с хрустом.
Я смутно начинаю постигать
Азы артиллерийского искусства.
Всё верно: непременный атрибут
Любой войны – огонь, в снаряд обутый.
Признаться, кошки на душе скребут
От этого – будь проклят! – атрибута.
Я мудро философствую: примат
Огня с металлом над живым солдатом.
А в сущности, ведь это – Дантов ад.
И, обозлившись, он, живой солдат,
В казённик вбив очередной снаряд,
Ответным бьёт, покрыв фашиста матом.
О как минуты медленно текут!
Мы на прорыв ждём нового заданья.
И вдруг -
в окоп
прямое попаданье,
Затем -
прямое -
в полковой медпункт…
Заплачет горько по убитым мать,
Счёт потеряв кровавым дням и суткам.
И вдруг, каким-то там
Вторым рассудком,
Я начинаю жутко понимать
Во всей вот в этой беспощадной мгле
Немыслимость того, как говорится,
Чудовищность всего, что здесь творится,
Нелепую жестокость на земле.
Но тотчас мысль становится острей -
Я осенён как благостною вестью:
Из наших справедливых батарей
Ударит всенародное возмездье.
Кляни себя и на судьбу не сетуй!
Я это утро с ночи сторожу.
Бегу в киоск за утренней газетой
И в ней… своих стихов не нахожу.
И я шучу: знать не бывать фортуне…
Но строфы жгут, слова-глаголы жгут.
Стихи мои!
Они страдают втуне.
Их нет пока. Они во мне живут.
***
Памяти друга – капитана медицинской
службы Сергея Алешкевича
…Застыли каски у окопной бровки.
Сигнальная ракета. Всё! Пора!
Конец артиллерийской подготовки -
Рванули наши танки на таран.
Бросок вперёд к блокированным дотам!
На флангах – миномётная пурга.
Идёт большая ратная работа -
Советские солдаты бьют врага.
И вот уже из-за черты багряной
По рации звучит издалека,
Что справа у высотки безымянной
Серьёзно ранен командир полка.
…Кипят в стерилизаторах укладки.
Часы секундам отмеряют ход.
Военной хирургической палатки
Спокойный и суровый обиход.
Людская боль и ранние седины,
И милосердье боевых подруг.
И вот вступает в смертный поединок,
В борьбу со смертью молодой хирург.
Не очень долго поединку длиться.
Здесь каждая секунда на счету.
Дерзает врач. И юная сестрица
Слова-приказы ловит на лету:
–Пинцет Пеана! Кетгут побыстрее!
Но вот внезапный залп из-за реки -
Наш медсанбат жестоко был обстрелян
Конвенции Женевской вопреки.
Хирург был ранен не на поле брани -
И попрана женевская статья.
Какой-то миг он был совсем на грани
Минуты той, того небытия,
Когда в глазах уже не мир телесный,
А пустоты разверзнутая пасть.
И нет друзей, любви, цветов и песен,
И жизни нет! И следует упасть.
Но он стоял. С гудящими висками,
С наплывами мертвящей синевы,
Уже отяжелевшими руками
Последние накладывая швы.
Он пробовал шутить: «Мотор не тянет -
Горючего не следует жалеть».
Теперь сражался он с двумя смертями,
Чтоб первую суметь преодолеть.
Преодолеть! Не допустить утраты.
Стоять! Стоять! Держаться до конца!
И вот с командирского лица
Как тень сползает маска Гиппократа.
А врач, когда свинцом набрякло тело,
Сказал свои последние слова:
–Всё хорошо… Конец венчает дело.
Он будет жить! -
И рухнул у стола.
Враг покидал израненные пашни.
Уж бой гремел у дальних переправ.
Так отдал жизнь мой друг и однокашник,
Свершая подвиг, смертью смерть поправ.
Леонид Попов. Первый орден после форсирования реки Сиваш (1943-1944гг)
ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА
«Дорогой мой сыночек, если
уж так привелось, воюй, род-
ной мой, а допрежь всего, уж
коли Родина-мать выучила те-
бя грамоте и разным наукам, да
ещё повелела быть венным док-
тором, спасай от погибели наших
воинов-богатырей, наших солдату-
шек. Только прошу тебя, ради бога,
не подходи очень близко, где стре-
ляют».
(Из письма матери Еликаниды Дми-
триевны на фронт. 1943 год.)
Бью, осатанев. Свинцом в лицо
Нас из автоматов поливая.
…В этот час пришло мне письмецо -
Удружила почта полевая.
Всё в огне -
Пожухлый сухостой,
Всё в дыму -
Берёзовость да ивость.
Будь же, будь во истину святой
Эта материнская наивность.
Всё как предназначено судьбой.
Что сказать? Нашла коса на камень.
Третьи сутки длится смертный бой.
Что скажу я, что отвечу маме?
Мама, я не лезу на рожон.
Лезет враг. Его мы покараем.
Но чего попишешь? Полк-то окружён.
Стал мой «тыл» теперь передним краем.
Мы попали в жуткий переплёт…
Вот летит стервятников армада.
Бьёт он, гад, остервенело бьёт…
В общем всё как на войне.
Как надо.
Мы врага должны с земли стереть,
А иначе – рухнет мирозданье.
Мы должны сегодня умереть
Или выполнить страны заданье.
Тут, как говорится, быть или не быть,
Раз уж ситуация такая.
Как же близко мне не подходить,
Где солдаты кровью истекают?
Я чуть-чуть сегодня поседел.
Не для красного скажу реченья -
В этом мой священнейший удел,
Высшее моё предназначенье.
Скоро будет перелом в бою -
Мы прорвёмся, грянем в наступленье…
По сыновьи голову свою
Я склоняю на твои колени.
В ГОСПИТАЛЕ ИНВАЛИДОВ
ВОЙНЫ
Хлеба и травы на полях
Цветут, где шли бои-сраженья.
А многие, кто был в боях,
Ещё лежат в госпиталях,
Как будто бьются в окруженье.
Десятки лет.
До этих пор.
В борьбе своей увековечены
И горькой славою увенчаны
Теченье жизни не в укор.
Десятки лет.
До этих пор.
А тишина плывёт окрест
В лесах, в садах, в речных излуках…
Они ж
Несут свой тяжкий крест
В привычно выстраданных муках.
Средь госпитальной тишины
Их память – огненными красками…
Они людьми окружены,
Великой Родиной обласканы.
Их фронтовая седина
В глазах хирургов отражается.
Давно окончена война.
А подвиг…
Подвиг продолжается.
***
А их всё меньше. Время, не спеши!
На площадях, встречаясь в Дни Победы,
Ведут о прошлом жаркие беседы
Седые эти наши крепыши.
С колодками, при полных орденах
На постаревших, выцветших мундирах.
Целуясь, плачут наши командиры,
Не ведавшие, что такое страх.
Тогда – в огне, в дыму сороковых -
Они не раз в глаза смотрели смерти.
Не плакали! Они дрались как черти!
Не многие теперь из них в живых.
Суров и проницателен их взгляд.
И ласков он… Не тужат ветераны!
Хотя нет-нет да вновь заноют раны.
Осколки в их сердцах ещё болят.
А в парках, в скверах буйствует сирень!
Играют дети – продолженье жизни,
Спокойное могущество Отчизны
Царит вокруг, пронизывая день.
У обелиска – молодой солдат…
И снова, вспомнив годы огневые,
Стоят, обнявшись, други фронтовые,
Задумчиво на молодость глядят.
Они «Землянку» под баян поют,
Победные вокруг знамёна рдеют.
Всё множится… А их ряды редеют,
Хотя своих позиций не сдают.
В ТОТ ДЕНЬ
Памяти Георгия Добровольского,
Владислава Волкова,
Виктора Пацаева
Не слёзы!
Нет!
Но боль земли
Сквозь наши души – биотоками…
Уже их трассы пролегли
Перед грядущими потомками.
Стремителен их крыльев взмах.
И в вечности не быть им старыми.
Дано остаться им в веках
Планеты гордыми Икарами.
И я, о чуде не моля,
Клянусь перед судьбой – Фемидою:
–Прости меня, моя земля,
Я даже смерти их завидую.
30 июня 1971 года
В ЦКБ
Б.Н.Полевому
Тяжелеем. Старимся. Тучнеем.
Но лишь пораскинешь головой -
Полевой вы! Точно.
А точнее -
Вы Борис Военно – Полевой…
Остаётесь им, пройдя сквозь годы,
Сквозь огонь бризантный, через дым,
Через безпривальные походы -
Тем же неизменно молодым.
И шагая по высотам-склонам
Дней былых,
Где дали все видны,
Остаётесь верным, непреклонным
Летописцем праведной войны.
Всё – в былом! -
Высотки да овражки,
Где вы шли до мирной борозды
От звезды солдатской на фуражке
До своей – до золотой звезды.
ПОСЛЕ КРИЗА
Тяжело из жизни уходить…
Если впереди лишь ранний вечер,
Если верой в лучшее отмечен,
Ловишь ветер осязаньем губ,
Ты -
неистребимый жизнелюб,
Чем не смог ты жизни угодить?
Тяжело из жизни уходить.
Как назло,
в окне пылают флоксы.
В этот миг себе я не солгу -
Может, просто жизнью я увлёкся?
Может, я у жизни весь в долгу?
Неужель
«не мять травы багряной»?
По Москве вечерней не бродить?
Ранний вечер… Друг мой,
очень рано…
Тяжело из жизни уходить.
Рвётся нитка трепетного пульса -
Я уже в небытие лечу
И кричу:
–Не падай, не сутулься,
Не к лицу
Сутулиться врачу!
ДРУГУ – ПОЭТУ
От всякой скверны душу вычистив,
На мысли той себя ловлю:
Люблю твой стих афористический,
Поэзию твою люблю!
Строку до боли напряжённую,
Звенящую, как тетива,
И душу, факелом зажжённую,
И во плоти – твои слова.
Читаю – и готов на лучшее,
Что можно на
