он из-за армии. Мол, в
случае женитьбы его тут же в армию загребут. Живя с матерью, он считается опекуном, а,
женившись, тут же потеряет этот статус, потому что за матерью сможет ухаживать и жена. Хотя все
знают, что за его матерью ухаживать не надо – по здоровью она и сама может в армии служить. И
вот этот-то Тимоша – выбор гордой Тони… Не такая уж она и гордая теперь.
– Ничего не могу сказать, – признаётся Роман. – Не знаю, как ты к нему относишься – ещё
брякну что-нибудь не то.
– Он уже давно намёки мне делал. А теперь я сказала, что подумаю. С тобой посоветоваться
хотела. Не знала, когда мы увидимся, и загадала, что как только ты появишься, так моя судьба и
решится – столько ему и ждать.
– А что я? Жить-то с ним тебе. Он тебе нравится?
– Вообще-то он хороший. И к Сашке моему по-доброму относится. Не пьёт. Ну, так только, чуть-
чуть. Хозяйственный. Жить с ним будет спокойно. И тебя любить он не помешает.
Некоторое время Роман молчит, смиряясь с этой новостью.
– Что ж, Тонечка, – говорит он, – будем считать, что наше расставание состоялось. Поступай
теперь так, как на сердце лежит.
Он подходит к двери, надевает полушубок, застёгивает замочки на сапогах. Достав из кармана
ключик, смотрит на него. Кармен молча протягивает руку. Он вкладывает эту привычную железячку
в её мягкую, ласковую ладонь (пусть он будет теперь у Тимоши). Целует Тоню, прильнувшую к
колоде, а когда отстраняется, она так и остаётся стоять погружённой в себя, словно запоминающей
его ощущениями губ. Он выходит и медленно спускается по ступенькам. Она и теперь не смотрит
вслед. Очевидно, стоя у той же колоды, лишь слушает через приоткрытую дверь его затихающие
шаги. Остановившись, он с минуту ждёт, когда дверь закроется. Но, не дождавшись, выходит из
подъезда. Снизу смотрит на окна. Там тихо – только ровный свет. А на душе – муть и тоска. Ей же,
наверное, ещё тяжелее. Или нет? Может быть, для неё это освобождение? Хорошо, если б так.
Нина уже не спрашивает ничего. Но сегодня его прорывает самого: надо же с кем-то поделиться
таким.
– Ну и ходил бы уж к ней, – как будто даже расстроенно говорит жена, видимо, хорошо
представив их горькое расставание.
– Ходил бы, – почти с упрёком отвечает он, – а каким взглядом провожала ты меня каждый раз?
Попробуй тут, походи…
Что ж, теперь у него только Нина. Вот и люби её одну, согласно своей теории, съехавшей куда-
то вкось. Только чувство к жене, запруженное теперь в одно русло, почему-то так и не прибывает. А
однажды как-то отвлечённо взглянув на неё, Роман вдруг заново поражается: ну что же за
нелепость свела их тем стылым вечером!? Откуда вывернулась тогда, эта женщина, которая, никак
не становится близкой?
Жизнь продолжается в сонливой тягомотности. Ворочаются в ней, конечно, и всякие
неприятности: и совхозный бардак продолжает доставать, и неудовлетворённость собственной
жизнью никуда не денешь. Только не с Ниной об этом говорить. Хоть бы оттеплело поскорее, да
можно было снова за Насмешника взяться. С ним проще и интересней.
Недели через три после сдачи ключика, село облетает новость: Тоня Серебрянникова выходит
замуж за Тимошу Алексеева. Многие от удивления не сразу этому и верят. Но всё оказывается
правдой: молодыми покупаются кольца, наряды и водка. А если так, то женское общественное
резюме таково, что теперь-то Тонька в мужиках разбирается – перебрала всех, кто получше, а
выходит за самого тихого, спокойного и работящего. Хитра, ой хитра… Но бегать, сучка, от него,
однако, будет… Так что, бабы, успокаиваться пока ещё рано… Поглядывайте за своими.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
466
Желание парить
На следующее лето, Роман становится уже третьим стригалем совхоза. Теперь эта работа
привычная, своя. Но если в прошлом году мысль о том, как обставить всех, не давала спать по
ночам, то нынче этой страсти нет. Всё лето и весь стригальный сезон Романа занимает другое. Ну
вот зачем и для чего он хочет переделать весь мир? Почему бы, в самом деле, не жить полней и
полноценней для себя, не завися от всех окружающих передряг? Нина в этом смысле умнее. Она
учится и ездит в город. И жизнь её от этого богаче. Потому-то ей и наплевать на все мировые и
местные проблемы. А кто его тут привязал? Да никто. Только уж он-то для расширения своего
жизненного диапазона рванёт повыше – поедет сразу в Москву. Вопрос, где именно учиться, уже
очевиден – на историческом факультете. Пора, наконец, разобраться, что в этой жизни происходит,
да на мир покрупнее взглянуть.
Так что стрижка нынче – это всего лишь способ заработать деньги на поездку. Что тут страсть
какого-то соревнования, если впереди – Москва-столица, самый передовой город планеты! Да,
именно такой город ему и нужен – на меньшее он не согласен. Падать, так с высокого коня. Из
разряженного человеческого измерения, когда по пустоте, царящей вокруг дома, лишь изредка
проезжает кто-нибудь на мотоцикле, на легковушке, на коне или на тракторе, он намерен, как в
плотные слои атмосферы, врезаться в самую концентрированную человеческую плотность,
ощутить себя внутри густого людского конгломерата.
Всё лето он разрывается между работой на подстанции (ремонтные бригады приезжают на
несколько дней каждый месяц), стрижкой и подготовкой к экзаменам. Хорошо ещё, что стрижка
нынче – уже не та чумовая стихия, как в прошлом году, когда рядом работала Кармен. Тоня нынче
не стрижёт – она замужем и беременна.
Конечно, утрясти поездку в столицу с электросетями непросто. Начальник группы подстанций
Игорь Александрович Матвейчик задаёт вполне резонный вопрос: зачем электрику исторический
факультет, да ещё в Москве? Если бы по специальности, то флаг тебе в руки и вперёд: одобрим и
поддержим, это и нам в зачёт. Но история-то здесь при чём? История и электричество, по его
выражению, соприкасаются друг с другом не много и не долго. И дело тут доходит чуть ли не до
забастовки: не отпустите – вообще уволюсь. И тут оказывается, что у одного из новых совхозных
электриков – Игнатьева, есть допуск, необходимый как раз для работы под напряжением 35 тысяч
вольт. И на подмену Игнатьев согласен. Лишь это обстоятельство смягчает, наконец, сердце
ехидного и вредного начальника.
Матвей, поддерживая порыв Романа, обещает, что до Октябрьска, который относится к другому
району и потому не имеет с Пылёвкой автобусного сообщения, он увезёт своего молодого друга на
