Чудеса в решете. Едва я переступила порог «помещения», я попала в иной мир. Широкая прихожая была светла и чиста. Зеркало от пола до потолка – слева от входной двери, отражало эстампы, висевшие на противоположной стене. Два бра из светлой бронзы давали достаточно света, чтобы можно было без труда разглядеть свою рожицу в этом зеркале.
– Пошли, я покажу тебе санузел. Приведи себя в порядок, и мы начнем разговор.
В ванной все сверкало. Масса бутылочек и баночек. Мыл кусков десять. И куда столько? Полотенца махровые и вафельные. Да что же это такое, сердясь все больше, подумала я и начала мыть чресла. Все одно, придем к постели. Как я ошибалась.
– Сначала, – полковник был серьезен, – мы выпьем с тобой, товарищ Инина, за наши звезды, – мне нравится, когда он улыбается. – Теперь опять у нас по три звездочки.
Пьет новоиспеченный полковник красиво. Я «торможу». Мало ли что меня ждет впереди.
– Осторожничаешь. Правильно. Разговор серьезный. Закусывай.
Едим. И кушает он красиво. Нет, что ни говори, а теория о преступных типах лица лжива. Он читает мои мысли.
– Мой дет по отцовской линии был священнослужителем, – именно так и сказал. А не поп или священник, – Служил Господу в церкви на Смоленском кладбище. В тридцать четвертом там его и расстреляли. По матери я из купцов. Отец ее держал ряды в Апраксином Дворе. Оба были людьми образованными. Купец так тот даже стихи на французском писал. Уехал в восемнадцатом в Швейцарию. Там и помер. Так что не суди по внешности о человеке, – улыбается – закачаешься. – По секрету скажу, капитальцы в те времена людишки добывали в основном кистенем да топором. Вот такая вышла трехо, – он осекся, – катавасия с генами.
Как тихо в этом «помещении». Не слышны крики пьяных мужиков и визги избиваемых ими баб. Воздух в квартире свежий.
Подошло время зажигать огни. Полковник все рассказывал о своей жизни.
– После восьмилетки я пошел учиться в ПТУ при Балтийском заводе. Когда отец погиб на стапеле, он у нас был высококлассным сборщиком судов, мы почти нищенствовали. Мама работала в детском саду простой нянечкой. Это было хорошо, пока отец был. Нас детей в семье четверо. Малые всю дорогу под приглядом матери в саду, – уже пуста поллитровка. – Я пошел по стопам отца. Выучился и стал работать там же, на заводе. Ученику плазовщика платили неплохо.
– Это что такое?
– Плазы – это, милая девочка, – вишь куда загнул, – что-то вроде выкройки у портнихи. Только размером поболи, и потом по ним кроят не ткань, а металл.
Его повесть прервал телефонный звонок. Резкий и громкий. Я вздрогнула.
– Нервы надо лечить, – вышел в коридор. Я нарочно не подслушивала, но полковник говорил в голос: – Поднимайте дежурную роту. Оцепить так, чтобы мышь не пробежала. Я буду через сорок минут.
Что-то произошло. А жаль. Как хорошо сидели.
– Поедемте со мной. Опять какие-то сволочи напали теперь уже на караульное помещение. Убит офицер. Они где-то затаились. Обложили их, как волков.
На этот раз «Волга» неслась с воем и свистом. Проскочили Литейный и Владимирский. На Загородном чуть не столкнулись с автобусом. Вывернули на Московский проспект, и тут шофер дал газу.
Мелькают дома и не успеть разглядеть номера на них, лица прохожих сливаются в одно рыло городское. Мне отчего-то становится весело. Что за характер! Какая мама меня родила?
– Вы, товарищ лейтенант, из машины не выходите. Ждите моих распоряжений.
Эх, полковник, какой кайф сломал. Я-то уже возомнила себя героем. Вот приеду, с ходу обнаружу злодея и пристрелю гада. Ну, точно, как в детском стишке.
Тимофей Игнатьевич шагом быстрым и твердым удалился. Как рыбки прилипалы следом и вокруг него мелкие сошки суетятся. Он что-то резкое им, а они все кивают и кивают. Как божки китайские.
Отошли метров на двадцать и тут как будто простыню разорвали. Рыбки прилипалы вмиг на землю упали. У одного от такой прыти даже фуражка с головы полетела. Полковник постоял, постоял и тоже стал на землю опускаться. Нехотя так.
Я сижу и хоть бы нервик какой дрогнул. Так нет же. Сижу, как попка.
– Товарищ старший лейтенант, – окликает меня шофер, – а товарища полковника, кажись, подстрелили.
– Чего мелешь. Стреляют же, – а у самой тоже червячок зашевелился. Лежит мой Тимофей Игнатьевич странно так. Рука правая заломилась под живот, а лицом в землю.
Еще раз затрещало. Тут и наши собровцы очухались. Как начали палить из автоматов. Меньше минуты – и они истратили весь боекомплект.
– Прекратить огонь! – и откуда у меня этот командный голос. – Перезарядить оружие.
Слышу характерный звук. Послушались, значит.
– Занять фланги. Огонь по моей команде.
– Спрячьтесь, товарищ старший лейтенант, – рядом наш с полковником шофер. И дерг меня за юбку. Чуть не сорвал ее с моей аппетитной попы. Хороша была бы я с голой попой. Но легла. Странна психика человеческая. Скорее, женская. Прежде чем улечься, посмотрела, не сильно ли грязно.
Что б я тут лежала! Да ни в жизнь. Броском, кто научил, переместилась к валяющимся офицерам и полковнику.
– Встали и приняли команду. Бегом марш!
Вскочили и бросились врассыпную. Я – к полковнику.
Из отчета по происшествию: «Старший лейтенант Инина в сложной боевой обстановке проявила хорошие командирские качества. Сумела организовать бойцов на локализацию и дальнейшее уничтожение бандэлементов (сохранена орфография документа). Умело руководя боем, обеспечила своевременную эвакуацию полковника, чем сохранила его жизнь. Руководство ГлавУВД считает возможным присвоение товарищу Ининой Т. В. звания капитана и награждение орденом Боевого Красного Знамени».
Пуля бандита прошила шею Тимофея Игнатьевича в сантиметре от сонной артерии. Ни один врач не смог бы спасти его перебей бы эту кровенесущую магистраль пуля.
Полковника увезли, а я буквально свалилась.
– Товарищ старший лейтенант, – шофер, оказывается, все это время был рядом со мной, – давайте я вас отведу в машину. Ребята остальное сами доделают.
Машина теперь ехала домой. Не было ни спецсигнала, ни адской гонки. И все равно я не видела ничего. Я чувствовала холодность лица полковника. Выживет ли он. Кровопотеря все же большая.
Шофер привез меня на Лиговский. Невдомек ему, что больше всего мне нужен сейчас покой. Закрыться с головой одеялом и уснуть.
– Я в гараж, – и весь разговор.
Я осталась стоять на мостовой. Сирота казанская. Пересилив себя, открыла тяжеленную дверь и вступила в «святая святых». Штаб ГУВД. Надо идти и держать ответ.
– Мне уже доложили, – генерал-майор сед, угрюм и сердит. – Знаю. Вы утомлены, но надо написать отчет. Часу вам хватит?
Через час я положила ему на стол отчет.
Мое становление состоялось: «Командование высоко оценило ваши действия. Отдыхайте. Даю вам пять дней. О дальнейшем вашем использовании». Это надо же. Словно я вещь какая: «Мы сообщим вам после», – и за телефонную трубку. Выматывайся, мол.
Каково же было мое удивление, когда я у входа обнаружила все ту же «Волгу».
Приказано доставить вас домой.
Приказано, так давай вези, шофер ты лихой. Он и повез. Да так, что дух захватывало. Меня, бедняжечку, швыряет на заднем сиденьи от одного края к другому. Я молчу. Я же понимаю. Его пассажира ранили и кого теперь ему всучат, неизвестно. Дадут возить какого-нибудь зануду, крысу штабную. Не обрадуешься. Тут и дождь полил. Прохожих смыло. Одни гаишники мокнут. Мы мимо них фшик, а они нам честь отдают. Красота. Видели бы родители меня сейчас.
А, собственно, на что смотреть? Волосы слиплись, рожа грязная, на форменной тужурке – бурые пятна. О ножках моих я уже не говорю. Чулки изодрала пока ползала под огнем противника, командовала бойцами СОБРа и оказывала первую помощь полковнику. На правом колене – ссадина. Грязная. Вот подхвачу столбняк и умру. Кто будет Родине служить? Хватила, однако. Пускай населению пока.
– Приехали. Какой этаж? – сдурел водила.
– Что, твоя «Волга» умеет и по лестнице ползать?
– Приказано до дверей квартиры доставить, – ну что же.
– Неси. Видишь, я раненая.
Мальчик дисциплинированный. Понес. А чего тут нести? Во мне пятьдесят два килограмма живого веса. Мешок с сахарным песком. От парня потом разит. Но не отвратительно. Молодой еще. Ручками я его шею обхватила и замерла. Пускай мама подумает, что я при смерти.
Как назло, никого дома не оказалось. Ничего удивительного. В воскресенье мама уходит на «массаж», а папа штудирует с аспиранткой учебник по анатомии и физиологии человека. Думаю, они с особой тщательностью изучают ту его главу, где описаны репродуктивные органы.
– Отнеси в ванную.
– Так я пошел? – а сам не уходит даже из ванной.
– Помоги мне раздеться. Не видишь, кровью исхожу.
За восемь бед – один ответ. День мы с Петей перепутали с ночью. И потому скажу – как упоителен был тот день.
В семь вечера вернулись разом родители.
