Но, разве мог я рассказать истинную причину своего обмана. Разве мог я сказать Жене, что знаю её совсем мало, что я из другой, не существующей для неё, жизни. Что попал сюда неизвестно по какой причине. Что едва с ней, Женей, знаком. Что в этой жизни, она, на самом деле, не вызывает у меня никакой страсти, желания, лишь сочувствие. Что я действительно её использую в своих, корыстных целях. Что такое поведение моё жестоко. Что на самом деле, больше всего я хочу вернуться к себе, стать собой прежним.
Между нами установилась пауза. Я чувствовал неловкость.
— Хорошо, ты права! – не выдержал я. – Всё не совсем так, как ты представляешь. На самом деле, я не думаю, что тебя обманывают. Просто мне в последнее время кажется, будто я маленький ребенок. Я запутался. Мне страшно. Я никогда раньше не испытывал такой страх. И… - я замолчал, подбирая слова… - если я не выпутаюсь, если так будет продолжаться и дальше…
— То что, - недоумевала она?
— То никому из нас, ни мне, ни тебе, хорошо не будет, - продолжал я, обдумывая каждое слово. Потому, что сделай я неправильный шаг, произнеси неловкость, как тут же всё изменится. Разрушится между нами, едва контурированная полоска взаимопонимания. Видимого взаимопонимания.
— А, - раздраженно махнула она рукой, - Ты, опять. Ты, конечно же, хочешь, что бы в очередной раз было тебе хорошо и спокойно. Чего же ещё можно ожидать от человека, - который… она замолчала, теперь уже отстранившись от меня, и глотала ртом воздух, подбирая слова, будто неожиданно рассыпав их в окружающем пространстве, теперь пыталась восстановить потерю.
— Который что? – не выдержал я.
— Который - тряпка! – закричала она, - О которого, ноги можно вытирать!
— Ноги?! – теперь уже я не желал останавливаться.- Ноги? – я понимал, что скандал разразился вновь. Но в том то и дело, что уже разразился. Мне ничего не оставалось делать, как кричать в ответ. – Кто же это о меня ноги вытирает?!
— А то ты не знаешь?!
— Дура, - орал я в ответ, - если бы ты знала, на сколько я, действительно не знаю и не понимаю всего происходящего, даже ты бы со своим воспалённым мозгом удивилась!
Казалось, она не слышала:
— Даже соседские дети вытирают! И вместе мы живём, сам знаешь почему! – хватала она яростно воздух ртом.
Я замолчал. Мной, вдруг, овладело ощущение, будто я принадлежу всем в этом мире. Именно всем. Все пользуют меня, как хотят. И меня совершенно нет для себя самого. Стало страшно и грязно на душе. Ощущение, словно продался за низкую цену. Словно я дешёвая давно немытая проститутка, пахнущая потом, луком и купленная оптом – на всех сразу. Отстой!
— Ты жалок, - Женькин стон подтвердил мои мысли, - она заплакала, уткнувшись носом в мягкую спинку дивана. Я сидел рядом и смотрел на неё, ничего не в силах произнести. Тысячи иголок вонзались в мозг и раздирали его на части с каждым новым всхлипыванием. Совершив усилие над собой, я, всё же, приобнял её за вздрагивающие плечи.
Мы были двумя жалкими обманутыми людьми. Её обменяли, как какую-то вещь, меня купили, как залежалый товар – со скидкой.
— Хорошо, хорошо, - шептал я, - успокойся, всё нормально. Больше не будем ссориться. Смесь раздражения и досады переворачивались в груди, когда я обнимал женщину. Пытаясь её утешить, чего на самом деле я хотел? Точно знаю, что хотел в этот момент держать за плечи любимого человека. И на месте Жени представлял любимого человека. В самой Жене видел любимого человека. Только понимал, что она не любимый человек. Я не знал, кто это может быть, но до боли в позвоночнике хотел, что бы он был – этот любимый человек. И корил себя одновременно за то, что обманываю женщину своим поведением. Мне не хотелось ей лгать, но я лгал, потому что больше чем нежелание лгать, у меня было желание иметь рядом любимого человека.
— Когда же я найду тебя? – спрашивал я свою собаку.
— Никогда, - жестоко отвечал щенок.
— Никогда, - шепнуло сердце, больно ущипнув в груди.
— Никогда, - понял я, - или… может быть… что, впрочем, всё равно, Никогда.
Женя уже тихонечко сопела, изредка всхлипывая. Я отпустил её плечи. Правая рука от неудобной позы затекла, отчего сейчас, её неприятно покалывало. На веки наваливалась вселенная информации и вселенская усталость. Спать захотелось жутко. Я прошёл в спальню и, раздевшись, лёг на кровать.
***
Рас-каяться, по-каяться. Слышал я голос, в черноте, меня окружавшей. Словно капли воды на темечко – рас-каяться, по-каяться. Моя бестелесность ничуть не приносила мне облегчения. Всё моё существо, или же несущество, содрогалось. Рас- и секундное ожидание следующей капли – каяться; по- мимолётная передышка –каяться. Маятник, рассекая воздух взлетает вверх и в высшей точке замирает: рас- дальше летит со свистом, разрушая всё на своём пути –каяться. По- и вновь всё повторяется заново, грохот разрушений, плач, стоны, -каяться. Чернота серела. Свет вползал, разрушая незрячесть. Небо. Палящее солнце. Жёлтый песок. Человек, влачащийся по пустыне. Рас- медленно передвигаются его босые ноги по раскалённой жёлтой крупе. По-…
— Эй, - подумал я, и мысль раскатом грома разнеслась по небу.
Человек зашагал быстрее.
— Эй!
Теперь он почти бежал. Бежал в сторону горизонта. Где горячий воздух, поднимаясь в синеву неба, слагал причудливые миражи.
Я видел, как человек удалялся и, в тоже время, будто присутствовал с ним рядом. Физические усилия, прилагаемые человеком, искажали его лицо, и без того обезображенное пустыней. Дыхание человека становилось более шумным, и наступил такой момент, когда мужчина просто кричал, силясь выдохнуть горячий воздух, чтобы тут же втянуть новую порцию раскалённого, удушливого неба.
— Постой же - теперь окликнул я.
— Оставь меня – с трудом зарычал человек, - ты велел уйти, я ушёл. Меня нет. Чего тебе ещё нужно! Ты лишил меня всего. – Человек остановился, не в силах больше идти. Он одышливо хватал полным ртом горячий воздух. – Не понимаю, за что ты поступаешь так со мной. Я виновен в чужой смерти, так почему же ты не отплатишь мне тем же? Почему ты не пошлёшь мне ту же смерть, что из-за меня, как сказали твои Бараны, настигла Авеля?
Я не понимал слова человека. Не понимал, чем вызвал его злобу. И молчал в ответ.
— Не найду смерть. Даже лютые звери обходят меня стороной. И палящее солнце лишь мучает меня, но ни как не может вырвать из меня жизнь. Горячий песок обжигает мне тело, но никак не вырвет из него душу. Почему!? Ответь мне почему! – шевелил высохшими губами человек. – Я не хотел приходить на этот свет! Рождение - за что оно мне, я его не просил? Смерть – почему ты не ниспошлёшь её мне? Лишь для того, чтобы терпеть твои издевательства? Ненавижу. – Человек упал лицом в песок.
Мир закружился перед моими глазами, словно лейбл винилового диска на старом проигрывателе. Медленно, но неудержимо растворяясь в темноте. Рас-каяться, по-каяться, шипела игла по пустым дорожкам винила. Рас-каять, по-каять.. Часы перед моими открытыми глазами мерно отсчитывали время. Рас-каять, по-каять, неумолимо безостановочно щёлкала секундная стрелка.
***
В сумерках заполняющего комнату позднего вечера был виден силуэт девочки Ренаты. Она стояла рядом с моей кроватью – худенькое, маленькое тельце в ночной рубашке. Тоненькие ручонки свободно свисали вдоль тела. Рената едва раскачивалась вперёд-назад, при этом быстро, почти беззвучно шевеля губами, словно шепча что-то. Испугавшись, я тихонько окликнул её:
— Рената, - позвал я шёпотом.
Она не шелохнулась.
— Рената, - я встал с постели и склонился над девочкой.
Она действительно шептала, но совсем тихо. Сколько я не пытался, не мог разобрать произносимых слов.
— Эй, - я прикоснулся к её плечам, они были горячими, - что с тобой?
В ответ лишь едва различимый шёпот сквозь учащённое дыхание.
Заболела, девочка моя, - я прижал падчерицу к груди. – А может, просто переутомилась. Трудно жить в такой семье и оставаться спокойной. Ну, ничего, всё скоро исправится. Всё станет по-другому. Обнимая Ренату, я чувствовал, как жалость изнутри царапает моё сердце.
Вдруг, в комнату ворвалась Женя.
— Как ты смел! – закричала она. - Негодяй! Я так и знала! Урод! Я всё расскажу Натану! Милиция! Милиция! – вопила она.
Девочка очнулась от крика. Испугавшись, она вырвалась из моих объятий и, подбежав к матери, заплакала.
— Он что-то делал с тобой, доченька? – скорей не спрашивала, а убеждала Женя дочку.
— Мамочка, я не знаю, - испуганно заливалась та слезами.
Такое поведение ребёнка только подтверждало нелепую догадку Евгении.
— Сволочь! – она схватила телефонную трубку и стала быстро нажимать на кнопки.
Объяснять, что ни будь, было бесполезно. Я сам растоптал бы голову человеку, попытавшемуся домогаться девочки девяти лет от роду. Нельзя было, зная напряжённость моего присутствия здесь, вести себя так безрассудно. Нужно было всегда соблюдать дистанцию между собой и ребёнком. Тем более, чужим ребёнком. Ужасно, но у меня появилось ощущение, что я действительно домогался Ренатки. Я ведь и вправду, чувствуя, как дрожит её хрупкое тело, испытывал в груди какое-то трепетное ощущение. О, кошмар!
