были собраны почти исключительно в одной области – хотя и очень большой, а именно области распространения первых деревень, поселков и городов сравнительно короткой неолитической и постнеолитической эпохи человеческой истории. Если вспомнить – как уже отмечалось – что самые ранние свидетельства существования человека в этом мире датируются примерно двумя миллионами лет назад и что период, в течение которого он занимался сельским хозяйством, охватывает не более десяти тысяч лет и если учесть, далее, что наше физическое тело, функцией которого является наша психика, большую часть времени развивалось в условиях не сельского хозяйства, а охоты, тогда, возможно, уместно спросить, не является ли вся земледельческая история и мифология обнесенного стеной города с его храмовой башней в центре, поднимающей богиню-землю к божественному соитию с небесным отцом-оплодотворителем, лишь узкоспециализированной формулой, не нормальной для психики человека, а скорее следствием напряженности, страхов и ожиданий, порожденных в обществе, основанном на сельскохозяйственной экономике. И тогда возникает еще один вопрос: сегодня, когда эта экономика уступила место экономике, основанной на промышленности, а космологический образ, соизмеримый с горизонтом земледельческой культуры, разрушен для нас навсегда, – сегодня, в следующую великую эпоху трансформации, образы, порожденные в предыдущий период кризиса, все еще действенны, и если да, то для кого и почему?
Именно во время керамического неолита появляются самые ранние из тех неолитических статуэток богини-матери, которые во всем мире знаменуют зарождение структуры мифов и обрядов, относящихся к воспроизводящей и питательной «женской» силе возделанной земли. Но есть также гораздо более ранняя серия обнаженных фигурок, по типу палеолитической Венеры из Виллендорфа, относящаяся к периоду культуры охотников. И существует чрезвычайно сложный вопрос, связанный с историей этой серии: поскольку было замечено, что, хотя данный культ, по-видимому, распространился на всем пути от Пиренеев до озера Байкал, период расцвета был сравнительно коротким. По мере того как развивалось искусство живописи и красивые очертания животных заполнили стены пещер, резьба по статуэткам сошла на нет. Более того, всякий раз, когда среди нарисованных животных появляются человеческие фигуры, то это шаманы мужского пола. Изображение женщины практически прекратилось. Итак, мы должны понимать, что существовали два совершенно разных уровня культуры, в которых женские статуэтки играли преобладающую роль в символике магии и религии, и что теперь, по-видимому, их разделял промежуток по меньшей мере в десять тысяч лет.
Мы находим особого рода символы в центрах мандал эпохи высокого неолита, и они остаются характерными для таких конфигураций до настоящего времени. Например, в изделиях из Самарры мы обнаруживаем самое раннее известное сопряжение свастики с мандалой. И есть только одно более раннее изображение свастики – на крыльях летящей птицы, вырезанных из слоновой кости мамонта (рис. 12). Изделие было найдено на стоянке позднего палеолита, недалеко от Киева. Часто на изделиях из Самарры свастика изображается в зловещей форме, с угловатыми ветвями, направленными влево. В центрах этих ранних мандал мы также видим то, что сегодня называется мальтийским крестом. Иногда он видоизменен таким образом, что наводит на мысль о стилизованных формах животных, как будто звери появляются из вращающихся рук. Есть также изображения женщин, ноги или головы которых сходятся в середине мандалы, образуя созвездие. Такие мандалы обычно имеют четыре части, но иногда также пять, шесть и восемь. На некоторых рисунках изображены болотные птицы, ловящие рыбу41.
Археологический объект, в честь которого была названа эта великолепная серия украшенных сосудов – Самарра – находится в Ираке, на реке Тигр, примерно в тридцати километрах к северу от Багдада. Область распространения такого рода посуды простирается на север до Ниневии, на юг до Персидского залива и на восток, через Иран, вплоть до границ Афганистана. Халафская посуда, с другой стороны, рассеяна по территории к северо-западу от этого региона, с главным центром в северной Сирии, к югу от так называемых Таврских гор Анатолии, откуда река Евфрат и ее притоки спускаются с предгорий на равнину. И что особенно примечательно, в росписи этой прекрасной посуды четко выделяется голова быка (как в Чатал-Хююке) с большими изогнутыми рогами. Образ этот изображен как натуралистически, так и в различных стилизованных, очень изящных формах. Другой заметный элемент данной серии – двойной топор, который в более позднем критском искусстве является знаком и оружием богини. Мы снова видим мальтийский крест, как и в Самарре, но – что, пожалуй, очень важно – ни свастики, ни изящного изображения газели нет. Более того, вместе с женскими статуэтками (которых в данном случае очень много) мы находим глиняные фигурки голубя, а также свиньи, коровы, зебу, овцы и козы42. На одном прелестном керамическом осколке изображена богиня, стоящая между двумя козами: слева от нее самец, а справа – самка, дающая сосать молоко маленькому ребенку43. И все эти символы связаны в этом комплексе халафской культуры с так называемой гробницей-толосом.
Именно этот комплекс не только появился тысячелетие спустя на Крите44, но и был перенесен оттуда по морю, через Геркулесовы столпы, на север, на Британские острова и на юг в Нигерию и Конго. По сути, это основной комплекс микенской культуры, из которой греки, а вместе с ними и мы, почерпнули множество символов. И когда культ умершего и воскресшего бога Луны был перенесен из Сирии в дельту Нила в четвертом или третьем тысячелетии до нашей эры; эти символы ушли вместе с ним. Действительно, я считаю, что мы можем с большой долей уверенности утверждать, что в халафской символике быка и богини, голубя и двойного топора мы имеем одновременно и продолжение мифологической традиции, уже провозглашенной за две тысячи лет до этого в храмах Чатал-Хююка, и промежуточную точку на пути этой традиции к ее кульминации в великих религиях Иштар и Таммуза, Исиды и Осириса, Афродиты и Адониса, Марии и Иисуса. С Таврских гор – гор бога быка, который, должно быть, уже отождествлялся с рогатой луной, которая умирает и воскресает, – культ распространился вместе с искусством скотоводства практически до пределов земли. И мы славим тайну мифологической смерти и воскресения по сей день как предвестие нашей собственной вечности. Тогда имманентность вечности в отрезках времени становится смыслом этой архаической игры-мистерии. Но что такое вечность и что такое время? И почему в образе быка или луны?
Г. Иератический город-государство (ок. 3500–2500 до н. э.)
Четвертый этап в развитии на Ближнем Востоке цивилизации, основанной на сельском хозяйстве, от которой произошли все высокоразвитые культуры мира, наступил ок. 3500 г. до н. э. За полтысячелетия до этого, ок. 4000 г. до н. э. (дата сотворения мира, указанная в Книге Бытия), некоторые неолитические деревни начали обретать размеры и выполнять функции городов-ярмарок, и, кроме того, происходило распространение культуры халколита на юг, в грязевые равнины Месопотамии. Это был период, когда
