раз этим занимаюсь… среди прочего другого. Что у вас дома всё-таки стряслось?
Сигни еще раз поведала о случившемся, но довольно скупо и без лишних деталей. Да, частично она выступала в роли зрителя, посаженного в аквариум с мутными стенами, но произошедшее запомнила хорошо. Арне дополнил ее рассказ упоминанием чудовищной волчицы, после краткого появления которой всё и началось.
– Вы правда считаете, что Эджил стал волком и загрыз собственную собаку, а затем и пропавшего ребенка, с чьей ногой потом носился по Лиллехейму?! – взорвалась Берит.
– Нога?! – Перед широко распахнувшимися глазами Арне пронеслись лица друзей.
– Сара Мартинсен. Мать опознала ее. Хоть это еще и предстоит перепроверить.
Сигни изобразила ту самую отрешенную улыбку, и Арне испугался, что мать опять погрузится в какие-то внутренние дебри.
– Да, сержант Карсен, именно так: Эджил превратился в зверя и загрыз собственную собаку, – сухим тоном подтвердила Сигни. – И лучше поверить в это, чем в людоеда с собачьими зубами.
Берит сделала глубокий вдох, удерживая себя от желания пустить пулю в собственную ногу и сказаться больной. И пусть кто-нибудь другой разбирается с этой теплой, покусанной кучей дерьма.
– Если ты не возражаешь, мы останемся на пару ночей здесь, в муниципалитете, – сказала Сигни. В ее голосе не было и намека на просьбу. Просто констатация факта, вставленного в упряжку с вежливым «если».
В том желании не было ничего удивительного, учитывая рассказанную небылицу, но в Лиллехейме можно было сыскать похожий пустующий дом или просто остановиться у знакомых.
– Почему именно муниципалитет, Сигни?
– Здесь крепкие двери и стальные решетки на окнах.
– Хорошо. Только раздобудьте себе теплые вещи: здесь страшные сквозняки.
Когда Арне и Сигни направились к выходу, Берит наконец-то нажала на пульте управления кнопку «трансляция».
43. Начало работ
А́йрик некоторое время смотрел на тлевшую сигарету и сэндвич с яйцом и салатом. Мысленная монетка была подброшена, и ожирение проиграло потенциальному раку легких. Но едва он коснулся губами сигаретного фильтра, как налетевший ветер вырвал никотиновую палочку смерти и отбросил ее.
– Чёрт! – рявкнул Айрик и в сердцах швырнул сэндвич следом за сигаретой.
Завтрак шлепнулся на асфальт и угодил под колёса грузового автомобиля с краноманипуляторной установкой. Взревел бульдозер, выталкивая на обочину валун, царапавший асфальт. Сизые дымки, поднимавшиеся от техники, приползшей на рассвете из Мушёэна, словно пытались подкоптить солнечные лучи. В камнях свистел ветер.
– Ну что там?! – проорал Айрик, испытывая острую необходимость сорваться на ком-нибудь.
– Ни хрена! Эту груду дерьма не разобрать и за три дня! – крикнул в ответ Рой. Его физиономию уже покрывала каменная пыль. – Как в заднице у моей мамаши!
Желтый экскаватор всё пытался выкатить к бульдозеру еще один камень, походивший на исполинский кусок засохшего мяса. От скрежета ковша сводило зубы. Айрик отошел на три шага в сторону, как будто это могло чем-то помочь, и достал смартфон. Треснувшая белая «сони иксперия» показывала, что со связью полный порядок.
– Алло, Марте? Соедини меня с этой жирной занозой! Нет, это передавать не надо. Да, заеду за тобой в семь. Ну?
На другом конце провода клацнуло, и послышался осипший голос, пробивавшийся сквозь хроническую астму. Говорил Ю́ханнес Бо́рген, лицо мэрии Мушёэна и ее хвост, разметавший все проблемы.
– Что там у тебя, Айрик?
– Выражаясь словами Роя, мы в заднице у его мамаши.
– Всё так плохо?
– Да нет, всё отлично – если у тебя, конечно, нет колонны цистерн с касторовым маслом. В ближайшие дни через Утесы Квасира к Лиллехейму не пробиться. И к чему такая спешка? Бухта Мельген открыта двадцать четыре часа в сутки.
– Ты всходил на завал, Айрик?
Айрик вздохнул. Его вот-вот ткнут во что-то носом, а он даже не чувствовал запаха этой кучи.
– Юханнес, там слишком опасно: утесы до сих пор крошатся.
– Тогда я просто обрисую тебе картину, Айрик. Там сплошная мертвая зона. И ее центр – Лиллехейм.
– Что ты хочешь сказать?
– Хочу сказать, что у нас до сих пор нет четкой картины того, что там происходит.
– Боже, Юханнес, это просто обвал. Приплыви по морю. Можешь даже шапку викинга нацепить.
– Ты знаешь, что такое «белая волна», Айрик? Это волна-убийца[5]. И они устроили в бухте Мельген танец.
– Так не бывает. Волны-убийцы – одиночки.
– Значит, мы оба ни черта не смыслим в чертовых волнах, Айрик.
– Пошли в таком случае хренов вертолет, Юханнес!
– Может, так я и поступлю. А пока ройте. Я хочу знать, почему этот городок решил поиграть в прятки.
Юханнес повесил трубку, и Айрик едва не взвыл от досады. Он окинул тоскливым взглядом рычавшую и плевавшую дымом технику, ломавшую ограждения шоссе и уродовавшую асфальт. В животе ворчало, словно и там проходили аварийные работы.
44. Заботы семейства Хегай
Сон был ледяным и тревожным, как гудок поезда и вибрация рельсов. Дима находился где-то на вершинах Подковы Хьёрикен. Громадные волны на горизонте напоминали вставшие на дыбы серебряные монеты. Луна, невероятно раздутая и растянутая, висела над мертвым Лиллехеймом. Только скалы, покойное безразличие и… она.
Сифграй.
Да, он хорошо запомнил это имя. Оно напоминало воду, сбегающую по скале. Мертвое, что струится по мертвому.
Голая женщина, стоявшая босыми ступнями прямо на камнях, смотрела на него. Она, словно черная икона, была центром этого чудовищного и пустого мира. В изгибах ее тела змеилась та же страсть, что и в прошлый раз. Нечеловеческие глаза смотрели равнодушно. От густой серой гривы по-прежнему отслаивались искры, выстилавшие в воздухе лунные дорожки.
Дима моргнул и вдруг понял, что она не одна. Сифграй подняла руку, и справа от нее возникли Арне и Дэгни. Подростки со слезами на глазах что-то кричали, но сон крал их слова и вминал в тишину. Из обрубка левой ноги Арне хлестала кровь, растекаясь черными кляксами по камням.
Подросток осознал ужасающую истину. Только от него сейчас зависело, будут его друзья жить или нет. Он бросился к ним, но законы сновидения уже тащили его в центр сладкого ужаса.
Кожа Сифграй имела гладкость отполированного камня, и всё равно касания говорили Диме о том, что его руки зарываются в прохладную шерсть. Он со страхом обнаружил, что опять повзрослел. Сифграй крепко прижалась к Диме и обняла ногой за таз, заключая союз истомы между их телами. Он закричал, ощущая, как в следующий миг ее клыки срывают кожу с его черепа, а язык лижет белую кость.
Глаза подростка распахнулись, впуская в разум блики реальности, утверждавшие, что наступило утро. Судя по звукам, доносившимся с первого этажа, Лео что-то жарил. В коридоре раздавалось шлепанье босых ног: Диана направлялась в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок.
Дима поднял одеяло и со стоном увидел, что кошмар опять пустил ему «кровь», будто он какой-то ненормальный, способный получать удовольствие только от ночных чудовищ. Пришлось вытираться.
– Пап, что на завтрак?! – проорал он, выпрыгивая из кровати.
– Гренки на молоке и яйцах, сосиски, сок и
