сидел за столом, погруженный в чтение донесений. Он поднял голову от бумаг и строго взглянул на вошедшего:
— Что случилось, друг мой?
— Простите… я прошу извинения, мой префект…
— Я уже говорил вам, Мартурэн, что этот способ обращения мне крайне неприятен. По моей просьбе и господин Каволо уже вас инструктировал на этот счет. Мы не при прежнем режиме.
— О, конечно, господин префект. Но я так возмущен, он меня прямо-таки вывел из себя, у меня все внутри кипит, господин префект.
— Вот теперь правильно. Именно так должен говорить свободный человек. Так что случилось?
— О! Я вам сейчас такое расскажу!
— Дорогой Мартурэн, у меня мало времени.
— Приехал молодой человек, прилично одетый: редингот, шляпа, все, как положено. Звонит у ворот: «Я по приглашению господина префекта», — говорит он мне и показывает бумагу с вашей подписью, печатью, все, как положено. Я открываю.
— Правильно, потому что у него есть приглашение.
— Правильно? Этот мерзавец меня обманул. О! Мерзавец из мерзавцев! Он пришпорил свою кобылу и понесся прямо в сад. Вы знаете, что он наделал? Он носился где только можно. Истоптал газоны, перепортил клумбы. А розарий? Это надо видеть: все вазоны опрокинуты. Я, конечно, начал кричать. Так он напал на меня. Я вынужден был убежать…
Префект едва заметно усмехнулся. В его глазах зажглись искорки, и непонятно было, смех или гнев отразился в них. Он поднялся, подошел к окну и открыл его.
— Да, я слышал какой-то шум, но подумал, что это рабочие шумят.
То ли он хотел своим спокойствием удивить привратника, то ли пытался казаться безразличным, а может быть, втайне потешался над его горячностью.
— Да это шевалье дю Ландро, — сказал он, выглянув в окно, — достойный молодой человек! Его поведение показывает, что возвращение из России его не очень утомило, если он, конечно, вообще там был.
— Но, господин префект, он безобразничает или нет? Что вы на это скажете? Звать мне жандармов?
— Ни в коем случае, мой друг. Оставь. Когда они утомятся, он и его кобыла, я его приму.
Префект был небольшого роста, ловкий и хитрый, с длинными, заостренными ушами и намечающейся лысиной. Он не вышел из-за своего стола, когда вошел Ландро, а только поднял глаза от бумаг и жестом указал на стул. Шевалье еще не перевел дыхание, и его глаза бешено вращались. Он казался громадным великаном рядом с коротышкой префектом.
— Да садитесь же, господин. Это я просил вас прибыть в префектуру… Но сначала позвольте мне выразить вам мою благодарность за труд, что вы взяли на себя. Вид этого сада, разбитого по бечевке, меня давно раздражал. Я за свободу природных проявлений. Кстати, мы заказали проект еще одного, нового, здания. Да, да, мы растем, развиваемся! Короче, вы всего за один час выполнили работу по очистке территории, которую мои неповоротливые садовники делали бы три дня, а может быть, и целую неделю. Я удивлен: откуда вы узнали, что мне не нравится этот дурацкий сад?
— Господин префект, — вставил, наконец, слово в тираду хозяина кабинета шевалье, — я надеюсь, что вы вызвали меня не для того, чтобы поговорить о разведении садов?
— Но это вы порадовали меня своей инициативой. Конечно, я собирался поговорить с вами на другую тему. Вы не догадываетесь, на какую?
— Я не любитель шарад и загадок.
— Что касается меня, господин Ландро, есть происшествия, на которые я не обращаю внимания. Но этот случай особый! Согласны вы со мной или нет, но я в этом департаменте отвечаю за порядок и за сохранение чистоты нравов.
— Достаточно ораторских упражнений, господин префект. Чем я нарушил этот столь любимый вами порядок?
— У меня на вас есть неприятное донесение, которое я должен буду после рассмотрения передать главному прокурору для производства.
— Я что, тайный заговорщик? Я нападал на ваших солдат? Может быть, я ограбил почтовую контору?
— Не смейтесь, господин. Вы без разрешения проникли в монастырь и пытались силой увести одну из послушниц.
— Я ее привел обратно.
— Это правда. Однако, господин шевалье, сначала было похищение и осквернение обители.
— Но, господин префект, вам, вероятно, уже известны все подробности этой истории и причины, побудившие меня к этому?
— Да. Но его величество император заинтересован в религиозном мире, особенно в Вандее. Там, наверху, не поймут, если мы будем терпеть подобные факты и оставлять их безнаказанными.
— Вы заботитесь о своем нынешнем кресле или о продвижении по службе?
— Оставьте ваши намеки. Вы виновны, и вы же еще и оскорбляете меня.
— А не вы ли должны ответить за то, что произошло со мной? Кто вызвал меня к Каволо? Кто предложил мне эполеты? Кто «любезно» отправил меня в Россию и заставил там потерять все, что у меня было в жизни? И вы еще хотите, чтобы я был вежлив?
— Это трагическое стечение обстоятельств. Но, господин, если мой главный секретарь вас вызвал, то у него на то были серьезные основания. Вы были замечены в подозрительной деятельности.
— Был воспитанником Форестьера!
— Нет. Форестьер давно одумался, на этот счет мы были спокойны.
— Тогда объясните, что вы имеете в виду?
— Мы подозревали, что вы попали под дурное влияние, например, со стороны Рошжаклена. Господин Рошжаклен — это почти профессиональный смутьян.
— Я с ним встречался всего-то раза три.
— Немного больше.
— А Наполеону были нужны люди?
— Господин, вы были слишком молоды, чтобы отдать вас в руки парижской полиции. Они часто при арестах перестраховываются.
— Получается, что я еще должен вас поблагодарить? Вместо этого я разорил ваш сад, нарочно, господин префект, чтобы у вас не появлялось больше желания вызывать меня!
— Напрасно вы горячитесь. Ваш демонстративный гнев не производит на меня никакого впечатления. Я хотел бы кое-что добавить. В вашем поведении есть какие-то противоречия, которые от меня ускользают. Вы излагаете ваши роялистские взгляды во всех кабаре, не скрываете, что ждете падения императора и возвращения Бурбонов, то есть вы громко заявляете о своей принадлежности к движению шуанов или к тому, что от него осталось. С другой стороны, вы похищаете послушницу из монастыря, как это делали синие в девяносто третьем, люди, имевшие совершенно противоположные взгляды.
— Я шатаюсь по кабаре с момента моего неудачного визита в монастырь! Мне нечего больше терять! Плевал я на все!
— Однако девизом ваших дебошей были слова «Бог и король»?
— Ну были, и что?
— Даже допуская, что эти слова, с вашей стороны, только глупая пьяная бравада, у нас есть причины подозревать вас и в другом, и я все равно могу вас арестовать.
— Если своим приглашением вы
