сизым дымом четырехколёсная телега укатила.
— Кребудень это что? — спросил у мира Егор.
— Это кто, — мрачно ответили из-за заборчика.
— И кто? — послушно переспросил Егор.
— Рано тебе знать.
— Да там девчонка младше меня была! — возмутился несправедливостью парень.
— Может и не девчонка.
— А кто?
— Сам подумай.
Егор подумал.
— Вроде тебя?
— Вроде меня.
— Всё равно нечестно.
— Мы дольше взрослеем, — Куней наконец-то соскребла себя с асфальта и поднялась на ноги. — Мне по вашему счёту лет двадцать пять.
Окинув её откровенным взглядом, Егор признался:
— Больше двадцати бы не дал. Даже сейчас.
Огневолосая густо покраснела, одергивая на себе лохмотья.
— Чего пялишься! У тебя что-то из одежки сохранилось?
И тут седой подал голос, простонал невнятно. Девица тут же забыла про свой внешний вид, бросилась к напарнику. А Егор тем временем огляделся.
Выкинуло их к оживлённой дороге. Мимо с шумом проносились автомобили, громыхали и пёрхали сажей грузовики, ползли автобусы всех мастей, от микро и до трёхсекционных гармошек. Мелькали и такси со знакомыми шашечками на жёлтых бортах.
Вся эта машинерия выглядела будто прямиком из восьмидесятых или даже старше. Хватало новеньких и блестящих корпусов, но с угловатым дизайном и рыбоглазными фарами. Точил и зубил тоже в достатке, аналоги «девяток» и «десяток» составляли едва ли не треть потока.
Изредка по асфальту катили кареты. Натуральные кареты, лакированные, блестючие мелкими оконцами и богатой золотой вязью по вычурной формы корпусу. Без конной тяги и даже без окон спереди. Кто и как двигал такую диковинку, со стороны понять было невозможно. Пару раз на запятках карет стояли здоровенные гайдуки в яркой полувоенной форме, крепко держась руками в белых перчатках за особые золочёные или серебрёные скобы.
Палило солнце.
Сладко пахло разогретой зеленью: липами, акациями, ещё чем-то знакомым. Почти так же, как в тот день, когда Егор покинул привычный ему мир.
Вдоль дороги тянулся широкий тенистый бульвар, плотно усаженный мощными раскидистыми деревьями и отделённый от дороги и тротуара тем невысоким заборчиком и кустами, с которыми так близко познакомился Егор. В отдалении торчали верхние этажи домов, с серыми и охристыми стенами.
Куней справилась со здоровяком, перевалила его через оградку и затащила за кусты, укрыв от взоров пешеходов и водителей.
Устало опустилась на траву и требовательно протянула руку к Егору.
— Рюкзак свой дай, разбодяживать тебя будем.
— Чего?!
— Грабить буду! — и девица подскочила, полная сил.
— А ваши… А, ну да, та синяя дрянь.
— Ага. И мою котомочку, у южных кожевенных мастеров справленную, и мешок этого обалдуя, — горюнилась рыжая. — Одёжку сменную, три пары. Нож костяной артефактный, из рога единорога, один. Флягу бесконечную, из лунной меди кованую, одну. Трусики… Так, это тебе не по возрасту, но всё же — пять! Карту денежную, одну. Нет, две! Кошелёк… ой!
— Шубу отечественную, три, — поддакнул Егор.
— Этого не знаю. Но вижу, что потешаешься, негодяй!
— Да нет, я чего. Просто вспомнилось.
— И мешочек с круглым золотом утопили. И бинокль, — перечисляла она, с каждым словом все больше куксясь. — Ничего не осталось.
— Совсем ничего? — ужаснулся Егор. — А запас в пространственном кармане?
— Что?!
— Ну, или в кольце с внутренним объемом?
— Да что за бред ты несёшь?
— Что, нет таких?
— Есть такие! Но я тебе кто, магистр Пространства? Погонщик Стаи? Или, может, тех-банкир, на золоте ем, с золота пью? Знаешь, сколько кольцо на кубометр стоит?
— Сколько?
— Не знаю! Давай сюда чертов рюкзак!
— И чего так орать-то?
Куней постучала пальцем по лбу Егору.
— Люди. Люди ходят, а я в этом, — и она провела руками по телу. Определённо, провести было по чему. Этак, волнительно волнообразно. И порванная одёжка очень даже волнительности способствовала, как реквизит из фильма про Тарзана.
Не то чтобы Егор смотрел тот фильм… Нет! Друг рассказывал!
Егор сглотнул.
— Ты такая красивая, что не заметят. То есть тебя заметят, а не… Короче, всё нормально!
— Короче! Рюкзак.
Пришлось отдать.
Девица без капли сомнений высыпала на траву все пожитки егоровы. Ворошила, откладывая и перекладывая, фыркала недовольно, развернула с сомнением упаковку трусов-боксёров, взяла свежие, ещё с ярлычком неоторванным. Также захапала последнюю чистую футболку. Носки отложила.
Остальное, не глядя, отодвинула в сторону. И вообще пребывала в своих мыслях и грустях. Решилась:
— Отвернись.
Егор послушно отвернулся.
Уши скрутились трубочкой, желая донести до хозяина детали происходящего за спиной. А рыжая, как назло, тихо шептала, чем-то шуршала, скребла, пощёлкивала, причмокивала и вообще, издавала всякие звуки. Всякие! Егор краснел и бледнел, звуки никак не заканчивались.
Издевалась как могла.
И вот, из-за спины послышалось повелевающее:
— Можешь смотреть.
Из футболки Егора и остатков своей одежды она неведомым образом сотворила короткий белый топик с зелёной оторочкой и белую же мини-юбку с оранжевыми полосами вдоль бёдер и кокетливым оранжевым треугольником спереди. Боксеры, похоже, пошли на шортики безопасности, но ими хвастаться не стала.
Крутанувшись перед зрителем и уловив реакцию, девица победно усмехнулась. Воткнула мачете в землю, подрезала дёрн и спрятала под ним свёрток с обрезками и лохмотьями. Дёрн притоптала.
— Пошли.
— А он?
— Пусть лежит, не украдут. Или украдут? Погоди.
Она подошла к аллее, покрутила головой и радостно указала на некое синее пятно вдалеке.
— Идём покупать мороженое! Много мороженого! Весь киоск!
— А деньги-то есть? — Егор начал привыкать к закидонам рыжей.
— А денег… нет, — оторопела Куней, вспомнив о пропаже кошелька и прочего.
Замерла, задумалась.
— Ограбишь кого-нибудь? — подсказал Егор.
Девица недовольно помотала головой. Растерянно оглядывалась. Что-то не складывалось в её планах, на потерю всех денег она не рассчитывала.
По ярко-синему небу плыли веселенькие облачка.
Куней думала.
И Егор сжалился. Достал из рюкзака коробок спичек и протянул спутнице.
— Спички?
— А ты открой.
Она открыла, завизжала, запрыгала, отколола коленце, бросилась к Егору, крепко обняв и прижав к двойным свидетельствам мужской погибели и, чуть не задушив, сильно поцеловала в губы. Дважды. И трижды. Короче, несколько раз; Егору было не до арифметики.
— Ля, ля, ля! Хей-хей, за эскимо летит Куней!
И усвистала к видневшемуся среди зелени киоску.
Через несколько минут вернулась с бумажными пакетами, битком набитыми эскимо и плоскими вафельками. Видать, уболтала продавца. Сгрузила на ближайшую скамейку. Сама же
