— Но она же плачет. Вдруг ушиблась?
— Если бы ушиблась, она бы не так плакала. Я своих спиногрызов знаю. Это она просто испугалась. Ничего, пусть привыкает, что есть вещи, с которыми нужно справляться самой. Вы спрашивайте, пожалуйста, не обращайте внимания.
— Припомните, может быть, Тамара рассказывала вам о своей работе — куда ездила, где переводила. Конференции, симпозиумы и так далее.
— Да, вы знаете, было такое. Я сказала ей, что мой муж — врач-ортопед, ученик самого Илизарова, а она ответила, что видела Илизарова на международном симпозиуме в Новосибирске, там была целая бригада переводчиков из Москвы. Мы, конечно, больше о талантливом медике говорили, знаете, две бабы собрались — так они будут внешность обсуждать, а не научные проблемы.
Андреева легко и заразительно рассмеялась. В это время на пороге комнаты возникла живая белокурая кукла с заплаканным лицом.
— Когда папа придет? — требовательно вопросила кукла.
— Папа придет утром, он дежурит, — Невозмутимо отозвалась хозяйка. — А что случилось? Зачем тебе папа?
— Он меня пожалеет, — сердито заявила кукла по имени Светланка. — Я плачу, плачу, а ты не идешь.
— Хорошо, детка, ты поплачь до утра, а там и папа вернется с дежурства. Иди, пожалуйста, за стол и все доешь. И проследи, чтобы Павлик не трогал кетчуп.
Маневр отвлечения девочки от собственных страданий был проведен ловко и незаметно. Требуемую долю жалости малышка не получила, но зато ей в руки дали оружие, позволяющее осознать собственную значимость, — право контроля над старшим братом, роль маминой помощницы. Она моментально повеселела и вприпрыжку помчалась обратно на кухню с радостным криком:
— Павлик, не смей трогать кетчуп, мама тебе не разрешает!
Тарадин не смог сдержать улыбку.
— Вы опытный педагог, — заметил он. — У вас, наверное, большая практика?
— Огромная, — кивнула женщина. — Я с девятнадцати лет в детском саду работала, а когда стала расти по административной линии, так своих трое появилось. У меня с детьми никогда проблем не было.
— А у Тамары? Вы ведь возили ребятишек, как она с ними общалась?
— Вы знаете, не очень успешно. — Андреева покачала головой. — Было видно, что она детей не любит и общаться с ними не умеет. Она и сама это знала, даже как-то пожаловалась мне, что у нее контакты с детьми не получаются. Ну, не то чтобы пожаловалась, она вообще ни на что не жаловалась, просто заметила, что уже второй раз едет с детской группой, а понимать ребят так и не научилась. В первый раз, кажется, она ездила с гимнастами из детской спортивной школы на какие-то соревнования. По-моему, в Дюссельдорф, если я ничего не путаю.
— О своей личной жизни Тамара ничего не рассказывала? О семье?
— Нет, в этом смысле она была замкнутой, со мной не делилась.
Разговор с сотрудницей Министерства социальной защиты не прошел зря. По крайней мере было понятно, куда двигаться дальше, где еще искать следы Тамары Коченовой.
* * *
Женщина сидела на ступеньках лестницы и плакала, тихонько всхлипывая. Юрий Оборин уже собрался было пройти мимо нее к лифту, но остановился.
— Что у вас случилось? — участливо спросил он. — Я могу вам помочь?
— Я очки разбила, — пролепетала женщина горестно. — Я не могу без них идти по улице.
Она подняла заплаканное лицо и протянула ему раскрытую ладонь, на которой лежала оправа вместе с осколками стекол.
— Не знаю, что теперь делать.
— Сильные стекла? — спросил Оборин.
— Минус семь с половиной. Я без них все равно что слепая.
— Пойдемте. — Он решительно потянул женщину за руку. — Вам нужно успокоиться, а потом я провожу вас до ближайшего метро. Там в подземном переходе есть лоток «Оптика», купите себе новые очки.
Она жалко улыбнулась, но послушно встала и пошла следом за Юрием. Крепко придерживая ее за локоть, Оборин довел женщину до своей квартиры, пропустил в дверь и сразу направил в ванную.
— Умойтесь, у вас краска потекла.
Через пару минут незнакомка неуверенным шагом, легко касаясь стен, вернулась в комнату. Если бы не беспомощное выражение лица и не напряженно сощуренные глаза, она была бы довольно привлекательной. Оборин увидел, что черты у нее четкие и правильные, длинная, хорошей формы шея, округлые покатые плечи. Женщина села в кресло и, закинув ногу на ногу, расслабленно откинулась на мягкую спинку. Юра по достоинству оценил ее изящные щиколотки и красивые колени.
— Как же вы так неосторожно?
— Тетка какая-то налетела сзади, торопилась на автобус. Я не удержала равновесие, и вот… — Она растерянно развела руками. — Знаете, самое обидное не это. Я хотела доползти до ближайшего автомата, позвонить мужу, чтобы забрал меня, иду и спотыкаюсь, я же под ногами ничего не вижу, за стену дома держусь. А тут мужчина какой-то, с виду приличный, меня увидел и как начал гнать: вот, молодая, напилась с утра пораньше, еле на ногах стоит, шатается, пьяница, проститутка, и все в таком роде. Народ на меня оглядывается, тут же бабки нашлись — любительницы покритиковать молодых, заголосили хором всякую мерзость. Я не выдержала и расплакалась. Представляете? Совсем растерялась, так мне обидно стало, горько, я и разревелась. Сразу же тушь потекла, глаза защипало, в общем… — Она махнула рукой. — Не вижу ничего, слезы душат, вот и зашла в подъезд. Сижу, реву, что дальше делать — не знаю. Со мной в первый раз такое.
— Вы в первый раз очки разбили? — удивился Юрий.
— Да нет, разбила-то не в первый, но у меня всегда в сумке запасные были. А вот в последний год я все никак не соберусь вторые очки сделать. Сначала нервничала, боялась, что разобью единственную пару, а потом как-то привыкла, даже и забывать стала, что запасных нет. Вот, допрыгалась. Далеко до вашего метро?
— Минут десять средним шагом. Хотите чаю? Может быть, вы голодны?
— Хочу чаю, и есть тоже хочу, — впервые улыбнулась женщина, и Оборин заметил превосходные ровные зубы. — Но мне ужасно неудобно вас затруднять. Хотя до метро я без вашей помощи все равно не доберусь. Давайте знакомиться, что ли? Меня зовут Ольга. А вас?
— Юрий. Сосиски будете?
— Я буду все. — Ольга рассмеялась. — А как вы выглядите, Юрий?
— Нормально. — Он пожал плечами. — Типичная средняя внешность. Вы посидите здесь, пока я поесть приготовлю?
— Возьмите меня с собой на кухню, — попросила она. — Я же почти ничего не вижу, так хоть разговаривать с вами буду.
Он снова крепко взял ее под локоть и осторожно повел на кухню. Ольга была так близко, что Оборин чувствовал запах ее духов, тяжелый и дурманяще сладкий. На миг его кольнуло острое чувство нежности к этой взрослой женщине, которая оказалась в зависимости от него и нуждалась в его помощи и поддержке.
— А вы в самом деле меня не видите? — спросил он, усадив ее на табуретку и доставая кастрюльку для сосисок.
— Очень плохо, — призналась она. — Вместо лица — какой-то расплывчатый розовый блин. Вы, наверное, красивый.
— Ничего подобного, — сердито отозвался он. — Я уже сказал, у меня самая обыкновенная внешность. Чем вы занимаетесь, Оля?
— Я медсестра. А вы?
— А я наполовину юрист.
— А на вторую половину?
— Неизвестно что. Вообще-то я аспирант юридического факультета, через год закончу диссертацию, а что потом — понятия не имею. То есть понятно, что я останусь на своей кафедре сначала преподавателем, потом, Бог даст, доцентом. Но точно так же понятно, что на эти деньги нормальный человек прожить не сможет. Уйду в адвокатуру, наверное.
— А почему не в фирму? Они юристов с руками отрывают и платят хорошо.
— Да кому я нужен в фирме-то? — презрительно скривился Оборин. — Им нужны цивилисты, хозяйственники, специалисты по договорам. А у меня — уголовное право.
— А переквалифицироваться нельзя? Это же, наверное, несложно.
— Ох, Оленька, ну что вы такое говорите! Представьте себе, что врач-окулист решит переквалифицироваться в дерматолога. Пойдете вы к такому врачу? Будете доверять его профессионализму? А ведь обе дисциплины в одном институте изучают. И у нас точно так же. Когда выбираешь специализацию, то начинаешь углубленно изучать ту отрасль права, которую чувствуешь лучше всего, к которой у тебя душа лежит. Тогда все в радость, тогда никакая зубрежка не нужна, потому что ты внутри себя ощущаешь общую логику отрасли права, и все само собой укладывается в голове и запоминается. Человек должен заниматься тем, что ему интересно, только тогда из этого будет толк. А если менять квалификацию с расчетом на заработок, то новую отрасль никогда не освоишь на уровне мастера, так и останешься подмастерьем на всю жизнь. Вам хлеб белый или черный?
— Черный. А позвонить от вас можно?
— Конечно, сейчас я принесу телефон.
— Юра, если не трудно, захватите из комнаты мою сумку, в ней записная книжка.
