— Так им все мало, господам этим. Вот увидишь, попрет к нам, привезет землемера из города, а с тем не поспоришь. Вспомни, ранее, что не лето, собирали по дворам мзду для землемера откупиться, чтоб наделы по совести отводил, а не как барин велит.
— Не, этот чудной какой-то, ему не земля нужна, он, говорят, чего-то строить будет, видел, сколь леса да кирпичей навозили? Для чего это все? Наверняка построит себе еще одни хоромы.
— Куда ему? Он, похоже, один-одинешенек живет. Неужто этих не хватит?
— Чего там, поглядим. Староста просил сказывать ему все, что профешшор этот замышляет. У него в волости кум служит, доложит ему, а тот большую власть в правлении волостном, сказывают, имеет. Глядишь, заступится. Своего не отдадим…
Дуне, как и обещал, он привез несколько книг, купленных в книжной лавке. Она с горящими глазами приняла их и прижала к щеке, вдыхая запах свежей типографской краски.
— Нижайший вам поклон, барин, за подарок, верно, дорого стали? Не бойтесь, я отработаю. А можно я их к себе в дом отнесу? Буду там, как время выдастся, читать их, а то тут жалко на них время тратить, работы много,
— Поступай как хочешь, они твои. А это еще вот тебе подарки. — И он протянул ей несколько кулечков с конфетами и связку баранок.
Она зарделась, но приняла, сказав тихо:
— Не возите больше гостинцев, а то и впрямь разговоры разные пойдут. Этак разбалуете меня, потом отвадить не сможете. Ко мне так никто еще по-доброму не относился. Все только: «Дуська пойди туда, айда сюда…» Я к добрым словам дажесь совсем не привыкла… потому и в город хочу, там, говорят, все по- другому…
— Ладно, поговорим еще об этом, — ушел он от прямого ответа, — а сейчас у меня и впрямь дел полно. Время придет, тебя на помощь призову. Не откажешь?
— Да я что, я с радостью, — откликнулась она, так и светясь от счастья….
…Меж тем Менделеев занялся и вовсе чудным делом: объявил, что будет скупать у крестьян старые кости от забитой скотины. Тут они вконец всполошились и костей сдавать не захотели. Менделеев подошел как-то к ним, когда все собрались в кружок и обедали. Их бабы, принесшие им крынки с молоком и окрошкой, сидели в сторонке. Кто с ребенком на руках, кто вязал носки из овечьей шерсти, захватив предусмотрительно с собой, но большинство просто шушукались, похохатывая над чем-то, им одним понятном. Откашлявшись, он скрутил папироску, закурил, присел на обрубок бревна и спросил у ближайших мужиков, сидевших поближе к нему:
— Федор, вот скажи мне, ты скотину в этом году забивал?
— Ну… А чего, нельзя, что ли? Жрать надо чего-то, вот и зарезал бычка, съели давно. А чего вас мой бычок так интересует?
А кости от него куда дел?
— Как куда? В лог дел, куды все их сбрасывают. Чего не так?
— Ты, поди, слыхал, я просил ко мне кости нести, обещаю платить за них. Только почему-то не один из вас не отозвался на то мое предложение. Лень, что ли, вас всех обуяла или иное что?
— Старики не велят, — не глядя на него, ответил Федор.
— Почему не велят? Чем лучше, коль они в логу том будут лежать или у меня в дело пойдут? Ответь мне.
— Это в какое еще дело? Колдовать, что ли, на них станете? Вот-вот, старики так и сказывают, будто вы наверняка колдун и хотите всю нашу скотину извести. Не, не понесем…
Его поддержали остальные мужики:
— Невидаль какая — кости скотины собирать…
— Не к добру это, непонятно, чем та затея обернется…
Менделеев громко рассмеялся и начал объяснять:
— А клей для нужд разных вы из чего варите?
— Из рыбных костей, знамо дело. Он и зовется так: рыбий клей, что хошь клеит и держит хорошо.
— Вот видите, вы из костей клей варите, а я хочу кости на удобрения пустить, а перед тем сжечь на огне до пепла…
— Так кости не горят, пробовали, — отвечали ему мужики.
— Это что еще за удобрение? Сроду не слыхали…
— Да вы много чего еще не слыхали и слышать не желаете. А вот в Европе, там давно пользуются такими удобрениями, и урожаи у них в несколько раз больше, чем у нас, в России. И еще навоз на поля возят, а вы его подле двора складываете или на дорогу валите. Эх вы, темнота… — начал он горячиться.
— В Европе нехристи живут, а мы люд православный, крященый, все как положено. У нас свои законы. Зачем навоз на поля возить, какая с него польза, с навоза этого?
— Пусть по-вашему будет, не хотите — не надо, живите, как жили. Но с костями чего боитесь? Ничего с вашей скотиной не сделается, как жила, так и будет жить. Может, мне из волости начальство привести, чтоб опять с вас проценты требовать начали? Я ведь как обещал, так и сделал: пригрозил им, что в Петербург пожалуюсь на их самоуправство. Не трогают больше вас?
— Не трогают, — покорно согласились мужики.
— А я могу сказать, чтоб опять начали требовать, коль добром не желаете. По-людски прошу: продайте старые кости. Буду платить за пуд по полтиной.
— Сколько? — не поверили те. — По столько мы мясо продаем, а костям за что такая цена? Ой, нечистое это дело, старики верно говорят. Так дело до того дойдет, что потребуете, чтоб мы покойников своих из могил выкапывали да к вам несли… Не, не годится…
— А я согласен, — вдруг раздался молодой голос с конца поляны, — завтра же на телеге привезу, сколь войдет.
— Это кто голос подал? — оживился Менделеев. — А, вижу, Васька Зобнин. Вот и хорошо, уже что-то. В следующий раз я детишкам вашим карамельки и петушков на палочке привезу, они мне за конфетки всего натаскают, коль с вами не договорюсь. Да надо не забыть в волость заехать, — сказал он, вставая и направляясь в дом.
— Куда кости те сгружать? — услышал он, уже отойдя от поляны. Остановился и показал рукой в сторону старого сарая:
— Вот там и сваливайте, а я потом разберусь с ними сам. Благодарствую, мужики, уважили…
В следующий свой приезд он обнаружил солидную груду костей. Тут были и бараньи черепа, коровьи рога, бедренные кости и много подобного добра. Он спросил того же Ваську, взвешивал ли кто их, но тот отрицательно покачал головой, объяснив, что нет у них такого инструмента. Менделеев прикину на глаз, что там не менее десяти пудов, вынул бумажник и выдал парню положенную сумму, велев разделить со всеми.
Вечером он с местными парнишками развёл из плотницких отходов большой костер и велел таскать в него кости из кучи, щедро одаривая каждого леденцами и петушками. Вскоре вверх повалил белый дым, кости начали зловеще потрескивать, пожилые мужики набожно крестились и неопределенно крутили головами.
Молодые девчата, пришедшие вечером к своим отцам и братьям с угощением, закрывали лицо фартуками и испуганно выглядывали из-за них, смотря, как Менделеев длинной палкой мешал костер. Сидела рядом с ним и Дуняша, но как-то чуть в стороне от всех, то ли случайно, то ли потому как подружки начали ее сторониться из-за того, что она была взята помощницей в барский дом. Но Менделееву не было до того дела и он усиленно мешал костер и впрямь в этот момент походил на колдуна, подтверждая тем самым самые мрачные предположения деревенских жителей о своей причастности к нечистой силе. Если бы он слышал, о чем говорили девчата меж собой, то, может быть, и насторожился. А двое из них обсуждали невиданный случай, произошедший с одной из них на днях:
— Слышь, знаешь, чего скажу, — шептала одна другой, — мы с Варькой в здешнем пруду искупаться вечерком хотели, только подошли, а оттуда раз… и русалка вынырнула, мы в крик и бежать… Ужас то какой!
— Старики говорят, раньше здесь тьма русалок была, а как в селе церкву сложили, так они все повывелись. А тут вот опять внове являться стали, — отвечала ей другая.
— Правильно старые люди говорят, что барин наш всю нечисть местную к себе переманит, а я еще не верила…
— Ой, девки, чует мое сердце, добром все это не кончится, беда будет.
— Какая?
— Да кто ж ее знает, что-то обязательно случится, не иначе…
Одна из девушек обратилась к Дуняше, надеясь, что Менделееву за треском костра будут не слышны ее слова:
