— День добрый, Дмитрий Иванович, — поздоровался самый старший, с седой бородой, — просьбочка у нас к вам будет, не откажите…
«Ишь какие, смирные и встали в нескольких шагах. Не то что наши сибиряки, те бы вплотную встали, обступили со всех сторон да еще бы при случае норовили за грудки схватить, а эти под барином всю жизнь были, смирные… Вот только нашим палец в рот не клади, но работают до упаду, пока силенки есть, а эти как знать, привыкли все из-под кнута делать, не разгонятся», — думал он, разглядывая своих работников.
— Да знаю я вашу просьбу, денег вам надо. Так?
— Так, ваше благородие, — согласно, закивали те, — платить срок пришел, а где деньги брать, мы не знаем.
— Это зачем вам всем деньги вдруг понадобились? — удивился он. — На что они вам? Если раньше оброк платили, то теперь всех вроде как от помещиков император Александр Николаевич своим указом освободил. Отныне вы люди свободные, что хотите, то и делаете. Зачем вам деньги? Урожай продадите, вот и деньги будут…
— Так заставили нас всех подписаться на ссуду в банке, иначе землю бы не дали, — пояснил седобородый, — а урожай еще когда будет…
— Без вас знаю, что по осени урожай, — отмахнулся Менделеев, — а кто такой добрый, что заставил вас ссуду брать? Ее ведь на несколько лет выдают, а не сразу в один год платить. Чего вы воду мутите, указ тот читал, меня не обманешь.
— Из волости люди приезжали, нас собрали и зачитали другой указ, по которому мы обязаны за ту ссуду каждый год чего-то там платить.
— Проценты, что ли? — подсказал Менделеев.
— Вот-вот, они самые про… как их енты…
— Дурят вам башку, а вы и верите. Ладно, поговорю с волостным начальством, чтоб лишнего с вас не просили, но аванса не дам, что хотите делайте, а только когда работу до конца доведете, расчет получите.
— Да хоть по полтинничку, — продолжал канючить старший, — все одно то да се надо купить.
— А то мы на иную работу уйдем, — угрожающе проговорил молодой парень с топором в руках, державшийся особняком.
— Тебя парнишка как зовут? — показал в его сторону Менделеев.
— Васка Зобнин, — назвался тот.
— А дай-ка мне топор глянуть, он как-никак на мои деньги куплен.
Парень покорно протянул ему топор. Менделеев взял его, воткнул в лежащее рядом бревно и показал тому рукой в сторону проселочной дороги.
— Ты, Васька, ступай, ищи другую работу, с тебя, как погляжу, толку не будет, только других работников смущать станешь. Знаю я таких, с молодых лет насмотрелся. Запомни его и не подпускай близко, — обратился он к Лузгину. Тот лишь согласно кивнул, промолчав.
Парень же растерялся и вдруг упал на колени, протянул руки и запричитал:
— Не губи, барин, где ж я ее, работу, сейчас в самый сезон найду, давно все при деле… Оставь меня, впредь молчать буду и рта не открою.
— Чего ж начал такие речи вести? А теперь вдруг на попятную…
— Так старшие научили, — ответил тот, не поднимаясь с колен. — Говорят, ты молодой, скажи, что уйдем к другому барину, теперь все позволено. Вот я и сказанул…
— Ты с колен-то встань, никакой я вам не барин, а такой же, как вы сами, простой человек. Денег скопил трудом своим и это имение купил. Заставить вас силой, как в былые времена, не могу, да и не хочу. Какой работник из-под палки? Но раз я вас нанимаю, то правила мои. Коль кто не согласен, милости просим. И все дела. Все понял?
— Понял, — не вставая с колен, ответил тот, вновь кланяясь.
— Прекрати ты кланяться, противно смотреть, не вцеркви, поди. Ладно, на первый раз прощаю, за то, что сам признался, а второго раза не будет, даже слушать не стану А насчет аванса, — он повернулся в сторону Лузгина, — подумаю. Если денег найду, вышлю на твое имя. Только скажи, на сколько человек. Так и быть по полтинничку вырешу вам, чтоб, значит, подбодрить. Но, смотрите у меня, коль кто вдруг болеть вздумает или иную причину найдет, взыщу вдвое, у меня не забалуещь. Идите работайте, я осмотрюсь пока…
— Спасибо, барин, — в один голое поблагодарили его мужики.
— Тьфу! Да забудьте вы, никакой я не барин, а Дмитрий Иванович. Для стариков могут просто Дмитриевичем звать, кому как удобнее.
— Благодарствуем, благодарствуем, — пятясь, отвечали те, — так и будем величать — Митрий Иваныч, как скажете…
— Ну а ты что еще хотел спросить, давай сразу, а то устал с дороги, чайку бы попить, отдохнуть чуть.
— Забыли условиться, из чего крыши будем ладить: ябы на сараи и овин из соломы посоветовал, оно дешевле и быстрей, а на дом тес хороший подобрал.
— Никакой соломы, — затряс головой Менделеев, — у нас в Сибири о ней и понятия не имели. Солома, скажешь тоже. А коль пожар случится? Овин будем из кирпича класть, а крыша соломенная?! Насмешил! Только железо. Понял?
— Как не понять, деньги ваши, но тут в округе все соломой кроют, — не сдавался тот, — а пожар на овине откуда вдруг возьмется?
— Сам ты чучело соломенное, — засмеялся Менделеев, — ладно, подумаю, а то и впрямь денег не хватит, а хочется все побыстрее закончить. Да, вот еще что, — обратился он к подрядчику, — пошли какую бабу или девку порасторопней, чтоб в барском доме приборку навела, а то там, поди, после старых хозяев такой кавардак, заходить страшно. Заодно пущай самовар поставит, по чайку соскучился.
Глава пятая
Долго ждать ему не пришлось. Вскоре отворилась дверь, и на пороге обозначился женский силуэт. Рассмотреть сразу лицо он не смог из-за солнечных лучей, светящих прямо ему в лицо. Девушка нерешительно шагнула в комнату и остановилась. Менделеев поздоровался, но она лишь кивнула, не решаясь начать разговор.
— Проходи, проходи, — предложил он, — значит, это тебя ко мне в помощь отправили?
— Ага, кивнула она головой, — батяня велел к вам пойти, мол, прибрать и приготовить чего надо. Так я могу, — отвечала она срывающимся голосом.
— Очень хорошо, а я думал, постарше кого пришлют, не ожидал, что такую красавицу. Ну, давай рассказывай, как тебя зовут, что делать умеешь. Меня вот Дмитрием Ивановичем мужики ваши кличут. Запомнишь?
— Ага, — повторила она опять, — Иванычем…
— А тебя как звать?
При этом он старался разглядеть ее лицо, фигуру, определить характер и в то же время подстроиться под деревенскую манеру разговора, чтоб не отпугнуть ее. На вид ей было около двадцати лет. Довольно высокая, тонкая в талии, в зеленом с вышивкой сарафане с передником. На голове простой платок, а под ним льняная коса, уложенная кружком на голове. Судя по всему, она была девушкой не робкого десятка и смотрела открыто, приветливо широко посаженными глазами то ли серого, то ли зеленого цвета. Сделав несколько шагов, она так и стояла, не решаясь пройти внутрь.
— Так как тебя кличут? — повторил он, стараясь как можно приветливей улыбаться, понимая, что от одного неосторожного слова она может не так его понять и убежать обратно. Наконец до нее дошло, о чем ее спрашивают, и она охотно разъяснила:
— Нарекли Евдокией, а так зовут Дусей. Родные же просто Дуняшей кличут. Я на все эти имена и откликаюсь.
— Вот и ладно, я тоже, если позволишь, буду тебя так звать. Красивое имя — Дуняша… Дунюшка, — повторил он нараспев, отчего девушка неожиданно покраснела и отвернулась, видно, ей было в новинку, что кто-то хвалебно отозвался об ее имени. — Да ты не смущайся, мне и вправду помощница нужна, а то одному тут не управиться. Что тебе еще батюшка твой сказал?
— Сказал, мол, нечего без дела сидеть да семечки грызть, — улыбнулась она, — лучше делом каким заняться. Я и не ослушалась, пришла…
— Так ты, значит, незамужняя? Ну, невелика беда, за такую красавицу обязательно кто-нибудь посватается, дай только срок. Ты мне лучше скажи, как я понял, семечки грызть ты умеешь, а по дому управляться сможешь? А то, может, специально батька твой неумеху направил ко мне, что работящих ему жалко? Признавайся сразу, чего делать умеешь? Может, мне другую кого позвать? — широко улыбаясь, полушутя спросил он, не сводя с девушки глаз, вызывая тем самым ее на разговор.
