктами, но и разумом. Когда мужчина говорит, а история доказывает, что он действительно это говорил и может повторить еще раз: «Я сражаюсь, чтобы защитить свою страну», — и таким образом пытается пробудить ее патриотические чувства, то она спросит себя: «Что значит „наша страна“ для меня — аутсайдера?» Дабы разрешить этот вопрос, она проанализирует для себя значение патриотизма, подумает о положении лиц своего пола и класса в прошлом. Она узнает, сколько земли, богатств и собственности находится в распоряжении женщин ее уровня сейчас и какая часть «Англии» на самом деле принадлежит лично ей. Из тех же источников женщина узнает о защите, которую обеспечивал ей закон в прошлом и сейчас. А если мужчина добавит, что сражается, дабы в том числе защитить и ее тело, то она задумается о безопасности, которую ей теперь обеспечивают огромные надписи «Меры предосторожности при воздушных атаках» на стенах. Когда мужчина скажет, что сражается, дабы защитить Англию от иностранных захватчиков, женщина вспомнит, что для нее не существует «иностранцев», поскольку, согласно законам, она сама становится иностранкой, выходя замуж за человека другой страны. И она сделает все возможное, чтобы это признали, но не по принуждению, а из человеческого сострадания. В двух словах, все эти факты рационально доказывают и убеждают, что у женщин ее класса нет причин благодарить Англию прошлого или настоящего,
