жук-трупоед, а жук солнечный? Говорила, что в любом из них есть капля жизни?».
Что ж, пришло время попробовать эту каплю. Нельзя же давать Владу неизвестно что. Девочка поднесла к губам бутылочку и сделала один небольшой глоток. И… едва жидкость коснулась её языка, едва попала в полость рта, как обожгла все ткани не хуже, чем кипятком, это было так неожиданно, что Света невольно сглотнула жидкость. Проглотила её. И огонь потёк по пищеводу, но обжигал уже не так сильно. Тем не менее Света замерла с раскрытым ртом и выпученными глазами:
«Лишь бы теперь не умереть! А вдруг это яд? Вдруг жук ядовитый?». Её бросило в жар, щёки, лоб, уши буквально запылали, и не только в голове, во всём её теле, казалось, закипела кровь, мурашки и зуд одновременно прокатывались волнами по спине и по бокам, у девочки задрожали руки и появилась боль в глазах. Ей даже пришлось зажмуриться на добрые полминуты, но потом все эти странные ощущения стали затихать. Нет, шум в ушах и пульсация крови на лице и шее не проходили, но в общем она стала чувствовать себя получше. Да, нет, не получше, она стала чувствовать себя хорошо, лучше, чем до того, как сделала глоток этой жидкости. Светлана открыла глаза и вдруг… С ней такое случалось, когда в мексиканском ресторане на Вознесенском проспекте в огненном фахитос ей попался крупный кусок перца холопенье. У неё от этого просто настроилось, улучшилось зрение. Девочке тогда казалось, что на несколько секунд ей на нос надели очки, из-за которых она стала видеть самые мелкие вещи и различать самые мелкие буквы. Теперь с нею случилось тоже самое, только, в отличие от ресторана, ощущение улучшения зрения на проходило. Света делала большие вдохи, и ей казалось, с каждым вдохом она наполняется силами. И она снова чувствовала голод! Буквально только что девочка съела большую, по-настоящему большую, мужскую порцию картофельного пюре! Три! Три куска курицы, три солёных огурца, и всё это с двумя большими кусками хлеба… и она опять хотела есть.
«Либо это от жучьей воды, либо я расту, — решила Света. — Причём расту сильно».
Прежде чем снова начать есть, она позвонила Нафисе:
— Нафиса, время почти двенадцать, вы освободились?
— Через двадцать минут освобожусь.
— Тогда я вас жду.
— Буду у вас через час.
— Не забудьте свою форму.
— Хорошо, привезу, — обещала сиделка.
⠀⠀ ⠀⠀
* * *
⠀⠀ ⠀⠀
— Ты на практике, что ли? — строго спросила у неё женщина, медсестра по виду. Она катила перед собой каталку с медицинскими коробками и с неудовольствием рассматривала Светлану.
Девочка и вправду заслуживала подобного взгляда, выглядела она так себе, Нафиса была плотненькая девушка, но не очень высокая, Света была на пол головы выше, так что бело-розовая курточка, фиолетовые брючки были Светлане коротковаты. А белые босоножки маловаты.
— Да, на практику. Меня в интенсивную направили, — Света запомнила это слово, и вот оно пригодилось.
— Форма чужая, что ли? — уточнила строгая женщина.
— У подруги взяла, — сразу ответила Света, — свою постирала.
Тут двери лифта открылись, причём это был технический лифт.
— Погоди, — строгая женщина взяла с каталки коробку с чем-то медицинским и сунула её Светлане, — отнесёшь Марине, скажешь, чтобы потом зашла расписалась.
— Угу, — Светлана вязал коробку, — а Марина — это кто?
— Старшая медсестра интенсивного отделения.
— Хорошо, я всё сделаю, — обещала девочка.
«Отделение интенсивной терапии». Двери белые, огромные. Это чтобы на каталке больных провозить без задержки. Света совсем не боялась, но немного волновалась. Если её поймают, ей ничего не будет, она пришла к жениху, но нужно, чтобы не поймали. Она всерьёз намеревалась его вылечить. Ей очень повезло, что эта строгая тётка к ней пристала с расспросами, теперь у неё был отличный предлог проникнуть в отделение реанимации. Светлана огляделась.
По лестнице и у лифтов ходят люди, врачи, пациенты, посетители, торчать тут нельзя, и она толкнула большую дверь.
Сразу пошли кабинеты, палаты. Палата номер два, четыре, вот и пятая, Владик говорил, что лежит в девятой, а тут и просвет. У окна регистрационный столик, за ним медсестра.
— Здравствуйте, — говорит Света. Она показывает коробку. — Меня прислали передать вот это Марине.
— Марине? — медсестра удивляется и смотрит на девочку неодобрительно (тут все такие серьёзные!). — Может быть, Марине Георгиевне?
Света пожимает плачами: может быть.
— Идите по коридору, Марина Георгиевна в ординаторской. Она будет справа. Увидите.
И Светлана идёт туда, куда сказали. И видит девятую палату. Света едва сдержалась, чтобы не позабыть про коробку и не свернуть к Владику. Но палату она запомнила. Девочка всё ещё волновалась, ей очень не хотелось, находясь в двух шагах от цели, разоблачить себя какой-либо глупостью.
Когда старшая медсестра забрала у неё коробку и пообещала зайти и расписаться за неё, Светлана вышла со склада и уже уверенно, но всё-таки оглядываясь по сторонам, проскользнула в большую дверь, рядом с которой на стене красовалась цифра девять.
⠀⠀ ⠀⠀
Глава 19
Если бы Влад не сказал ей, что он в девятой палате, она никогда бы не подумала, что один из двух людей, там находившихся, и есть её Пахомов. Второй был дедушка, а у Влада вся шея была спрятана в какую-то странную пластиковую фигню, а его лицо было белое, как бумага. Белая, белая кожа, да ещё и на исхудавшем, усталом лице.
Она узнала его по вытаращенным глазам. Владик не спал и смотрел на неё. Смотрел и, видя, что Света остановилась в дверях, поднял руку: я здесь. Она и так бы поняла, потому что второй пациент в палате был седенький дедушка. Он лежал и то ли спал, то ли просто прикрыл глаза, а ещё две кровати в палате были свободны, не застелены даже.
— Пипец, Владик, — девочка села на кровать Влада, чуть облокотилась — аккуратно, чтобы не задевать трубки капельницы, — и поцеловала его в белую щёку; она готова была зарыдать, — ты такой белый, почему?
Светлана забыла — Влад
