class="empty-line"/>
Рис. 5.1. Доля хозяйств, укрепивших надел в личную собственность
С числом затронутых домовладений вопрос сложнее. Дело в том, что за годы реформ число домовладений выросло как в результате общего роста населения, так и в силу того, что реформа облегчила раздел семей. На начало 1916 г. правительственная перепись насчитала 15,3 млн домовладений, из них, по оценке Аткинсон, около 11,5 млн владели бы переделяемой землей, если бы не реформа. В ходе реформы около 2,5 млн домовладельцев стали обладателями наследуемой земли, что составляет чуть меньше 22 % ожидаемой совокупности в 11,5 млн домовладений с переделяемыми наделами. К концу 1915 г. соотношение между хозяйствами с переделяемой и наследуемой землей составило 61 % к 39 %[430] (см. рис. 5.1).
В количественном отношении изменения числа домовладений были очевидно значительнее, чем изменения в площади. По сути дела, хозяйства, укреплявшие землю в собственность, имели наделы заметно меньшие, чем в среднем[431].
Правдоподобное объяснение (обсуждение см. ниже) заключается в том, что правом укрепления земли в личную собственность воспользовались прежде всего крестьяне с малыми наделами, намеревавшиеся оставить сельское хозяйство или по крайней мере отказаться от ведения собственного хозяйства.
Аткинсон, насчитавшая 2,5 млн хозяйств, укрепивших наделы в личную собственность, включила туда около 470 000, сделавших это в соответствии со ст. 1 закона от 14 июня 1910 г. Там, где группы хозяйств подавали заявление о разверстании всей общины, она учла только самих заявителей, или около 317 000 хозяйств. В соответствии с законом считалось, что форма собственности изменилась у всех домовладений общины. Но на деле те, кто не подавал заявлений, обычно игнорировали изменение – возможно, потому что действительно считали, что был передел, а может, потому что им не нравился результат или они его считали несправедливым; к тому же, как мы видели, некоторые использовали подобное укрепление наделов в собственность, чтобы помешать ходу реформы. То, что Аткинсон их исключила, представляется разумным. Но когда изменения формы собственности требовала вся община, Аткинсон учитывала всех членов общины, которых набралось еще 153 000[432].
Буквально во всех случаях смена формы собственности – с переделяемой на наследуемую – сопровождалась закреплением земли в личную собственность. Указ гласил, что новый титул собственности будет закреплен за главой семьи, поименованным в документе, фиксирующем новый титул собственности. Было предусмотрено и исключение (часть III) для случаев, когда этот документ устанавливал, что создается неделимая собственность нескольких лиц, не состоящих между собой в родстве, т. е. нечто подобное тому, что в англо‐американском праве было бы совместным владением (joint tenancies) или владением сообща (tenancies in common).
Выделение участка к одному месту. Единственным способом преодоления чересполосицы является, естественно, объединение надела – выделение участка к одному месту. По оценке Аткинсон, к 1917 г. землеустроительные комиссии нарезали едиными участками порядка 12,7 млн десятин[433], что составило чуть больше 9 % всей надельной земли (138,8 млн десятин). Поскольку средний размер объединенных участков был почти в точности равен среднему наделу – 9,9 и 9,7 десятины[434] соответственно, – доля хозяйств, прошедших через землеустройство, была почти равна доле консолидированных земель. Считая, что на конец 1915 г. в стране было 15,3 млн домовладений, получаем, что 1,3 млн землеустроенных участков составили примерно 8,5 % общего числа хозяйств.
Может показаться, что это немного. Но Россия очень большая страна. К концу 1915 г. землеустройство было проведено на площади, превышающей всю территорию Англии, причем это было сделано в стране, в которой к началу реформ почти не было землемеров, а к тому моменту, когда их начали отправлять на фронт, их число достигло почти 7000[435].
Другие цифры и контекст. Чтобы получить более точное представление о достижениях реформ, полезно уяснить еще ряд вещей. Во‐первых, в данные о числе изменений формы собственности не включены те случаи, когда такое изменение происходило одновременно с землеустройством. По указу этот путь был открыт для деревень с переделяемой землей, а после 29 мая 1911 г. эта возможность открылась и перед отдельными хозяйствами. Нет ясности в вопросе о том, какое число хозяйств прошло эту процедуру.
Во‐вторых, администрация не успевала удовлетворять запросы на изменение формы собственности и проведение землеустроительных работ. Как мы видели, Аткинсон учла примерно 2 млн хозяйств, изменивших форму собственности по указу от 9 ноября 1906 г., и еще 0,5 млн – в соответствии со ст. 1 закона 1910 г. Но на основании указа было подано 2,8 млн заявлений. Таким образом, даже если предположить, что какое‐то число заявлений было отозвано, результаты преобразований были бы еще более значительными, если бы землеустроительные комиссии успевали удовлетворять уже поданные заявки.
Что касается выделения участков, доля неисполненных заявок здесь была еще больше, чем в случае запросов на изменение формы собственности: более 60 % поданных заявлений[436]. Если бы власти сумели удовлетворить все «индивидуальные» запросы на проведение землеустроительных работ, число хозяйств, заведших хутора и отруба, выросло бы примерно на 150 %, с 1,3 млн до более 3 млн. Если предположить, что при этом средняя величина участка после землеустройства не изменилась, площадь земель, на которых было проведено землеустройство, выросла бы до 40 млн из 138,8 млн десятин надельной земли, т. е. почти до 29 % вместо 9 %.
Данные о консолидации земельных наделов также неполны в силу особенностей классификации. Приведенные выше данные включают все случаи единоличного землеустройства, но не охватывают работы по групповому землеустройству, которые в некоторых случаях также имели конечным итогом выделение личных наделов к одному месту. Оба термина вводят в заблуждение. Единоличное землеустройство включает как выдел отдельного хозяйства, так и разверстание всей деревни с нарезкой отрубов для каждого двора. (Почти две трети хозяйств, прошедших через землеустройство, сделали это в рамках разверстания всей деревни[437].) А термин «групповое землеустройство» обозначал четыре типа изменений: 1) дробление большой общины на более мелкие – каждая со своей землей; 2) проведение точных границ между селениями; 3) проведение точных границ между общинными землями и землями частных владельцев; 4) любое перераспределение земли внутри общины, если при этом уменьшалось число чересполосных участков, приходящихся на хозяйство[438]. В первых трех случаях устранялись препятствия к выделу индивидуальных наделов к одному месту[439], хотя здесь это и не было главной задачей; четвертый тип по определению означал объединение индивидуальных наделов. Нельзя рассматривать эти формы группового землеустройства как эквивалент выделения личного надела к одному месту, но полностью игнорировать их тоже неверно. К концу 1915 г. групповым землеустройством было охвачено примерно 1,1 млн хозяйств, чуть меньше 1,3 млн, охваченных единоличным землеустройством[440]. Если добавить неудовлетворенные заявки о групповом землеустройстве, в действительности предполагавшие создание отрубов и хуторов, это несомненно увеличит 3 млн заявлений о
