что законопроект обсуждается в Думе месяц за месяцем, а потом Дума и Государственный Совет расходятся, так и не приняв решения? Поскольку ст. 87 требует прекращения действия меры, если законопроект «не примут Государственная Дума или Государственный Совет», представляется естественным, что это означало бы прекращение действия указа. Но поскольку Дума опять была распущена, вновь возникли условия для действия ст. 87, и исполнительная власть могла продолжить движение своим курсом. Было бы, пожалуй, бесплодным занятием толковать ст. 87 таким образом, что принятая в соответствии с ней чрезвычайная мера перестает действовать, если сессия Думы (или Думы и Государственного Совета) закончилась, не одобрив предложенного законопроекта.
То ли в силу этой логики, то ли в силу традиционного для России всемогущества исполнительной власти, то ли по каким‐то иным причинам, но Дума действовала исходя из понимания, что меры, принятые в соответствии со ст. 87, действуют неопределенно долго, если не будут однозначно отменены самой Думой (или Государственным Советом)[386]. В. А. Маклаков, умеренный член фракции кадетов в Думе, в своих мемуарах отмечает, что стоявшая на левых позициях вторая Дума, хоть и была недовольно многими мерами, принятыми Столыпиным в промежутке между двумя Думами на основании ст. 87, решилась отменить лишь часть из них, и указ от 9 ноября 1906 г. не вошел в это число. По его словам, это было вызвано опасениями, что отмена указа приведет к немедленному роспуску Думы[387].
Легко критиковать Столыпина за активное использование ст. 87, но трудно придумать, как иначе он мог проводить реформы. Струве, например, позднее говорил, что крестьян можно было избавить от общины только с помощью ст. 87 и что даже третья Дума, избранная на основании избирательного закона, отдававшего еще большее предпочтение дворянским избирателям, не приняла бы закреплявшие реформу законы в июне 1910 г. и в мае 1911 г., если бы соответствующие меры уже не были проведены в жизнь на основании ст. 87[388].
Сопутствующие реформы
Реформа прав собственности была самым сложным и фундаментальным ответом правительства на аграрный вопрос, но представляла собой лишь часть решения. Другие ответы, предложенные Столыпиным и его предшественниками, также заслуживают упоминания.
В конце XIX в. правительство России освободило крестьян от двух источников их страданий. Во‐первых, серия реформ, проведенных в 1859, 1868 и 1874 гг., привела к уменьшению срока службы по призыву с 25 лет (практически пожизненному приговору, который именно так и воспринимался крестьянами) до 15 (из которых только первые шесть лет были заняты действительной службой). В 1874 г. было покончено с освобождением дворян от службы в армии и были введены различные сроки службы, причем самые короткие – для людей с высшим образованием. Естественно, от этих льгот, связанных с образованием, дворянство выиграло больше, чем крестьянство, но и последним эта реформа принесла некоторое облегчение[389]. Во‐вторых, по инициативе министра финансов Николая Бунге правительство за 1883–1887 гг. постепенно перестало собирать подушный налог в европейской части России, а с 1899 г. – и в Сибири[390].
Кроме того, правительство уничтожило коллективную ответственность (круговую поруку) общины за внесение поземельного налога и выкупных платежей. В 1899 г. это было сделано для общин с наследуемой землей[391], а с марта 1903 г. новое положение было распространено на большинство губерний с передельными общинами[392]. А 11 августа 1904 г. в честь рождения наследника престола Николай II простил долги по выкупным платежам и прямым налогам, а также избавил крестьянство от телесных наказаний, бывших общепринятым средством выбивания долгов по налогам и сборам[393]. Как уже отмечалось в главе 2, указом от 3 ноября 1905 г. выкупные платежи за 1906 г. были сокращены наполовину, а с 1 января 1907 г. и вовсе отменены[394].
Для Столыпина наделение крестьян полноценными правами собственности на землю было частью решения задачи устранения юридических различий между крестьянами и другими «сословиями» и превращения крестьян в таких же граждан, как все остальные. Именно на это был направлен декрет, выпущенный 5 октября 1906 г., прямо перед изданием указа о правах собственности. Хотя декрет был сокращен по сравнению с черновым вариантом, подготовленный в разгар крестьянских волнений, он существенно менял ситуацию в направлении равенства гражданских прав[395]. Он отменял действие круговой поруки в нескольких областях, где она сохранилась после издания указа от 12 марта 1903 г.[396], и отменял право общины привлекать своих членов к принудительному труду за невыполнение финансовых обязательств[397]. Этим же декретом были устранены различные препятствия к поступлению крестьян на государственную службу и к получению ими высшего образования[398]. Кроме того, была ограничена также власть земских начальников, должностных лиц из дворян, которые начиная с 1889 г. выполняли роль суда первой инстанции для крестьян и к которым крестьяне относились с острой неприязнью: после октябрьского декрета земские начальники уже не могли налагать на крестьян наказания без одобрения вышестоящего административного органа[399]. Этим же декретом были устранены особые юридические препятствия, мешавшие крестьянам наделять собственностью своих сыновей и выписывать векселя[400]. Были также отменены распоряжения, препятствовавшие зажиточным крестьянам иметь такие же избирательные права, как и лицам других сословий, при условии что они владели достаточным количеством земли за пределами общины[401].
Важнее всего, пожалуй, было то, что декретом от 5 октября 1906 г. крестьяне получили бóльшую свободу передвижения.
Было ликвидировано право общины и местных чиновников удерживать крестьянина на месте, отказывая в выдаче паспорта. При этом крестьяне были освобождены от необходимости, выйдя из одной общины, приписываться к другой – они получили право регистрироваться в органах местной власти, точнее говоря, в волости. Сначала министерство внутренних дел выхолостило эти положения, обусловив выход крестьянина из передельной общины выводом его земельного надела из общины, но указ от 9 ноября 1906 г. сделал вывод земли из общины делом достаточно простым, что превратило в реальность ту степень мобильности, которую предусматривал октябрьский (1906 г.) декрет[402].
Были приняты и «мягкие» меры помощи крестьянам – посредством образования. По данным переписи 1897 г., более 40 % мужчин в возрасте от 10 до 19 лет были грамотны, тогда как в возрастной когорте 50–59 лет грамотных было всего 20 %[403], что свидетельствовало об эффективности увеличения расходов на образование. Связь между образованием, с одной стороны, и продуктивностью сельского хозяйства и стабильностью сельской жизни – с другой, была достаточно непростой. На прошедших в Нижнем Новгороде слушаниях свидетель предложил статистистические данные, показавшие корреляцию между продолжительностью обучения и использованием удобрений, что интуитивно понятно[404]. Но отцы семейств, даже признавая пользу образования, часто
