– Что за ересь. Держи и я побёг.
– Не побёг, а побегу. Вы же офицер милиции. Так сказать, представитель власти.
– Слушай, пигалица, ты мозги не компостируй. Принимай, у меня на земле происшествие. Трупешник киснет.
– Не прокиснет. Садитесь, капитан. Тут я командир. А если я какую-нибудь бумажку стырю. Что будет?
– Ну, ты и занудень, – но сел. Я медленно стала развязывать тесемки первой папки.
– Ты побыстрее можешь?
– Спешить надо, сам знаешь где. Тут дело серьезное. Или нет?
– Слушай, ты тут своим делом занимайся, я смотаюсь на место, опрошу свидетелей и мигом обратно.
– Значит, доверяешь?
– А то?
– Опять ты. Я же говорю, ты представитель власти. Следи за языком.
– Пошла ты, – и почти бегом из моего кабинета. Смешно сказать. Кабинета. Клетушка. Окно так засрано, что света божьего не видать. Утек, опер. Не вернется. А я что буду в его дерьме копаться? Pencil вам на рыло.
Пересчитала листы. Сложила аккуратной стопкой и ну пилить их ручной дрелью. Запыхалась так, как и с другим мужиком не утомлялась.
Кушать захотелось до спазмов в животе. А где тут обедают? Что за чудо. Дверь отворилась и на пороге толстый майор.
– Вижу, справляешься. Молодец. Идем, покажу, где у нас обедают.
Ну не джентльмен ли?
– А дело?
– Чего дело?
– В сейф его надо положить.
Вышли из отделения. Хорошо на улице. Август теплый. Небо синее, синее. Беленькие облачка как будто замерли. Солнце не видать, но его отсвет окрашивает облачка в розовей цвет. Картинка.
– Вы, товарищ майор, куда меня ведете?
– У нас тут одно место. Столовая на углу. На рубль можно хорошо покушать. Ты пиво пьешь?
– И пиво пью.
– Вона как, – опять скопской язык. И где их русскому языку учили?
В столовой полно народу и нам пришлось подождать, пока освободятся места. Одно у входа, другое в углу рядом с окном для грязной посуды. Туда и посадил меня майор.
– Сиди, я принесу, – и то хорошо.
Солянка сборная, фрикадельки по-молдавски и какао с булочкой. Мое пузо приняло все это и вздулось. Пришлось расстегнуть одну пуговку на юбке.
– Сыта?
– Не то слово. Обожралась. Сколько с меня?
– Рубль тридцать. Можешь сейчас не отдавать. Деньги получишь, отдашь, – добрый и толстый. Закон!
К четырем вечера пришел тот самый капитан.
– Еще корпишь? – веселье у него прет из всех дырок. Так и пышет.
– Как свидетели? Как труп? Не прокис?
– Юморная ты. Кончай тут валандаться. Приглашаю поужинать.
– В столовку на углу Скороходова?
– Майор успел? Ну, фрукт. Он, наверное, весь женский состав переводил туда. Все надеется так найти себе жену. Небось, и денег не взял?
– Не взял. Ты тоже жену ищешь?
– Хватила. Одного раза мне хватит. Это что: «Опять носки разбросал, и я сегодня устала». Нет уж. Спасибо.
Мы уже идем по тротуару и, что ни шаг, сталкиваемся плечами и бедрами.
– Была бы ты не в форме, взял бы под руку.
– Далеко еще?
– Пришли.
Я смотрю, никаких «злачных» заведений рядом нет.
– Куда?
– Тут я живу.
– Скор ты, капитан. Что чайку приглашаешь попить?
– Хочешь чаю, хочешь кофию. У меня все есть. Не бедствуем.
– Ты мне скажи, из каких будешь?
– Не знаю, – погрустнел капитан, – я детдомовский. Из детдома прямиком в армию. Служил на границе. На Севере.
– Я согласна пить чай. Веди меня к себе, – мне ужасно интересно посмотреть, как живет сирота.
– Леха! Друг! – рожа пьяная тут же нам навстречу из ближней к входу двери.
Леха ловко так схватил этого «друга» ладонью за лицо, момент – и тот летит к себе в комнату.
– Убьется же.
– Его не убьешь. Пьяницы живучи. Иди вперед. Моя дверь последняя.
Коридор длиннющий. Двери все с одной стороны. По другую – чего только не навешано. Тазы, детские ванночки и даже велосипед. Того и гляди сорвется на голову. Иду с опаской. А вдруг на меня свалится. Другое напугало меня. Как чертик из табакерки, выскочил из уборной другой сосед Алексея.
– Миль пардон, мадемуазель, – сам тренировочные штаны натягивает.
Мне смешно. Я вспомнила анекдот. Заслали самого опытного нашего разведчика в Лондон. Так его сразу и словили. Что да как. Долго выясняли. Оказалось, все просто. Наш мужик, как приехал в столицу Great Brittan, так с ходу в их туалет. На выходе его и арестовали. Выходя, он застегивал ширинку.
– Чего не заходишь?
– Ты, что дверь не закрываешь?
– А кто сунется? Тут меня боятся. Чуть что в кутузку на пятнадцать суток. У меня не заржавеет.
Как у него не «ржавеет», я смогла убедиться очень скоро.
– А соседи не услышат? – спросила я Леху.
– Пошли они к маме Бениной. Ори, сколько хочешь. Меня это подстегивает.
Куда уж больше подстегивать. Но всему приходит конец.
Я осваиваю профессию. Младший инспектор он и есть младший. Какой с него спрос? Ошибаешься. Большой с меня спрос. Кто ни придет с делами, так и норовит пригласить меня попить чайку.
Думаете, я привираю? Себе цену набиваю. А зачем мне это? Это в кино путь на киношный олимп лежит через постель режиссера. В худшем случае оператора. Тут все иначе.
Вот случай. Обработала я уголовное дело в семи томах. Составила опись. Скрепила печатью и пошла на подпись к начальнику.
Не заметила, как несколько листов оказались не прошитыми. Майор как встряхнет тома, будто пыль сбивает. Они возьми и вывалились.
– Товарищ младший лейтенант, вы бы тщательнее и ответственнее готовили дела для сдачи в архив. За этими делами жизни человеческие. Заниматься архивом это вам не в кровати кувыркаться почти со всем личным составом оперативных работников.
– А вы свечку держали? – мне нечего терять, кроме двух на оба плеча маленьких звездочек.
– Встать! – как заорет майор. – Смирно! Вы что себе позволяете. Объявляю вам выговор.
– Может быть, лучше чайку вместе попьем, – я стебаюсь напропалую. Чудеса в природе. Мой майор тут как-то обмяк, лицо его расплылось подобно жидкому блину.
– Вольно. Ступайте на место. В обед зайду. Решим, что с вами делать будем.
Меня так и подмывает сказать: «Чего решать? Меня полюбить надо. И все вопросы решены».
Освоение профессии продолжалось. Я набиралась опыта в архивном деле. В свободные минуты с карандашом в руке штудировала УК и УПК РСФСР. В трамвае читала «Комментарии» к ним. Если кто и хотел бы со мной кадриль станцевать, вы понимаете, что я имею в виду, то, глянув на название книги, тут же уходил за площадку вагона. Охладить жар сердца своего.
Мама успокоилась и уже не вздрагивала при виде меня в форме милиционера. Папа весь в трудах. Аспиранты требуют внимания. Мне посчастливилось, и я увидела аспирантку Свету. Годков ей лет двадцать пять. Грудаста. Я понимаю папу. Попаста. Туда же. Ноги немного кривоваты, так это же только удобнее. Сама я не знаю. Один парень говорил.
Я «застукала» их, когда они выходили из столовки на Кировском проспекте. Хорошая столовая. И папа хорош. Экономит. Я не стала им лезть под нос. Чего смущать влюбленных. Это такое дело, деликатное. По своему опыту знаю. Впрочем, я не о том.
Я о том, что жизнь моя устаканилась. В прямом и переносном смысле. Больше стакана – ни-ни. Работа – прежде всего. Майор после двух «сеансов» чайку попить ко мне благоволит.
– Через пару лет дам тебе характеристику и выйду с ходатайством о направлении тебя в Высшую школу милиции, – он давно уже говорит мне «ты».
Что за язык у этих начальников! Не «буду ходатайствовать», а «выйду с ходатайством». Выпендреж.
Мне два года плющить попу тут не с руки.
Живу, опять же и в прямом, и переносном смысле активно. Начальство к октябрьским праздникам меня отметило в приказе. Выдали премию. Двадцать пять рублей. Отвлекусь. Что можно купить на эти деньги? Предположим, что я люблю коньяки на все деньги, сдурела, куплю коньяку. 25 разделить на 4,10. Сколько бутылок получится? Правильно, шесть. Это мне при экономном расходовании на две недели. Можно посчитать и на водку. Все одно. Больше двух недель не выходит.
Я на эти двадцать пять рублей устроила родителям праздничный стол. Знайте, мол, что ваша дочь не профура какая-нибудь. Офицер милиции!
Папа, слегка опьянев, стал петь мне дифирамбы: «Славлю тебя, бог Дионис!»
Мама молча поглощала севрюгу и кету.
Наш праздничный обед закончился тем, что папу мы с мамой отволокли в спальную. Мама навострилась пойти к подруге. Женщине в сорок три года надо поддерживать форму. У нее на работе, пусть и в музее, мужчины тоже «водятся».
Я допила водку и глубоко задумалась.
Есть о чем подумать. Есть же, господа присяжные?
Семь месяцев я ношу форму. Откровенно говоря, это мне порядком надоело. Скажите, какое время остается молодой женщине побыть в гражданской одежде? Я не имею в виду ночную рубашку или пижаму. А так, что напялить платьице. Кофтюлю какаю. Юбчонку. Да повыше колежек этак сантиметров на пятнадцать. У меня в «арсенале» вполне приличные трусики.
Вот и получается, что в будние дни моя цивильная одежда – это ночная рубашка. В выходные только и переоденешься. А куда пойти во всей этой красе?
