— Какой у вас замечательный загар, — сказала мне как-то одна из Лидиных сослуживиц. — Я была на море, это мне обошлось в добрые две тысячи, и ничего. Покраснела, как поросенок, потом вся облезла, а тысячи вылетели. Кое-кто сумел выбрать себе неплохую профессию…
Я добил ее, сказав, что еще не отдыхал и пусть она посмотрит на меня, когда я вернусь из отпуска. Потом я заметил, что она уже давно не встречалась с Лидой, поэтому и не знает ничего. Мне хотелось хоть как-то выговорить ей за это море, с которым нам придется еще некоторое время подождать, потому что мы даже не могли себе представить, как туда можно отправиться с детьми.
Лида, возвращавшаяся домой в начале каникул позже, чем в обычные дни, из-за необходимости пройти переподготовку и аттестацию, теперь проводила целые дни с ребятами в лесу. Она совершала с ними утомительные походы за земляникой, в это время появившейся в нашем Шумавском районе, надеясь, что длительные переходы утомят детей и погасят избыток их энергии. Лида возвращалась усталой, в то время как ребята всегда очень быстро преодолевали кризис, чтобы с новым воодушевлением предаваться уличным забавам. Лида с нетерпением ждала того августовского дня, когда я возьму часть своего отпуска и смогу отправиться вместе с ними в лесные путешествия. Я же очень надеялся, что погода к тому времени улучшится и мы сможем ходить купаться, что с учетом длительного плавания в сущности означает проводить отпуск в горизонтальном положении.
Но мои надежды не оправдались. Погода даже во время моего отпуска не улучшилась настолько, чтобы можно было сидеть у воды. Так что походы за земляникой продолжались, с той разницей, что этих прекрасных ягод становилось все больше, а иногда мы находили даже бруснику или грибы. Порой мы заходили в какой-нибудь отдаленный лесной ресторан пообедать. В таких случаях мальчиков было легче удержать от таких привлекательных мест, как муравейники, птичьи гнезда или свалки. Их притягивало ожидание мороженого со сливками.
Сложность состояла в том, что когда они были на месте, то хотели свой обед начать с мороженого, а по возможности и закончить мороженым. А мы с Лидой всегда опасались, как бы кто-нибудь нас не узнал и не подумал, что эти двое отчаявшихся родителей, которые полностью потеряли контроль над своими отпрысками, по профессии — учительница и политработник. То есть воспитатели.
В один из таких дней мы возвращались после неудачного загородного обеда, во время которого ребята пролили кофолу на белоснежную скатерть ресторана первого разряда, и на живописной лесной опушке наткнулись на двух пожилых людей. Муж спал, лежа на животе, а жена увлеченно разгадывала кроссворд. Услышав крики наших парнишек, она с огорчением посмотрела на них. В этот момент я узнал этих людей.
— Это Томашековы, — сказал я Лиде, сознавая, что без очков она находится в невыгодном положении по сравнению со мной.
Томашекова сняла очки для чтения и тоже узнала вас.
— Вставай, это Шебековы, — негромко скомандовала она мужу.
Последовали обмен рукопожатиями и затем приглашение расположиться на их одеяле.
— Я не знал, что вы в отпуске, — сказал я Томашеку и сразу же понял, что нашел не совсем удачный ход для начала разговора.
Томашек покраснел и тоном человека, признающегося в серьезном нарушении закона, сказал:
— Я не в отпуске, просто взял выходной за дежурство.
Я рассудил, что это очень правильно — проводить выходной день после дежурства в таком живописном месте.
Томашек посмотрел на меня, и по его взгляду я понял, что от меня он такого не ожидал. К счастью, в это время в центре внимания оказались дети. Петя, заявив, что у тети красивые очки, дважды попытался надеть их, при этом они у него дважды упали и только по счастливой случайности не разбились. Павлик двумя взмахами руки, достойными художника-академика, исчеркал незаконченный кроссворд.
Лида при этом чуть не получила инфаркт, я же делал вид, что ничего не замечаю. Томашек никак не мог опомниться от признания, что проводит здесь свой выходной после дежурства, а его жена выглядела чрезвычайно довольной.
— А что, если тебе сходить за бутылочкой вина, папочка? — вдруг сказала она. — В тот ресторан, откуда только что пришли Шебековы. Это меньше километра, и тебе будет полезно пройтись.
Томашек неторопливо встал, обулся и, порывшись в сумке жены, достал кошелек.
Я предложил пойти вместе с ним.
— Нет, останьтесь здесь, Петр, — сказала Томашекова. — А то по дороге вы начнете говорить о службе, а мне бы этого не хотелось.
Назвав по имени, она полностью обезоружила меня. Как только ее муж исчез из поля зрения, она сказала:
— Первый раз за все эти годы, что мы вместе, он взял выходной после дежурства. Едва мы пришли сюда, он сразу лег и уснул. Никогда в жизни такого не было. Он умеет чувствовать прелесть трав, радующих глаз свежестью, деревца, только что пробившегося сквозь камни, может часами следить за суетой муравьев или прислушиваться к пению птиц. А сегодня улегся и заснул.
В ее голосе чувствовались беспокойство и неуверенность.
Я поднял голову, пытаясь узнать, что думает об этом Лида. Но она в это время уже удалялась с детьми, говоря им, что недалеко отсюда течет прекрасный ручей.
— Он очень устал, в последнее время было много работы, — ответил я.
Через некоторое время вернулась Лида с детьми, затем вскоре пришел и Томашек.
— Ну что ж, можно выпить, если будет из чего, — сказал он, вопросительно посмотрев на жену, но ответа не получил.
Лида достала из сумки термос, в котором из-за постоянной жажды Пети и Павлика всегда носила чай, отвинтила крышку-стаканчик и передала нам для общего пользования. Приложив определенные усилия, Томашеку удалось толстой веткой протолкнуть пробку внутрь бутылки.
Томашек налил вино и подал стаканчик Лиде. Она решительно отказалась, сказав, что, даже если этого по ней и не видно, она все же здесь не самая старшая, а начать надо с него.
Когда мы возвращались, Томашек чувствовал себя не совсем хорошо. Он часто останавливался, не слишком убедительно пытаясь маскировать свои остановки интересом к красивым деревьям или необычным краскам цветов. Я шел рядом с ним, останавливался вместе с ним, делая вид, что не могу оторвать глаз от того, что ему так нравится. Женщины шли впереди, держа за руки ребят и беседуя о положительных качествах и недостатках службы быта в нашем городе.
В центре города мы расстались. Оставшись с Лидой одни, мы единодушно отметили, что провели прекрасный день.
* * *
Последнее августовское воскресенье, ставшее заключительным днем моего отпуска, выдалось на славу. С самого утра солнце грело так, что казалось, оно хотя бы в конце моего отпуска пытается оправдать себя за не совсем хорошее поведение в предшествующие недели. Кажется, весь Милетин собрался у озера Кахияку, окруженного со всех сторон загорающими людьми и их автомашинами и мотоциклами. Дети, видимо, догадывались, что через несколько дней все это закончится, и прощались с каникулами по-своему. Их крики слышались со всех сторон, лишь изредка заглушаемые голосом из репродуктора, напоминающим некоторым катающимся на лодках, чтобы они вернулись к пристани, так как их время проката закончилось.
Группа солдат — а то, что это были солдаты, можно было сразу же определить по куче набросанных форменных брюк, рубашек, фуражек и ботинок — под неодобрительными взглядами остальных отдыхающих пыталась организовать что-то отдаленно напоминающее волейбол. Когда один из солдат во время эффектного прыжка не очень аккуратно задел пожилого мужчину, загоравшего лежа на надувном матрасе, и получил за это тоже не совсем приятный выговор, воины отказались от своего любимого занятия — поваляться под солнечными лучами — и встали в очередь за лимонадом.
Я со своей семьей приткнулся на одеяле и незаметно наблюдал за солдатами. На первый взгляд могло показаться, что все они одинаковые. Одинаково загорелые, пышущие здоровьем, с самоуверенными взглядами двадцатилетних юношей, перед которыми открыт весь мир. Но я все-таки сумел заметить, что каждый из них по-своему особенный, у каждого проявляются свойственные только ему характерные черты, у каждого свои особые проблемы, интересы, стремления, радости и печали, и в деятельности политработника не может быть ничего хуже, чем не принимать это во внимание.
Различались они в том, как вели себя, проходя мимо меня, когда им предстояло решить задачу, каким образом выказать свое уважение начальнику в этой обстановке. Одни кивали, другие почти заговорщицки подмигивали, а нашлись и такие, которые держались так, как будто не узнавали меня. Одно я могу признать с гордостью — почти никто из них не обошел взглядом Лиду, и мало кому удалось скрыть, что мой выбор весьма неплох.
