край кровли, и, заглянув наверх, увидел прямо перед собой черную фигуру птицы.
«О боги!» – мысленно воскликнул У Чан от неожиданности. Он чуть не сорвался, но вовремя собрался и умело вскарабкался наверх. До этой минуты он и не думал, а сейчас осознание само пришло – это была единственная птица на всю деревню, нет, на весь путь, что они уже проехали!
Ворон тоже, судя по испуганному виду, был не готов к такому резкому появлению юноши и в ответ на это будто также каркнул про себя «о боги!», попятившись назад. Птица расправила крылья, приоткрыла клюв и услышала:
– Прошу, только не поднимай шума…
Наследник умело прошел по крыше вперед, минуя пернатого, и, заметив валяющуюся на земле черепицу, тихо возмутился:
– Придется спускаться за ней!
У Чан уже намеревался слезть, подойдя обратно к краю, как ворон затряс крыльями перед его ногами и взмыл в воздух: птица в два взмаха спустилась вниз и, зацепив когтями кусок черепицы из сандалового дерева, вернулась обратно. Возможно ли, что это сама судьба благоволит молодому господину за его добрые побуждения? Бесспорно, так мог подумать каждый, увидевший взмывшего обратно к крыше ворона, но сам У Чан как-то не сильно в это верил – от пернатого веяло чем-то дурным.
Когда птица вернулась обратно и бросила у ног юноши черепицу, У Чан аккуратно потянулся за ней. Приметив в принесенном даре образовавшуюся от удара трещинку, он в шутку обронил:
– Тоже мне помощник… Да с такой помощью потребуется уйма времени, чтобы вернуть, как было!
Ворон наклонил голову, приоткрыл клюв, дабы каркнуть, и У Чан поторопился:
– Стой, молчи! Мне не нужен лишний шум.
В надежде быть понятым У Чан затаил дыхание и заглянул в завораживающие черные глаза птицы, которые поглощали свет луны. Пернатый будто размышлял, уставившись на юношу, громко клацнул клювом и отпрыгнул.
Кровля была выложена неряшливо и походила скорее на одежду с заплатками, чем на крышу дома. Поэтому У Чан не мог спокойно идти и то и дело оступался. Медленно и аккуратно, шаг за шагом он обошел крышу и в конце концов оказался у самого ее края, так и не обнаружив дыры, которую нужно было прикрыть. Только он подумал, что черепица свалилась не с этого дома, как под ногой что-то хрустнуло. У Чан замер и, не успев даже вскрикнуть от неожиданности, одной ногой провалился в образовавшуюся пустоту. Застрял он крепко и выбраться сам не мог, поэтому лишь беспомощно барахтался, в то время как птица уже спешила к нему, издавая странные кряхтящие звуки.
«Что за невезение!» – успел он подумать и заметил перед собой ворона.
Птица принялась исполнять странный танец, прыгая вокруг юноши, и этот припадок сопровождался запрокидыванием головы назад, как делают чайки перед тем, как громко крикнуть.
– Пха! Пха! – вырывалось из клюва.
– Ты что, пернатый, смеяться надо мной вздумал?!
У Чан в гневе потянулся к ворону, дабы задать тому трепку, но только глубже провалился.
– Пха-ха! П-пха!
– Ну подожди! Вылезу… ощипаю! – Его рука почти коснулась тельца птицы, как он замолчал, а внизу под ними послышались шаги. Птица также отвлеклась и повернула голову в сторону шагов.
У Чан, воспользовавшись шансом, дотянулся и схватил пернатого за клюв, подтащил к себе и шикнул прямо ему в лицо. Тем временем шаги стихли, а вместо них послышались удивительно знакомые наследнику голоса.
– Мой отец затратил столько сил, чтобы меня поставили первым в рядах Севера, а эти тупицы продолжают превозносить его! Посмотри, – и без того тихая речь заглушалась каким-то шелестом, как если бы говорящий тряс перед собой кипой бумаги, – его портрет смешон! И это только капля в море от того, что мне попалось на нашем пути! Будто эти смертные пытались воплотить образ уже существующего бога! Отвратительно!
– Согласен, – прозвучал второй голос, сдержанный и слегка холодный.
– Этому Тяньбао и так свезло – родился под благоприятной звездой в клане У, так ему еще и попался какой-то дохлый демон! Убив его, он стал святым для народа Севера! И попробуй докажи, что так оно и было… Вероятнее всего, это его наставник постарался. Они, верно, не знают, что самое высокое дерево в лесу ломает ветром![49]
– Именно так.
– Глупцы! – теперь говоривший внизу начал рвать бумагу. – Народ не понимает, кто им действительно нужен! И уж точно не этот звереныш! И этот Го Бохай, ты же его видел? Так обращаться с господами из именитых семей! Кто ему дал право?
Этих слов хватило, чтобы юноша на крыше, сдерживающий каждый вздох, превратился в кипящий котел, а его предположения насчет говорящих окрепли. Конечно, У Чан уже по первым язвительным высказываниям понял, кто стоит внизу. Он приподнялся, намереваясь спуститься и напинать их досточтимые тылы, как ворон в его руках завертелся, словно змея.
Тоненький голос из-под крыши продолжил:
– Каким образом он узнал о моих посещениях Дома удачи?! Из-за него… – разгневанный прервался и пнул, судя по звуку, что-то деревянное.
– Не переживай, не переживай, скоро мы прибудем на Юго-Запад, и там не будет больше картин этого У Тяньбао и воспевающего его народа.
– Если этот выродок станет богом, обо мне никто и не вспомнит на Севере! Из-за этого отец будет считать меня посмешищем!
Возмущающиеся, пиная все на своем пути, удалились в неизвестность, и, дождавшись нужного момента, У Чан на крыше уже не смог удержаться от высказывания:
– Да каждая живая душа в Тяньцзине знает о твоей любви к азартным играм! Нечего винить в этом учителя, Бань Лоу!
* * *
На рассвете будущие боги, покинув временные покои, встретились в центре поселения. Женщины и дети с огромным счастьем встретили сонных господ и устроили им пиршество со множеством блюд.
Все были неимоверно рады столу и приему, и только троица полночных помощников выглядела так, будто над ней висела серая туча. Мэн Чао, У Тяньбао и Луань Ай сидели в стороне за большим столом и время от времени поглядывали друг на друга. Каждый из них думал, не решаясь спросить: «Почему уважаемый такой хмурый?»
Напряженная атмосфера на фоне живого и праздничного обсуждения остальных душила. Мэн Чао первый не выдержал. Не в силах больше терпеть, он проглотил цзя́оцзы[50] с черемшой и внезапно выдал:
– Ну что? – максимум, на что хватило его решительности.
Луань Ай, сидевшая слева, и У Тяньбао, томящийся справа, повернули к нему головы и повторили в один голос:
– Что?
– Хватит молчать, лично я больше не могу! – Мэн Чао хлопком руки о стол положил палочки для еды и продолжил: – Я вчера так и не смог починить доску мостика и, когда стемнело, сдался, извините…
Он виновато опустил голову, и за ним вступил У Чан:
– У меня тоже ничего не вышло. Я только сделал хуже – ушла вся ночь на то, чтобы вернуть, как было…
Душа восточного господина запела в облегчении. У Чан тоже теперь чувствовал себя гораздо лучше. Переглянувшись, молодые люди устремили взгляды на Луань Ай в ожидании ее доклада: может, хотя бы у нее что-то вышло?
Но она странно вела себя с самого утра, намного страннее, чем поникшие товарищи. Наследница отказалась садиться за столик к трем другим избранным девам, краснела при виде местных жителей и, не притронувшись к еде, все время пряталась за рукавом одеяний. И как только она поняла, что настал ее черед поведать об успехах, уголки ее глаз покраснели. Заикаясь и полностью скрыв лицо за широкими тканями, она прошептала:
– У меня тоже не вышло…
Юноши разочарованно вздохнули и, потянувшись к тарелкам с едой, замерли. Луань Ай вдруг начала икать, и так часто, что всхлипы, сопровождающие икоту, были похожи на сдержанный плач.
– Юная… – обратился Мэн Чао к ней и сразу же замолчал.
– Я… вчера я допустила непоправимую ошибку. Такого позора не смыть водами источника Чистой души!
У Чан не удержался и, наклонившись вперед, чтобы и самому взглянуть на голубые рукава, прикрывавшие лицо, спросил:
– Что вчера случилось? Почему вы нас не позвали?
Но она только помотала головой и, всхлипнув, уточнила:
– Да как же я могла… Господа обещают не смеяться, если эта никудышная расскажет?
– Конечно! – заверил ее У Чан.
– И речи о смехе не может быть, – строго добавил Мэн Чао.
Девушка опустила рукав.
– Вчера я
