— Вот точно тебе скажу, — проговорил негромко один из мужиков, когда старик отошел подальше, — добром это не кончится. Наши-то бабы отказались в дом к барину идти в одиночку, мало ли чего про них потом говорить станут. А Тимофей каждой денежке учет ведет, вот и польстился, дескать, барин ему заплатит хорошо за услуги дочкины. Точно заплатит, как обрюхатит ее, тот еще кобель, я таких издалека вижу, им верить ни в чем неможно…
Менделеев же, слегка обескураженный случившимся, спросил у Дуси:
— А ты что скажешь? Не боишься, что разговоры разные на твой счет пойдут, коль ты в доме у меня работаешь?
— Не без этого. Нашинских деревенских хлебом не корми, только дай друг дружку грязью обмазать, да на позор выставить. Вы просто порядков наших не знаете, вам простительно.
— Если так, то как дальше жить будешь? — спросил он ее с удивлением. — Действительно ведь, ославят, и женихи отвернутся.
— Плевать мне на них, все одно убегу в город и там где-нибудь работу найду. У нас уже несколько незамужних девок кто в Москву, а кто в Петербург тайком от родных сбежали и сейчас живут себе припеваючи. Вот и я не пропаду…
— Как же родители? Отец твой? Братья? Найдут и силой обратно вернут. Не боишься такого?
— Думала о том, думала, — продолжая заниматься уборкой, отвечала Дуняша, знаете что надумала? — Она таинственно улыбнулась и спросила: — Только обещайте, что никому о том не скажете…
— Хорошо, не скажу, обещаю, — улыбнулся он ей в ответ. — Может, решила за границу податься? Так туда без паспорта не пропустят, это я по себе знаю…
— Выходит, вы и за границей бывали? — широко открыла она глаза. — Вот здорово-то… Я бы тоже поехала… Посмотрела бы, как там люди живут…
— Да обыкновенно живут, примерно как и мы. Но ты что надумала? Уехать подальше? Так у тебя первый же полицейский паспорт спопросит, без него никак…
— Нет, я проще решила. Попрошусь для начала в монастырь трудницей. Там, говорят, можно жить при обители, а постриг не принимать сколько-то лет. А потом документ от них получу — и тогда уже в город. Вот. Только помните, молчите о том…
— Конечно, конечно, — согласился он, — ладно, на сегодня, наверное, хватит, и так все блестит. Спасибо тебе. Я через день домой поеду, а как вернусь, привезу тебе то, что обещал. Только ты приходи, слышишь? Я ждать стану…
— Куда ж я денусь, — ответила Дуся, поклонившись ему, — непременно приду. А с батькой своим поговорю, чтоб не думал обо мне дурно и другим пример не подавал. Он у меня такой, его в селе все побаиваются. А вам счастливой дороги. — С этими словами она выпорхнула и, легко ступая босыми ногами, по тропинке пошла меж работающих мужиков, что-то отвечая на ходу на их шуточки.
«Нет, такая точно не пропадет, — подумал Менделеев, — постоять за себя она может. Но до чего хороша девка, а ведь наверняка сама того не понимает…»
Глава шестая
Пробыв в имении несколько дней, Менделеев вернулся обратно в столицу в прекрасном настроении. Идя по улице, он видел в каждой проходящей мимо девушке Евдокию-Дуняшу и подсмеивался сам над собой, дескать, седина в бороду, а бес тут как тут в ребро впился. Радовала и уже выполненная работа на строительстве нового дома, задуманного им. Пусть не все так, как ему желалось, но, главное, дело идет. И подрядчик оказался на редкость старательным мужиком: при прощании сказал, что к осени главные строения должны быть закончены.
Оставалось наладить отношения с супругой, и он, зная ее слабость к сладостям, завернул по дороге в дорогой магазин, где готовили вкусные пирожные, и накупил целый пакет лакомств. Дома на этот раз он был встречен Феозвой в прихожей, чмокнул ее в щеку и вручил свой подарок. Та расцвела и сообщила, что обед почти готов, можно скоро идти в столовую. Поинтересовалась, как ни в чем не бывало:
— Все сделал, что хотел? Вижу, повеселел, а то уезжал туча тучей.
— Похвастаться особо нечем, но дело движется. Бог даст, осенью новоселье справим в нашей усадьбе. Съездила бы со мной хоть разок, тебе там понравиться должно.
— Конечно, съезжу, коль ворчать не станешь, вот только Володю боюсь одного оставить, а то опять недоглядят. — И она тяжело вздохнула.
— Так с собой возьмем! Какая беда. Там я с него глаз не спущу, пусть воздухом свежим подышит, для здоровья только польза будет. Тем более у меня помощница появилась, будет кому приглядеть за ним.
— Это что еще за помощница? — ревниво поинтересовалась та. — Знаю я тебя, ни одну девку мимо не пропустишь. Давно бы пора остепениться, а ты все по сторонам поглядываешь. И не стыдно при живой-то жене? Чего только тебе не хватает?
— Да всего мне вдоволь, всего. А без помощников нельзя. Не самому же мне в доме пол мыть и самовар разводить? Вот и попросил, чтоб направили кого в помощь.
— Надеюсь в возрасте тетка та? Степенная? В Бога верующая?
— Насчет Бога ничего не скажу, не интересовался как-то, а годков ей не больше двадцати. Но справная, все в порядок мигом привела…
— И у тебя еще язык поворачивается меня с собой звать? Совсем совесть потерял, обзавелся наложницей. Знаем, чем все это заканчивается, видать, в батюшку своего пошел, тоже бастрюков на свет без числа произведешь. Говорила мне тетушка, зря ее не послушалась в свое время…
Менделееву от слов жены кровь ударила в голову, и он гневно прикрикнул на нее:
— Ты имя моего батюшки не смей порочить. Мало ли что там про него говорили. Он человек добрый был, жалостливый. Всех под свое крыло принимал, кто без отца рос. Матушка и сестры старшие мне о том говорили. А твоя с четырьмя детками на руках мать разве замуж не выскочила за молоденького учителюшку? И он вас тоже всех принял. И еще потом наплодили. Разве не так?
— Да как у тебя язык поворачивается такие дурные вещи
о моей законной матери говорить?! Ты ее мизинца не стоишь. Она по закону с ним в божьем храме венчана и положенный вдовий срок отходила, а потом только замуж вышла. Тьфу на тебя за такие поганые слова! — Она было повернулась, чтобы уйти, но Менделеев не пустил, обнял, начал ласкать и тут же просить прощения:
— Извини, Физанька, само вот глупое слово вырвалось, неправ я и прощения мне нет. — И тут же ввернул: — Но и ты хороша, зачем моего батюшку покойного помянула? Знаешь ведь, как родительскую память берегу, и никому не позволю о них слова дурного сказать. Забудем, корми лучше мужа с дороги, а то оголодал до последней степени. А девку ту попрошу, чтоб заменили солидной теткой, как ты просишь. Согласна?
— Как скажешь. Да делай, что хочешь, я тебе в делах твоих не указ… За тобой разве углядишь, все одно сделаешь по-своему…
Уже когда сели обедать, Феозва вдруг ни с того ни с сего поинтересовалась:
— И как девку ту зовут?
— Какую девку? — удивился Менделеев, который думал уже совсем о другом и забыл о недавно случившейся ссоре.
— Помощницу твою. Кого же еще…
— А ту, что в Боблово? Евдокией кличут. У нее там трое братьев на стройке у меня работают, и отец за ней приглядывает, в обиду не дадут.
— Дуня, значит, — подвела итог Феозва, — красивое имя, что тут сказать. И сама, верно, ничего…
Но Менделеев счел за лучшее не отвечать…
Несмотря на все уговоры Феозва так и не выбралась в Боблово, находя то одну, то другую причину для отказа от поездки. Зато Дмитрий Иванович, едва освобождался от дел, тут же летел в Боблово, где строительство шло полным ходом, а он начал готовить поля для посевов: сделал из реек мерный циркуль в две сажени и обошел с ним все поля, записывая результаты обмеров. Следом за ним два деревенских мальчишки несли колышки, и он забивал их, отмечая в блокноте, сколько посадит ржи, овса, а что пустит под пары, отдаст в аренду. Мужики со стройки издалека наблюдали за ним и рядили меж собой, чем это занят барин.
— Может, хочет наши наделы к себе забрать? — высказал предположение один.
— Зачем ему наша земля, когда у самого ее вон сколько…
