— Юра, если не трудно, захватите из комнаты мою сумку, в ней записная книжка.
Оборин принес телефонный аппарат и сумку. Ольга достала записную книжку и поднесла ее к самым глазам, поворачивая страницы к свету и напряженно вглядываясь в мелкие цифры. Потом она опустила голову, приблизив лицо к кнопкам и почти касаясь их чуть длинноватым носом, и набрала номер.
— Анна Георгиевна? Это Ольга. Извините меня, пожалуйста, но я сегодня до вас не успею доехать. Нет, никак не получается, я до пяти часов не успею. Когда можно подъехать? Завтра? Отлично, завтра, с десяти до двенадцати. Спасибо вам.
Она повесила трубку и горестно вздохнула.
— Ну вот, к зубному опять не попала. Целый год собиралась, все до отпуска откладывала. Боюсь, завтра у меня духу не хватит. Сегодня-то я настроилась…
— Вы боитесь зубных врачей? — удивился Юрий.
— До обморока…
* * *
— Вы боитесь зубных врачей? — спросил он так удивленно, словно медицинские работники какие-то особенные и не должны бояться своих же коллег.
Конечно, она боялась зубных врачей, но при этом помнила, что красивые зубы — одно из ее несомненных достоинств, и посещала стоматолога регулярно, хотя перед каждым визитом два-три дня ходила сама не своя от страха перед возможной болью.
— До обморока, — честно призналась Ольга Решина.
— Значит, вы сейчас в отпуске?
— Ну да.
— Едете куда-нибудь?
— Уже съездила, две недели гостила у родителей, теперь до конца отпуска буду в Москве.
— И много осталось гулять?
— Пять дней, — вздохнула она. — Все хорошее быстро кончается.
Они поели, выпили чаю с шоколадно-вафельным тортом. Исподтишка наблюдая за Обориным, Ольга прикидывала, насколько «трудным» он может оказаться. Та легкость, с которой он привел ее к себе в дом, могла быть следствием легкомыслия, и в этом случае окрутить его будет несложно. Но если это проявление уверенности в себе и сознания собственной силы и неуязвимости, то борьба может оказаться нелегкой и долгой. С первого раза может и не получиться. Без очков она действительно не видела его лица и не могла наблюдать за мимикой, по которой можно было судить о том, как он расценивает сложившуюся ситуацию и что думает о ней, Ольге. Скорее бы надеть очки, чтобы начать хоть как-то ориентироваться.
— Простите, Юра, я вам надоедаю, но мне очень тяжело без очков. Проводите меня, пожалуйста, до метро, — попросила она.
— Конечно, — спохватился он. — Пойдемте.
Он помог ей надеть куртку и, крепко держа под руку, вывел из квартиры. По улице они шли медленно. Ольга и в самом деле почти ничего толком не видела и чувствовала себя крайне неуверенно, то и дело спотыкаясь на неровном асфальте и все сильнее прижимая к себе руку Оборина. Наконец они спустились в подземный переход, и Юрий подвел ее к стенду с очками и оправами.
— Девушка, — обратился он к продавщице, — что у вас есть на минус семь?
— Минус семь? Только вот эти.
Продавщица сняла со стенда и протянула ему нечто совершенно нелепое.
— Но это же мужская оправа. А женских нет?
— Я же сказала, молодой человек, на минус семь — только эти.
— Нет, это ужасно, — решительно сказал Оборин, возвращая очки. — Женщина не может это носить даже под страхом смерти. А если поменьше диоптрии? Оля, можно поменьше?
— Конечно, — торопливо согласилась она, — какие угодно, лишь бы хоть что-нибудь видеть.
— Тогда покажите, какие есть приличные женские очки, — потребовал Юрий.
Продавщица почему-то сразу подобрела и кинулась перебирать висящие на горизонтально натянутых веревках оправы.
— Вот очень хорошая оправа, стекла минус пять. Вот эта тоже модная, минус четыре. Примерьте, я вам зеркальце дам.
Ольга надела очки минус четыре. Сразу заломило глаза и резко заболела голова — стекла были сцентрованы не по ее мерке.
— Нет, эти совсем не годятся. Дайте что-нибудь другое.
— Попробуйте эти.
— Сколько здесь? — спросила Ольга, беря протянутые очки в очень симпатичной оправе.
— Минус три с половиной.
Эти очки оказались лучше, расстояние между центрами было подходящим, и хотя они не давали полной коррекции, но от них зато не болели глаза.
— Годится, — кивнула Ольга. — Сколько они стоят?
Продавщица назвала цену, и Ольга полезла в сумочку за кошельком.
— Ой, а книжка-то! — испуганно охнула она. — Юра, я забыла у вас на столе записную книжку. Вот растяпа! Как же быть? Я без нее как без рук.
— Ничего страшного, — с улыбкой ответил Оборин, — вернемся. Вы же все равно уже всюду опоздали.
Пока все получалось так, как она задумала. Она должна была оставить у него записную книжку и добиться, чтобы он пригласил ее зайти к нему домой снова. И он пригласил.
Обратный путь до дома, где жил Оборин, они проделали уже веселее, даже в слабых очках Ольга видела значительно лучше, чем вообще без них.
— Я вам доставила столько хлопот, — виновато говорила она по дороге. — Но вы очень меня выручили. Просто не знаю, что бы я без вашей помощи делала. Позвольте мне хотя бы купить что-нибудь к чаю.
Это было рискованным, но необходимым шагом. По реакции на эти слова она должна понять, хочет ли Юрий, чтобы она задержалась у него в гостях, или намеревается только отдать ей записную книжку и прямо с порога развернуть обратно.
— Ну что я за хозяин, если буду позволять гостье покупать продукты, — смеялся Оборин, останавливаясь возле киоска, на витрине которого заманчиво сверкали блестящие обертки шоколада, кексов и пачек печенья.
Ольга незаметно перевела дух. Кажется, все получается.
* * *
Оборин не заметил, как быстро пролетело время. Новая знакомая оказалась на удивление приятной собеседницей. Кроме того, теперь, когда она перестала болезненно щурить глаза и с лица ее сошло выражение беспомощности и неуверенности, он понял, что она невероятно привлекательна. Юрий с удивлением вспоминал свой недавний порыв пригласить в гости новую молоденькую аспирантку. Как он мог заинтересоваться юной глупышкой? Вот Ольга — совсем другое дело. Женственная, зрелая, умная.
Он включил все свое обаяние, стараясь ей понравиться и боясь, что она вот-вот посмотрит на часы и соберется уходить, и с радостью замечал, что ей, кажется, тоже нравится быть в его обществе. Во всяком случае на часы она не смотрела. Они подогревали чайник уже в четвертый раз, а разговор все не иссякал. Внезапно Ольга поднялась.
— Наверное, мне нужно уходить.
— Почему? — огорчился Юрий.
— Потому что ситуация в том виде, как она выглядит сейчас, является неприличной. Ее надо или развивать, или прекращать.
Оборин отлично понимал, что она имеет в виду, но все равно глупо повторил:
— Почему? Что неприличного в том, что люди познакомились и мирно беседуют за чашкой чаю?
Ольга помолчала, отошла к двери и облокотилась спиной на косяк.
— Потому что вы слишком мужчина, Юра, чтобы с вами можно было просто мирно разговаривать. Мне становится трудно с вами, поэтому мне лучше уйти.
Он почувствовал, как сердце ухнуло и заколотилось где-то в горле, встал и медленно подошел к ней. Ему хотелось прикоснуться к Ольге, обнять ее, но на руках словно гири повисли.
— Не уходите, Оля. Я не хочу, чтобы вы уходили, — тихо сказал он.
* * *
Заниматься делами Тарадина два дня подряд Настя не могла, у нее было очень много текущей работы. Спасибо Короткову, он действительно накопал много полезной информации и щедро поделился ею, так что на утреннем оперативном совещании Насте удалось избежать бледного вида, но рассчитывать на такую удачу дважды уже нельзя, да и перед Коротковым неудобно. Так что новосибирской конференцией медиков и юными гимнастами Владимир Антонович занимался один.
Он связался сначала с Министерством здравоохранения, потом долго дозванивался в Новосибирск, уговаривал, объяснял, даже слегка обманывал, но в конце концов узнал, что на конференцию Тамару Коченову направляло агентство «Медикор», в котором ее давно и хорошо знали и с которым она сотрудничала уже несколько лет.
С детскими спортивными школами дело шло труднее, в Федерации гимнастики с Тарадиным просто не захотели разговаривать, пришлось по справочной узнавать адреса школ и методично объезжать их. На это ушло немало времени, и в результате выяснилось, что контракт с Тамарой был подписан при посредничестве фирмы «Лозанна», специализирующейся на переводах только с трех языков — немецкого, французского и итальянского. Первоначально фирма создавалась специально для обслуживания различного рода поездок именно в Швейцарию, где говорят на всех трех языках, отсюда и название.
Он исправно звонил Каменской, рассказывая о ходе своих поисков. В «Медикоре» о сентябрьской поездке в Австрию ничего не знали, в последнее время никаких заказов Тамаре не передавали. Характеризовали Коченову как очень квалифицированного переводчика, хорошо владеющего медицинской терминологией. Кроме того, что было немаловажно, она знала латынь, которая широко используется в медицинской научной речи. Именно поэтому ее и приглашали постоянно на различные международные семинары, конференции и симпозиумы.
