– Да. Я уже собиралась уходить, хотела присмотреть за Хайнцем и двойняшками.
– Ну и?…
– Никакого «и». Ты же была в «Акуле», когда Гизберт фон Майер с папой разработали версию, будто Йоханн брачный аферист. Из-за его коварных глаз.
– Ну да. И с адресом как-то странно получилось.
– Марлен, этому может быть тысяча причин. Кто знает, что за придурок этот друг Гизберта, может, он вообще не к тому дому ходил.
– Ну а кто такая мышка?
Я полезла в сумку за сигаретами.
– Этому тоже наверняка есть какое-то объяснение. Я встречусь с ним позже и спрошу. В любом случае не желаю на основании чьих-то диких измышлений верить в преступный умысел. И до нашего с ним разговора очень бы хотела избежать встречи Йоханна с Калле Блумквистом по имени Хайнц.
– А ты крепко втюрилась, да? – усмехнулась Марлен.
– Похоже на то. Но это не значит, что я отключила мозги. Будь спокойна. Да, кстати, я встретила Гизберта фон Майера с Вайдеманн-Цапек и Клюпперсберг в городе. У них появились новые данные. Наш недремлющий журналист обнаружил брачного афериста у стойки регистрации в отеле «Георгсхёе».
– ГфМ же не знает Йоханна Тисса.
– Вот именно, зато там был зафиксирован кто-то другой, подходящий под неопределенное описание. Йохан находился в это время на пляже, зачем ему идти в «Георгсхёе»?
– К тому же он снова живет здесь, – задумчиво произнесла Марлен. – Как бы то ни было, постараюсь успокоить Хайнца. Я так злюсь на себя, что рассказала ему про фотографии. И про то, что мне он кажется странным. Извини.
Я допила чай и встала.
– Ничего. Но ты еще можешь поработать над уменьшением ущерба. Пойду приму душ и намажусь кремом – я купила жутко дорогую вещь и хочу, чтобы сегодня все было на уровне. Не знаю только, как осуществить свое рандеву с этими ищейками на хвосте.
– Да ладно, – расслабленно заявила Марлен, – я справлюсь с этим, в качестве компенсации за нанесенный ущерб. Как-нибудь отвлеку «мальчишек».
Я собрала покупки, а Марлен еще кое-что вспомнила:
– «Мальчишки», кстати, завтра получают подкрепление. Недавно звонил Хуберт, он приезжает раньше.
– Почему? Что с тетей Тедой?
– Лучшей подруге Теды, Агнес из Леера, исполняется семьдесят, и они будут праздновать два дня. Хуберт от участия уклонился. Он отвезет туда Теду и приедет на остров.
– А что он тут будет делать один?
Марлен с тоской посмотрела на меня:
– Угадай.
– Он хочет помочь. Чтобы мы успели к субботе.
– Именно. И теперь их будет пятеро. Хайнц, Калли, Онно, Карстен и Хуберт. Я тебе говорила, что Карстен остался недоволен работой Нильса? Да, сынок слегка напортачил, но завтра он все исправит. Онно в свои шестьдесят четыре – ребенок по сравнению с ними, возраст остальных в сумме тянет на… двести девяносто пять лет. Вот это круто!
– Марлен, надеюсь, ты не подставишься под штрафы. Не нужно ссориться с пенсионной кассой. Ну, я пойду. Когда появится Хайнц, постарайся сделать вид, будто ничего не замечаешь. Он в новом наряде, похож на короля диско и страшно удручен, что в Антарктике гибнут пингвины. Ну, до скорого.
Идя к дому, я оглянулась через плечо. Марлен с устремленным в пространство взглядом сидела, откинувшись в плетеном кресле, и по ее лицу нельзя было понять, о чем она думает – о среднем возрасте своих помощников или гибели пингвинов.
Я осторожно снимала ценник с нового платья, когда услышала, что в замке поворачивается ключ.
Потом в коридоре раздались шаркающие шаги отца. Похоже, прыжки на батуте не умерили его печаль.
– Кристина?
– Я на кухне.
Он вошел и медленно опустился на скамью.
– Что за день!
– Близнецы тебя замучили?
– Близнецы? Нет, с ними все было просто. Они же не первые дети, которыми мне пришлось заниматься.
– А что тогда? Тебя доконали пингвины?
– Ты должна это посмотреть. Надо что-то предпринимать. Это настоящий скандал!
– Папа, это природа. Естественный отбор. Выживают сильнейшие.
Он был просто само отчаяние.
– Кристина! Не знаю, откуда в тебе эта жестокость. Уж точно не от меня.
«Ринтиндамб», – подумала я и выдернула последнюю нитку с зашитого кармана платья.
– Вот, – подняла я обнову, – готово.
Папа оперся подбородком на кулак и внимательно осмотрел платье.
– Это ты сегодня купила?
Учитывая конфетную рубаху и страшась его реакции, я осторожно кивнула.
– Очень красивое. Прекрасный цвет, идет к твоим глазам.
Ему действительно было плохо. Я села рядом и обняла его за плечи.
– Знаешь что? Наверняка существуют какие-нибудь антарктические или пингвиньи фонды. Я поищу в Интернете. А теперь давай переоденемся и пойдем.
Он оглядел себя.
– А зачем мне переодеваться? Это ведь все новое.
– Ну да, – постаралась я говорить нейтральным тоном, – но мне кажется, что в джинсах и однотонной рубашке ты будешь выглядеть… немного солиднее.
– Солиднее? Для Калли или Марлен? Или Онно? Я, кстати, пригласил Карстена на ужин, он же теперь в команде.
Марлен будет в восторге. Скромный ужин в тесной компании постепенно превращается в масштабное мероприятие.
– Карстен… Ну хорошо. Надеюсь, Марлен об этом знает?
Папа кивнул, но слишком самоуверенно.
– Ладно, я ей позвоню. Я приготовила вещи, они на твоей кровати. И нам уже пора.
Набрать номер Марлен я не успела, она меня опередила. Оказалось, что Карстен уже на месте, а его жена вынуждена извиниться, у нее сегодня кегельбан. Гизберт фон Майер сказал, что прийти не сможет, поскольку занят слежкой. А Йоханну Тиссу Марлен посоветовала срочно убраться с линии огня и держаться подальше от пожилых мужчин, добавив, что я потом все объясню. И нам стоит поторопиться, колбаски уже горячие.
Папа, очень элегантный в джинсах и светло-голубой рубашке, хоть и проворчал, что картофельный салат и колбаски – это для сочельника, все же съел три штуки и довольно откинулся на спинку стула.
– Так можно и лопнуть.
Он ослабил ремень, передвинув его на одну дырку.
Карстен тем временем рисовал свое видение интерьерных решений на листке бумаги и пытался уговорить Онно не слушать указаний Нильса.
– Поверь мне, лампы должны висеть прямо над столами, чтобы было видно, что ты ешь. Мой сын просто не думает практически.
Марлен закатила глаза, я успокаивающе ей улыбнулась, стараясь рассмотреть на часах Калли, сколько времени. Было уже почти девять. Когда в кармане моего нового платья завибрировал телефон, я вздрогнула. Папа бросил на меня цепкий взгляд.
– Ты какая-то нервная. Иногда тебя прямо дрожь пробирает, заметила?
– В самом деле? – Я равнодушно взяла свой бокал. – Может, судороги в мышцах после плавания.
Я досчитала до десяти и встала. Папиного сердца сегодня, очевидно, хватало и на пингвинов, и на собственную дочь.
– Ты куда?
– В туалет.
– Тогда иди.
– Спасибо.
В туалете я тут же открыла сообщение: «Буду в «Сёрф-кафе» до упора. Жду встречи».
Мне стало жарко. «Постараюсь побыстрее. Жду встречи».
Что бы ни было, я ее устрою. Я нажала на слив и вернулась к столу. Не прошло и пяти минут, а настроение за столом поменялось. Папа сидел с капризным видом, Калли с обиженным, Карстен с растерянным, Онно с беспомощным. Виновницей всех этих эмоций являлась Марлен.
Я обвела компанию взглядом.
– Что здесь произошло?
– Спроси у Марлен. – Папа бросил на нее сердитый взгляд. – Нас ей недостаточно.
Марлен пожала плечами:
– Я просто сказала, что завтра днем приедет Хуберт, и он тоже хочет включиться в работу.
Карстен подался вперед.
– А где он будет жить? Остров забит.
– Хуберт – возлюбленный моей тети. У них в пансионе отдельная квартира. Боже мой, в пятницу привезут мебель, мы будем рады любой помощи.
Папа фыркнул:
– Ну да, любой. Калли сказал, ему семьдесят шесть. Что он может?
– Папа, пожалуйста. Вы тоже не мальчики.
– А тебя вообще никто не спрашивает. Спасибо за ужин, я иду спать. Спокойной всем ночи.
Он встал и направился к двери. Я подавила порыв догнать его. На пороге он обернулся.
– Кристина, не засиживайся. Завтра рабочий день.
Порыв исчез, я осталась на месте, глядя на дверь, за которой он скрылся.
– На самом деле он так не думает. – Калли, как обычно, взял отца под защиту. – У него был очень напряженный день. Сначала близняшки, потом пингвины, все это чересчур для его мягкого сердца.
– Ничего. – Марлен поднялась и начала собирать тарелки. – Кристина, ты поможешь?
– Разумеется.
Пока мы убирали со стола, мужчины допили содержимое своих бокалов и потянулись к выходу. Мы слышали, как они негромко переговаривались, потом в три голоса сказали: «Пока, спасибо, до завтра».
Марлен забрала у меня тарелку.
– Ну и чего ты ждешь? Иди. Удачи.
Я глубоко вдохнула:
– Спасибо, и…
– Поторопись. Да, кстати…
– Что?
– Не шумите в холле, когда пойдете в его комнату.
