Штерн взглянул на меня поверх очков.
— Ну-ка, посмотрим.
Он наклонился и провел рукой над моими ногами. А потом принялся ощупывать их, но я совсем не чувствовала его прикосновений.
— И что скажете?
Мне так хотелось надеяться на лучшее.
— Пока рано делать выводы. Будем наблюдать. Но прогресс есть. Правда, очень небольшой, — задумчиво ответил доктор и снова провел ладонью над моими ногами, сосредоточенно глядя прямо перед собой.
— Магические потоки опустились ниже. Думаю, нужно продолжить сеансы массажа. Иногда они дают поразительные результаты.
Штерн хотел добавить еще что-то, но в этот момент в дверь постучали, и на пороге появился Хольм. Выглядел он странно. Мне даже показалось, что у него что-то болит.
— Леди Бернстоф, простите, что потревожил, — не входя в спальню, сказал Лукас. — Но, боюсь, я вынужден буду воспользоваться вашим гостеприимством еще на одну ночь.
— Что-то случилось?
— Похоже, моя нога недостаточна окрепла, а ваше падение…
Лукас не договорил.
— Лорд Хольм, я же вас предупреждал, — вскинулся Штерн, и его бульдожьи щеки рассерженно дернулись. — Щадящий режим и никаких нагрузок. Неужели нельзя было немного поберечься?
— Увы, доктор, — вздохнул оборотень, и в его глазах мелькнул яркий отблеск. — Это оказалось не в моих силах. Так что, леди Бернстоф, вы позволите мне остаться?
Лукас говорил, а я смотрела на него, и не могла отделаться от мысли, что он что-то задумал.
— Лорд Хольм, разве могу я отказать человеку, спасшему мне жизнь? — тихо сказала в ответ, глядя на Лукаса так, как могла бы смотреть Изабелла. — Конечно, оставайтесь. Я распоряжусь, слуги вам помогут. А теперь, извините, мне нужно отдохнуть.
Я устало прикрыла глаза. Мне даже притворяться не пришлось, потому что чувствовала я себя и правда неважно.
— Благодарю, миледи, — негромко произнес Хольм, и с еле слышным шорохом закрыл дверь, а Штерн собрал свои микстуры в чемоданчик, громко защелкнул его, и подошел ко мне.
— Поправляйтесь, леди Изабелла, — добродушно сказал доктор. — И постарайтесь уснуть. Знаете, как говорят? Сон — лучшее лекарство. Вечером я зайду, посмотрю, как вы.
— Благодарю, доктор Штерн.
— И ни о чем не волнуйтесь. Вам нужны только хорошие эмоции, тогда выздоровление пойдет быстрее. Я даже хотел бы посоветовать вам сменить обстановку и отправиться к морю, не дожидаясь сезона. Свежий воздух, мягкий климат, и новые впечатления — это как раз то, что вам нужно.
Доктор огладил окладистую бороду, обвел комнату задумчивым взглядом, а потом перевел его на меня, и в его добрых глазах мелькнуло сочувствие. И я отчетливо поняла, что он прекрасно понимает, в какой обстановке мне приходится жить, и это вызывает у него сожаление.
— А вы можете поговорить с моим опекуном? Сказать ему то же, что и мне?
Я с надеждой посмотрела на Штерна. Нет, я и сама могла передать Давенпорту слова доктора, только сомневалась, что это сработает. Лучше уж пусть опекун услышит их от медицинского светила, а не от глупой подопечной.
— Я обязательно порекомендую лорду Давенпорту отправить вас на Рейвское взморье. Уверен, он примет мой совет к сведению.
Доктор ободряюще улыбнулся мне, подхватил чемоданчик и пошел к выходу, а я дождалась, пока за Штерном захлопнется дверь, и закрыла глаза.
***
Он вывалился из дома и глубоко вдохнул свежий воздух, торопясь избавиться от настойчивого аромата резеды, заполнившего легкие. Рес! Что с ним творится? Сначала этот странный сон, потом не менее странное пробуждение. Что за нелегкая понесла его ночью в спальню Изабеллы? Как он там оказался?
Он вспомнил, как проснулся в обнимку с Изабеллой, и внутри полыхнуло огнем, а пах задубел так, что аж больно стало. И захотелось снова уткнуться в теплую ложбинку груди, ухватить зубами бесстыдно торчащий сосок, прикусить, а потом долго ласкать, чувствуя, как откликается девичье тело, как томно приоткрываются мягкие губы, как…
Рес! Он свихнулся, не иначе! Нашел, о чем мечтать. Неужто в Дартштейне и Артакии не осталось хорошеньких девчонок? Какого реса его так на одной заклинило?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И зверь молчит. Затаился и молчит. Наблюдает, упрямая зверюга.
Он хмыкнул, занес руку, касаясь мочки уха, и тут же поморщился. Вот ведь, как живучи старые повадки… Сколько лет прошло, а он до сих пор не привыкнет, что серьги больше нет. И ведь сам снял. Решил начать респектабельную жизнь, облагородиться, так сказать. А толку с того? Ничего не изменилось. «Как волка ни ряди, а нутро все равно не переделаешь», — вспомнилась ему любимая поговорка Сивого, и он усмехнулся. Так и есть. Нутро прежним осталось. И сейчас это нутро толкает его на глупость. А как иначе назвать то, что он делает? На кой ляд ему сдалась Изабелла? Чего он размяк? Обычная аристократка, с обычным аристократическим гонором и длинным списком родовитых предков. Предки… Вот ему, в отличие от большинства дартов, всегда чихать было на «Книгу Избранных», в которую вписано дворянство Дартштейна. Он сам себя сделал, сам всего добился: и положения, и богатства, и места в стае. И никогда ни кем не прикрывался. А то, что и его имя теперь тоже есть в «Книге», так это, скорее, приятное дополнение.
Рес! И все же, что ж его так на Изабелле повернуло? И почему она выглядит совсем иначе, чем прежде? И ведет себя странно. И смотрит… Рес, как она смотрит! Горячо, призывно, уверенно! Он знал этот взгляд. Так могла смотреть только опытная женщина, умеющая получать удовольствие от общения с мужчиной.
Снова вспомнилась мягкая тяжесть груди в ладони, ощущение молодого тела под руками, густые ресницы, дрожащие на порозовевших щеках. Да что с ним такое? Размяк, как щенок. От долгого воздержания, не иначе.
Он подумал о том, что неплохо бы вечерком заглянуть к Милашке Сью, и тут же скривился. Внутри все восставало при одной только мысли о том, чтобы уйти из особняка, и он сдался. «Еще одна ночь. Всего одна. Он должен убедиться, что помешательство прошло, и его больше не потянет в постель к Изабелле Бернстоф. К тому же и артенид наверняка где-то в доме. Да еще и родственничек этот. Уж больно вовремя появился. А Изабелла к проходимцу со всей душой, улыбается так, словно всю жизнь этого Тернгофа знает. Всем улыбается, кроме него. Рес! Нужно просто взять себя в руки и перестать реагировать на Беллу, как бы соблазнительно она ни пахла, и как бы его к ней ни влекло. Да. Решено. Именно так он и сделает.
Глава 8
Темнота комнаты казалась живой. Свеча, оставленная Присси, тихо потрескивала, ей в тон трещали дрова в камине, в неплотно зашторенные окна заглядывала луна, а по полу стелились зыбкие голубые дорожки. Они тянулись до самой кровати, поднимались по одеялу и заканчивались прямо у моих рук.
Я погладила светлые следы пальцами и посмотрела на часы. Три пополуночи. Выходит, я проспала целых шесть часов. Видимо, микстура Штерна оказалась довольно сильной.
Взгляд прошелся по комнате и остановился на двери. Лукас сегодня не пришел. А ведь была у меня глупая надежда, что и эту ночь оборотень проведет в моей спальне. Но не сбылось. Видимо, вчера на Хольма болезнь повлияла. А теперь ему, судя по всему, лучше, и ночевать в чужих кроватях больше не тянет. Я грустно вздохнула. «А нечего было придумывать себе то, чего нет, — наставительно произнес внутренний голос. — Ты Хольму и даром не сдалась. Это у него просто помрачение рассудка случилось».
Что ж, все так и есть. Вот только от этого не легче.
«Возьми себя в руки и займись лучше делом, — не унимался «советчик». — Ты ведь еще шкаф не осмотрела. Вдруг в нем найдется что-нибудь стоящее?» Действительно. Чего это я расклеилась? Подумаешь, мачо. Да он мне и даром не нужен. Это просто обычная бабья тоска по сильному плечу. А тут еще и мир чужой, люди другие, время, опять же. Вот и потянуло на всяких оборотней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я подтащила кресло ближе, пересела в него, подхватила свечу и поехала к старому платяному шкафу, занимающему добрую половину противоположной от окна стены.
