– И что? Теперь это уже антиквариат и стоимость только возросла. Когда ты их видела в последний раз?
– Папа!
– Мы поговорим об этом позже. А теперь вставай, уже без четверти семь. А я иду в душ.
Я понадеялась, что он провозится там достаточно долго.
* * *
– Кристииина! – На этот раз он был одет и благоухал туалетной водой. – Уже семь утра. Что ты такое пила вчера?
Я резко села, голова закружилась. Усталость навалилась свинцовой тяжестью.
– Боже мой! – Папа сел на корточки и заглянул мне в лицо. Я едва смогла на него посмотреть. – Что с твоими глазами? Красные, опухшие. Ты словно не спала два месяца.
Примерно так я себя и чувствовала. Я осторожно спустила ноги с кровати и потерла лицо.
– Конъюнктивит, наверное.
Он неловко погладил меня по голове.
– Умойся, может, тебе полегчает. Я подожду, пока ты будешь готова.
С угрызениями совести я прошлепала в ванную и решила вечером обязательно рассказать папе про Йоханна. В спокойной обстановке, подробно, он ему непременно понравится.
Марлен сунула мне в руки поднос, едва мы вошли в кухню.
– Хорошо, что ты здесь. Сегодня они все так рано пришли на завтрак, а Гезы еще нет. Отнесешь это быстро? А то у меня два отъезда. А что с твоими глазами?
– Конъюнктивит, – невнятно ответил папа, занятый булочкой с изюмом. – Поэтому она плохо спала.
– Ага…
Марлен усмехнулась и прошла мимо меня к стойке регистрации. Папа, качая головой, провожал ее взглядом.
– Мне она иногда кажется грубоватой. Посмотрел бы я на нее с конъюнктивитом.
– Может, это и не конъюнктивит вовсе.
– Да что ты, сразу видно. Вчера вечером у тебя были совсем другие глаза. Я иду завтракать, скоро уже и Калли появится.
Я с подносом медленно пошла за ним.
Когда на пляже стало холодно, мы вернулись в пансион. Без лишних разговоров я проводила Йоханна до его комнаты. Я запретила себе углубляться в эти воспоминания, у меня тут же начинали подгибаться колени. И все же картинка возникла перед моим мысленным взором: его лицо утром, темные глаза под встрепанными волосами, рот, который так хорошо целовать, улыбка. Я замерла. И меня едва не сшибла Геза.
– Боже мой, Кристина, ты что тут делаешь? Я напугалась до смерти.
– Доброе утро, Геза. Так, думала кое о чем.
Она окинула меня недоверчивым взглядом:
– Ясно. Прекрасное место для раздумий. Честное слово. Лучше не бывает. Если ты здесь не решишь всех своих проблем, то я не знаю… У нас восточный ветер или ты просто зависла? Дай мне хотя бы пройти, пока выходишь из транса.
Она прошмыгнула мимо меня, а я улыбнулась ей вслед.
Папа сидел в столовой на привычном месте. Эмили показывала ему свой рисунок чайки, а Лена чистила для него яйцо. Я поставила кофейники на стол и прикоснулась к его плечу.
– Вот, пожалуйста. Твой кофе. Ну а вы как?
Лена подула на палец.
– Яйцо горячее. А у тебя странные глаза.
– Я знаю.
Я окинула взглядом столики, все постояльцы, кроме Йоханна и мюнстер-хилтрупских предпринимательниц, были здесь. Я проверила, хватает ли кофе, чая и прочего, и вернулась в кухню. Пока я там возилась, в столовой раздались голоса фрау Вайдеманн-Цапек и фрау Клюпперсберг. Когда я вошла с чайниками для них, они уже сидели за столом. Лена и Эмили занимали все ту же позицию возле отца. Во взгляде Эмили сквозило нечто похожее на торжество.
– Доброе утро, фрау Вайдеманн-Цапек, доброе утро, фрау Клюпперсберг!
За мою улыбку следовало благодарить Йоханна. Я поставила чайники на стол.
– Ах, милочка, мы ведь уже перешли на имена, – укоризненно покачала головой Ханнелора. – Не так ли, Мехтхильда?
Мехтхильда Вайдеманн-Цапек наклонилась вперед и схватила мою руку.
– Да, да, Кристина! Но вы, к счастью, относитесь к поколению, избегающему фамильярничания. – Она стрельнула ядовитым взглядом в сторону близняшек и их родителей. – В наши дни дети и понятия не имеют о приличии и такте.
Я изобразила сочувствие и склонилась к ней.
– А что такое?
– Ах, – неучтиво отмахнулась она, – эти дети! Вы себя не очень хорошо чувствуете? Вид у вас какой-то замученный.
– Ничего страшного. – Я так же небрежно махнула рукой. – Просто слегка воспалились глаза. Вам что-нибудь еще нужно?
Они покачали головами и посмотрели на папу. Тот не отреагировал, желтым фломастером подрисовывая клюв чайке Эмили. Дамы переглянулись, поднялись и направились к буфету за едой. Папа вздрогнул, когда я присела рядом с ним.
– Кристина, поосторожней! Я же рисую.
– Прости, пожалуйста.
Он склонил голову набок.
– Посмотри, Эмили, клюв все равно получился слишком маленьким, у серебристых чаек они побольше. А теперь мне нужно в пивную, уже почти восемь. – Он покосился на меня. – Ты что-то хотела? Глаза у тебя еще красные.
– Что произошло с твоими дамами?
Эмили аккуратно складывала листок с рисунком.
– Они не его дамы, они просто тут живут.
– Совершенно верно. – Папа протянул Эмили фломастер. – Они хотели к нам подсесть, составить мне компанию, поскольку я один.
– И что?
– Лена спросила, есть ли у них глаза, а Эмили сказала, что здесь занято. И им придется уматывать.
– Эмили!
– А что такое? – Папа убрал прядь волос с лица Лены. – Бывают слова и похуже. Уматывать – еще ничего. Но теперь, барышни, мне пора. У нас осталось всего два дня до открытия.
Он встал, близняшки не спешили уходить от стола, Анна Берг поманила их к себе.
– Лена, Эмили, отпустите его, мы же хотели взять велосипеды напрокат.
– Да, пока, Хайнц, до скорого.
Они вернулись к родителям, а я пошла проводить отца к выходу из столовой. Но не успели мы дойти до двери, как в игру вступила вторая женская команда. Ханнелора рванула и отрезала нам путь, встав прямо перед нами, у ее рта порхала желтая нитка ангорской шерсти.
– Минуту, Хайнц, нам нужно с тобой поговорить.
Мы как завороженные следили за плавными движениями желтой нити. Папа зажмурился.
– Конечно, но мне, к сожалению, нужно работать.
– Брачный аферист появился снова.
Я вздрогнула, папа заметил это и, успокаивая, сжал мою руку.
– Ханнелора, думаю, наш друг Гизберт все держит под контролем. Мы должны вмешаться, если только ситуация для нас, то есть для Кристины, вас или Марлен, станет опасной. – Он повернулся ко мне: – Я его еще не видел. Ты не волнуйся.
Я обратилась к небесам с мольбой, чтобы Йоханн выполнил мою просьбу и не появлялся к завтраку до девяти утра, хотя и известно, что любовь будит голод. Мехтхильда между тем присоединилась к Ханнелоре и сердито посмотрела на подружку, которая молчала, разочарованная сдержанной реакцией своего рыцаря. Мехтхильду так просто успокоить не удалось.
– Что значит «станет опасной»? Она уже опасна, этот пройдоха вчера вечером заговорил со мной.
– Кто? – встревожился отец.
– Ну, этот брачный аферист. Господин Тисс.
Я вспомнила вчерашний вечер. Этого просто не могло быть. Он обязательно рассказал бы о встрече с этой валькирией. Либо она врет, либо принимает за Йоханна Тисса кого-то другого.
Папа разволновался:
– Скажи, Кристина, он снова на острове? Этот Тисс?
– Здесь я его не вижу, – скрестила я за спиной пальцы.
Похоже, ни Калли, ни ГфМ не успели отчитаться о слежке. Я задумалась, как выбираться из этой кутерьмы. И держала кулаки, чтобы лучший любовник всех времен и народов не пришел на завтрак до девяти. Спас меня Калли. Я узнала его по свисту, донесшемуся из холла.
– Доброе утро, дамы! – улыбнулся он. – Привет, Кристина. Хайнц, ты что застрял? Онно и Карстен уже стоят под дверью. Геза сказала, что ключ у тебя.
– Да. – Папа встревоженно посмотрел на меня и решительно на дам. – Мы обо всем позаботимся. Сегодня в восемь вечера встречаемся у плетеного кресла в саду. Если появится Гизберт, мы – в пивной. Пойдем, Калли, нам надо работать. Приятного вам дня, дамы.
Он быстро зашагал прочь, Калли кивнул и бросился догонять Хайнца. Пока Ханнелора и Мехтхильда задумчиво на меня смотрели, перед моими глазами возникла картина: ноги Йоханна заливают бетоном. Я решила тотчас переговорить с отцом. До их конспиративной встречи. Чтобы случайно не произошла какая-нибудь глупость.
«Посмотри мне еще раз в глаза»
Г. Вендланд
Последние постояльцы уже покидали столовую, когда появился Йоханн. Быстро оглянувшись по сторонам, он мне улыбнулся:
– Ну? Путь свободен?
– Это для твоего же блага. Мужчины ушли в пивную. Попозже я поговорю с отцом, пора покончить с этой неразберихой.
Йоханн поцеловал меня в шею, садясь за стол.
– Ну что ты, по-моему, в тайном романе есть своя прелесть, так что можешь не торопиться выкладывать все начистоту.
Недоверчивость у меня от отца.
– Почему? Он не должен о нас знать?
Я закусила губу, так глупо, по-девчоночьи это прозвучало.
Йоханн удивленно на меня посмотрел:
