долгая дорога…
– У Тяньбао, уважаемый! – громко воскликнула одна из южных красавиц и помахала рукой.
Нехотя он все же подошел, замкнув собой ряд избранных. Отчаянное желание У Чана как можно меньше сейчас мелькать и привлекать к себе внимание не совпадало с желанием народа. Людям так полюбилась скромность наследника, что через мгновение, как он встал в ряд, народ воспрял духом сильнее прежнего. Из всех уголков площади посыпались возгласы, что эхом отражались от высоких городских стен:
– Наш У Тяньбао! Наша скромность и отрада!
– Северный бог! Защитник народа!
– Наш покровитель!
Внимание, которым одаривали У Чана, не могло не злить двух будущих богов, что минутой назад встретили ликованием падение наследника. Кое-кто из избранных, конечно, заметил их почерневшие от недовольства лица, но не подал вида. Все, кроме Ба Вэньлинь. Южанка не стала сдерживать свое озорство и с напускным спокойствием поинтересовалась:
– Что случилось с ликами будущих северных божеств? Они словно несвежую пида́нь[41] испробовали!
Бань Лоу и Цюань Миншэн, на которых сейчас смотрела улыбчивая девушка, лишь фыркнули и сделали вид, что ни ее слов, ни возгласов народа не услышали. К девушке присоединился ее брат, юный господин Ба Циншан, он подтолкнул ее плечом:
– Ну что ты такое говоришь, А-Линь! Господ нужно поберечь. Вот-вот, послушай, сколько в свой адрес лестных слов они могут услышать, а сколько уже получил господин У Тяньбао. Тебе должно быть стыдно за свое злорадство!
Когда сказанное донеслось до слуха Цюань Миншэна, он бросил:
– Кого еще жалеть надо из нас троих! Понятное дело, народ решил смилостивиться над вывалившимся на площадь господином!
Началось действо. Из последней повозки вышли четыре старика-летописца. Пройдя медленно и непринужденно в центр площади, один из них развернул длинный свиток и, удерживая его перед своим лицом, начал звонко зачитывать. Все на площади замерли.
– Господин Бань Лоу! – юноша кивнул.
– Господин Цюань Миншэн! – названный повторил за первым.
– Господин У Тяньбао!
У Чан склонил голову, а в его мыслях промелькнул вопрос: «Только ко мне обратились по второму имени?» Он перевел взгляд на стоявших справа и не увидел и толики удивления на их лицах.
– Молодая госпожа Ба Вэньлинь!
– Господин Ба Циншан!
– Юная госпожа Луань Ай!
– Господин Мэн Чао!
«Снова странность, – вновь подметил У Чан. – Почему очередность имен избрана не по территориям?»
– Госпожа Шао Жоу!
– Госпожа Фань Мулань!
Все девятеро, услышав, как бумага в ладони мужчины начала сворачиваться, вытянули руки перед собой и выдали притихшим зрителям почтенный поклон цзои́[42]. Головы застывших в такой позе молодых людей опустились ровно на три четверти перед сложенными ладонями, четко, словно единый отлаженный механизм, и на словах мудрейших старейшин «Будущие покровители Поднебесной!» народ взорвался радостными аплодисментами.
Выказав признательность зрителям и обернувшись к своему каменному двойнику, У Чан вновь задумался. Статуя уже не казалась ему чем-то позорным и издевательским, теперь она была могучей, славной и великолепной. Особенно впечатляли детали – пряди волос у юного лица имели схожую определенную длину…
От осознания у наследника ком в горле стоял: «Учитель?»
И как только эта догадка промелькнула в голове, он представил, как наставник в свободное время навещает мастера Ли, указывая на недочеты в его работе, с трепетом продумывает детали и переживает о будущем изваянии. От таких теплых мыслей о заботливом наставнике сердце разносило грудь У Чана мощными ударами. В этот самый момент белое облако, проплывающее над статуей, открыло солнцу доступ к земле, и яркие лучи мягко скользнули по неподвижному каменному телу У Тяньбао с веточкой в руках. Народ тут же принялся ликовать от увиденного.
Мэн Чао коснулся плеча замершего и, по-доброму усмехнувшись, сказал:
– Ну, уважаемый У Тяньбао, нам пора…
Глава 13
Нам не понять друг друга
С начала путешествия прошло вот уже сорок пять дней. Проехав часть территории Севера и понаблюдав из своих экипажей за смертными, что отрывались от своих хлопот, лишь завидев процессию, избранные господа остановились на границе с Юго-Западом. Перед тем как пересечь ее, всеми единогласно было принято решение сделать небольшую остановку в поселении под названием Та[43], в скромных владениях которой были только рисовые чеки.
На низеньких домах в этой деревне, к удивлению прибывших, не висели праздничные знамена, а местных совсем видно не было: ни работников на полях, ни приветствующего процессию люда, ни даже обычных жителей, занимающихся своими делами. Это место было пустынным, словно давно уже всеми покинуто. Но таково было лишь первое впечатление. Присмотревшись, путники увидели, что местность удивительно ухоженна. Строения хоть и старые, но крепкие, почти у каждого маленького домика стояли наполненные крупой мешки, а все травинки, растущие в водах рисовых полей, были прополоты и стелились друг за другом ровными рядами.
Уже темнело, и от прохладных летних вечеров господа решили укрыться в гостях у кого-нибудь из невиданных еще ими местных. Все до единого поднялись на небольшую деревянную площадку, ведущую узкими лабиринтными путями к десятку таких же, и увидели, как рисовые поля будто тянутся к оранжевому солнцу у горизонта. Дома жителей, казалось, строились с ноткой творчества и немалой смекалкой: каждый из них стоял не на земле, а на площадке, что возвышалась над уровнем воды чеков. Затейливые подвесные мостики помогали деревенским быстро, без особых трудностей достигать края своего водяного надела и позволяли сохранить взращенные побеги, не дав случайно наступить на них.
Увидев жилые строения, господа разбрелись: южане направились в правую часть деревни, а два северных бога кинулись вперед, оставив У Чана и двух восточных представителей вместе. Троица молчаливо переглянулась и, не дожидаясь своих слуг, что также искали хозяев жилищ, повернули налево. Ступая на узкие деревянные полы, что хрустели от каждого шага, юноша, одетый в плотный халат цвета цин, рукава которого были украшены узором, напоминающим волны, посмотрел на солнце, что медленно пряталось за горизонт, и вдруг произнес:
– Как вы думаете, уважаемые, сколько в действительности солнц принадлежит нашему миру?
У Чан и дева Луань Ай, одетая в одеяния такого же цвета, что и говоривший юноша, остановились и вопросительно посмотрели на него.
– Ч-что? – встревоженно уточнил Мэн Чао.
Взгляды Луань Ай и У Чана столкнулись, и последний поинтересовался:
– Уважаемый…
– Можно просто Мэн Чао, – перебил его господин с Востока.
– Кхм, Мэн Чао, вы случайно не сторонник теории «плоского мира»?
Теория «плоского мира» – то есть мира людей – с давних времен привлекала на Востоке широкую общественность, обсуждалась во всех кругах, как одна из многочисленных концепций мироустройства. Настолько, что многие учебные заведения преподносят ее своим молодым адептам как отдельный предмет учения. В отличие от двух других территорий – Севера и Юго-Запада – Восток был долгое время закрыт от внешнего мира, и все, что оставалось людям, – это размышлять о концепции мира, опираясь на древние тексты. Мнения были самые разные, но восточные мудрецы преуспели больше всех, предложив людям множество вариантов: кто-то считает, что грань земли слегка загнута и уходит в глубь океана, кто-то утверждает, что край Поднебесной так размыт, что его наверняка можно спутать с густым туманом, потому-то конца и не видно. Есть и те, кто убежден, что сколько край земли ни ищи, сделать это не получится: дабы смертный не сорвался, всевидящие в небесном чертоге будут возводить под его ногами новые и новые земли или вовсе, водя за нос, вернут обратной дорогой домой. Северяне же в своих исследованиях продвинулись в другом направлении. Многие образованные господа Севера так были заинтригованы звездами, их неизменностью и непоколебимостью, что начали использовать их для определения направлений и предугадывать будущие изменения как в погоде, так и в жизни своего народа. И очень скоро для них учение «плоского мира» стало обычным мифом. Потому интерес У Чана был довольно обоснован.
Мэн Чао уже хотел ответить на заданный вопрос, откинув локон темно-русых волос с плеча, как Луань Ай вдруг воскликнула:
– Болван!
Оба юноши повернули головы к ней, и она,
