время датируются 9000 лет до н. э.34, мы никаких свидетельств концепции геометрической организации не находим. Проф. Андре Леруа-Гуран недавно показал, что расположение фигур, выгравированных и нарисованных на стенах пещер, было вовсе не бессистемным, а строго упорядоченным мифологией, в которой участвовала сама форма пещеры. «Пещера, – утверждает он, – это действительно, как бы организованный мир»35. И он сравнивает эту организацию с собором. Какие изображения обычно находятся у входа? Какие – в середине нефа? Что в апсиде, приделе Пресвятой Богородицы? Где находится главный алтарь? Организация – мифологическая и трехмерно-архитектурная, так сказать; и фигуры по большей части почти как живые. Мы нигде не находим в пещерном искусстве эстетически осмысленных знаков и абстракций, симметрично расположенных в замкнутом, геометрически организованном, двухмерном эстетическом поле – никаких мандал или чего-то подобного. На самом деле, разрисованные или изрезанные поверхности стен пещер настолько слабо воспринимаются как поля, представляющие эстетический интерес сами по себе, что животные здесь часто накладываются друг на друга, усложняя процесс расшифровки современным специалистам36. Мы также не находим ничего похожего на эстетическую организацию поля в работах, дошедших до нас от более поздних, завершающих стадий палеолита, в ходе которых многие петроглифы утратили прежнюю импрессионистическую красоту и точность, а некоторые даже превратились в простые геометрические очертания или абстракции. На некоторых плоских раскрашенных камешках, найденных в местах, которые, очевидно, были религиозными святилищами, появляются геометрические символы: крест, круг с точкой в центре, линия с точкой по обе стороны, полосы, меандры и нечто, напоминающее букву Е37. Однако мы не находим, даже на этой поздней стадии охотничьей эпохи, ничего, что можно было бы назвать геометрической организацией – ничего, предполагающего концепцию четко очерченного поля, в котором ряд разрозненных элементов объединяется и сплавляется в одно эстетическое целое ритмом красоты, в то время как внезапно, в период городов высокого неолита, в ряде центров появляется целый ряд изящно организованных мандал. Их мы находим на расписных керамических изделиях культур Халафа и Самарры (рис. 2, 10 и 11)38.
Рис. 10. Многоцветный узор на гончарной керамике; халафская культура. Ирак, ок. 4000 г. до н. э.
Рис. 11. Многоцветный узор на гончарной керамике; халафская культура. Ирак, ок. 4000 г. до н. э.
И теперь мы снова должны задаться вопросом, можно ли утверждать, что эти геометрические формы, ставшие общим местом в нашей современной психологической дискуссии об архетипических символах, действительно представляют фундаментальные структуры человеческой психики, или же, скорее, могут быть функциями только определенного типа или фазы социального развития, сопутствующими истории лишь некоторых этнических групп.
Этот вопрос имеет большое значение, поскольку от него зависит вся наша интерпретация так называемых духовных, божественных, эзотерических или мистических понятий нашего психологического лексикона. Тем не менее, насколько мне известно, этот вопрос систематически не изучался. Поэтому я хотел бы предложить предварительную гипотезу: идею, которая пришла мне в голову несколько лет назад, в ходе сравнительного изучения мифов и искусства некоторых ныне живущих охотничьих народов и архаичного Ближнего Востока.
Контраст палеолита и неолита
Для начала позвольте мне обратить внимание на тот факт, что у охотничьих народов взрослый молодой мужчина или даже обычный подросток десяти-двенадцати лет является более или менее сведущим знатоком всего технологического наследия своей культуры. Покойный Геза Рохейм отметил это, говоря об охотничьих народах Австралии. В одной из своих последних работ он писал:
Я никогда не забуду детей, которые в возрасте восьми или десяти лет бродили по пустыне и практически сами себя обеспечивали. Мальчик, с его зоркими глазами и копьем, может поймать все, что ему нужно, трудясь с утра до вечера. Даже взрослый мужчина не может добиться большего. Выдающейся чертой первобытной экономической системы является отсутствие подлинной дифференциации труда. Зарождающееся или рудиментарное разделение труда может существовать по половому или возрастному признаку, может существовать зарождающаяся и неполная специализация в вопросах ритуала и магии. Но настоящая специализация отсутствует. А это значит, что каждый индивид технически является носителем всей культуры или, если требуется строгая оговорка, почти всей культуры. Другими словами, каждый индивид действительно самодостаточен.
Мы же взрослеем не так легко. Если свидетельства антропологии о чем-то и говорят, так это о том, что первобытный человек свободен, не ограничен и действительно самостоятелен по сравнению со средневековым или современным человеком39.
Именно это замечание д-ра Рохейма показалось мне ключом к разгадке внезапного появления мандалы и других геометрических организаций замкнутых полей после окончания эпохи охоты и с развитием земледелия. Ибо, если в лагерях охотников община состояла из группы практически равноценных индивидуумов, то в более крупных, более дифференцированных общинах, которые развились, когда земледелие и скотоводство способствовали формированию оседлой, более четко выраженной социальной структуры, зрелость состояла в освоении, во‑первых, определенного специального ремесла или навыка, а затем способности выдерживать возникающее напряжение – психологическое и социологическое – между собой (как всего лишь частицей более крупного целого) и другими людьми с совершенно иной подготовкой, способностями и идеалами, составлявшими другие необходимые органы социального тела.
Проблема бытия как части, а не как целого накладывает на психику определенную нагрузку, которую не приходилось испытывать ни одному первобытному охотнику, и поэтому символы, дающие структуру и поддержку развитию психологического равновесия первобытного охотника, радикально отличались от тех, которые возникли в поселениях в раннем и высоком неолите и которые были унаследованы от той эпохи и сохраняются в настоящее время во всех высокоразвитых цивилизациях мира. Более того, наибольшее число так называемых первобытных народов сегодня на самом деле не являются первобытными по своей культуре, а представляют собой регрессировавшие неолитические, регрессировавшие бронзовые или даже регрессировавшие железные культурные общности. Например, даже пигмеи Андаманских островов, которые, безусловно, являются одними из самых примитивных народов, живущих сегодня на Земле, не должны рассматриваться с упрощенческих позиций. Ведь существует множество свидетельств – как в их быту, так и в их мифах и народных преданиях – о важных культурных влияниях, которые пришли с материка, из Юго-Восточной Азии, три или четыре тысячи лет назад и которые принесли им не только гончарные изделия и свиней, но и новый способ приготовления пищи и даже искусство курения трубки. Кроме того, у них обнаружен чрезвычайно красивый вид лука, который ни в коем случае нельзя назвать примитивным оружием, но который появляется только в мезолите, т. е. в культурном периоде, непосредственно предшествующем зарождению искусства выращивания продуктов питания40.
Рис. 12. Свастика на позднепалеолитической фигурке птицы из кости мамонта; самая ранняя известная свастика. Вид спереди: изображение слева; вид сбоку: изображение справа. Мезин, Украина, ок. 10 000 г. до н. э.
Теперь, конечно, нет необходимости напоминать, что нельзя с уверенностью делать выводы относительно типологии и архетипологии человеческой психики в целом на основании любых доказательств, какими бы обильными они ни были, которые
