– Взлет разрешен!
Третий номер обгоняет меня. Я остаюсь последним. Двигатель работает на полную мощность. Единственная возможность увеличить скорость - это убрать шасси, чтобы уменьшить сопротивление воздуха. Убираю шасси, рискуя удариться брюхом о взлетную полосу. Да, мой взлет ужасен. Полосы мне еле-еле хватает для разбега. Причины - сильная жара и тяжелые двигатели, которые не дают развить большую скорость. У Дакоты самолет Р-84 G, самая последняя модель, совсем новенькая. Ну а у меня и у де Кастро самолеты старые, с никудышними двигателями. Это, по сути дела, устаревшая техника. И так всегда: они летают на лучших моделях, а мы, иностранцы, на худших.
Но вот в наушниках рации звучит чей-то раздраженный голос:
– Цель одиннадцать, внизу! Наш ведущий объявляет:
– Я Дакота Первый, атакую!
Пытаюсь отыскать цель, но безрезультатно. И тут первый самолет бросается в атаку, за ним второй и третий. Вижу огромную металлическую птицу всего в нескольких метрах от меня. Мне кажется, что она почти стоит на месте. Но вот самолет Т-33 переходит в пикирование и проносится прямо перед моим носом. Сам не знаю почему, начинаю вести непонятный счет: тысяча один, тысяча два, тысяча три… Отвожу ручку управления от себя, но так резко, что, если бы не ремни безопасности, шлемом разбил бы стекло. Земля с головокружительной быстротой несется мне навстречу. Девять тонн массы самолета сообщают ему громадную инерцию. На лобовом пуленепробиваемом стекле красной точкой отражается мой прицел. Цели все еще не вижу. Может, я вообще не обнаружу ее? Если через две-три секунды не удастся увидеть цель, мне придется выйти из пикирования и перейти в горизонтальный полет.
Наконец-то вижу ее! Она там, далеко внизу, похожая па маленькую серебристую точку величиной с булавочную головку. За ней еще две или три точки - это самолеты нашего звена, атакующие цель. Вдруг одна из этих точек, как бы подброшенная гигантской невидимой силой, стремительно проносится всего в нескольких метрах от меня. Это наш ведущий Дакота вышел из атаки, чтобы, набрав высоту, вновь броситься вниз. Теперь и я нахожусь на дистанции огня по цели. Всего несколько мгновений, чтобы поразить ее. Но перекрестие прицела никак не совмещается с целью, прыгает перед глазами как мячик. Самолет с головокружительной скоростью несется вниз. Наконец мне удается прицелиться. Красная точка прицела попадает на цель. Огромные перегрузки, дыхание прерывистое, кислородная маска того и гляди слетит с лица. Нажимаю на красный спусковой крючок, установленный на рукоятке управления, пока цель находится у меня на перекрестии прицела. Однако огня нет. Черт возьми, я же забыл снять пушки с предохранителя! Быстро делаю это, и в то же мгновение гром раздается у меня в ушах и две золотистые струи уходят к цели. Беру ручку на себя, чтобы не столкнуться с белой мишенью и самолетом Т-33, которые теперь совсем рядом. Пролетаю мимо них на большой скорости. Мой «летающий паровоз» несется кан тяжелый снаряд, выпущенный из пушки. Иду прямо на солнце. Постепенно оно ослепляет меня. Перегрузки растут и, видимо, достигают максимума. Зрение и слух полностью отключились, работает только мозг. Какой-то туман обволакивает меня. Гробовая тишина. Прихожу в себя. Я все еще в вертикальном полете, но скорость почти полностью потеряна. В наушниках издалека слышится глухой голос Дакоты:
– Я Дакота Первый! Идем на последний заход.
Огромные грозовые тучи окружают нас, белые снаружи и черные в середине. Звено самолетов отчаянно стремится вперед. Напряжение возрастает до предела. Нервы как натянутые струны. Наш маленький мирок - это четыре реактивных самолета и их пилоты. Мы почти без топлива высоко в небе над сердцем пустыни Аризона. Солнце скрылось за стенами туч, похожих на старинные феодальные замки, на гигантских циклопов или на огромных доисторических животных. На несколько минут среди бела дня вдруг становится темно. Вокруг меня россыпью драгоценных камней блестят голубоватые фосфоресцирующие стрелки и цифры приборов, красные аварийные лампочки, среди которых сразу отыскиваю непрерывно мигающую лампочку резерва топлива. Внизу на горизонте различаю выжженные каменистые отроги гор Сьерра-Мадре.
– Я Дакота Первый! Лететь тройкой!
Дакота подает нам эту команду, чтобы самому иметь возможность маневрировать среди облаков, которые как бы специально преграждают нам путь. Да, если кто-нибудь сейчас из нас упустит из виду Первого, считай, что он пропал. Стрелки приборов мечутся из стороны в сторону. Местность внизу совершенно незнакома нам. Это голая пустыня с каменистыми возвышенностями. Через ветровое стекло вижу впереди себя и чуть вверху огромное сопло реактивного двигателя. Это третий номер. Красная струя огня вырывается из сопла. С тревогой смотрю на свой указатель количества топлива и с ужасом вижу, что у меня остается всего около 150 литров горючего - у меня расход наибольший, так как я занимаю четвертое место в строю самолетов. Красная лампочка резервного бака теперь мигает непрерывно. Я до боли сжимаю ручку управления.
– Первый! На связи Четвертый! Топлива менее 150 литров.
– Говорит Первый. Вас понял. Конец связи.
Над звеном витает тень близкой гибели. Она в воздухе, в наших кабинах. Смерть мы не видим, но знаем, что она здесь, совсем близко, улыбается и расправляет черные крылья, готовая заключить нас в объятия. Все зависит от работы приборов и двигателей, от расчета, от нескольких литров топлива, от крепости наших нервов. По каналу связи вдалеке слышатся голоса курсантов, инструкторов - это уже вышка управления полетами в зоне аэродрома. Один из голосов в наушниках выводит меня из состояния оцепенения. Я понимаю - еще одно звено нашей эскадрильи в воздухе. Я узнаю ведущего по характерной интонации в голосе. Это Мустанг Первый - командир звена, в которое входит Созер, маленький турецкий парень с детским лицом. Я тут же вспоминаю наш ужин вчера вечером в клубе. Голос Мустанга тревожно звучит в моих наушниках:
– Мустанг Второй, увеличьте скорость, у вас она недостаточна. Мустанг Второй, лейтенант Созер, возьмите ручку на себя! Слышите меня? Вы набрали малую высоту, у вас небольшая скорость!
Голос пропал. Тишина в наушниках. Снова голос "Мустанга" - ведущего:
– Командный пункт, я - Мустанг Первый. Мустанг Второй теряет высоту. - Затем добавляет: - Я уверен, что он уже разбился. Его самолет горит, у него нот парашюта. Самолет стоимостью 200 тысяч долларов потерян.
Останки Созера, маленького турецкого крестьянин,), были отправлены в Турцию и преданы земле там, где он родился…
Лейтенант Блас Бальбоа был единственным офицером в нашей группе 54-Q. Невысокий, среднего телосложения, темнокожий, он выделялся ясными голубыми глазами. Сейчас, когда он переодевался в повседневную форму цвета хаки, его глаза лихорадочно блестели. На груди ниже левого кармана белела табличка с надписью: «Бальбоа Блас, лейтенант, кубинец, 54-Q. Начиная с первого дня, когда мы прибыли в США, Бальбоа был соседом по комнате Созера на всех базах, куда мм переезжали. Многомесячное общение, учеба, постоянный совместный труд… Вместе они переживали радости и горести, делили все от сигарет до последней сорочки. Сейчас Бальбоа вернулся с трудного задания. Самолет его остался почти без топлива, и двигатель остановился на половине посадочной полосы. Находясь в воздухе, он слышал все то же, что и мы. Его глаза поблескивали, пока он переодевался. Потное лицо было бледным. Он молчал. Было заметно, как дрожат кончики его пальцев, и это говорило о его чрезвычайной нервной напряженности. Созер был его лучшим другом… В этот момент вошел лейтенант Херман - «Мустанг Первый», высокий мужчина крепкого телосложения, выбритый так гладко, что кожа на его бороде отливала сииевой. Его движения и походка были странными, беспорядочными, казалось, что у него нарушена координация.
Бальбоа вскочил со стула, как подброшенный, и, подойдя вплотную к Херману, сказал ему па плохом английском языке, стараясь четко выговаривать каждое слово:
– Лейтенант, у вас нет чувства товарищества, чувства дружбы, нет человечности! Лейтенант Созер погиб. Я слышал, как он докладывал вам по радио, что его тянет на одно крыло. Но вы не обратили на это никакого внимания. Вас тронуло лишь то, что потеряно двести тысяч долларов. - Он замолчал, а потом медленно добавил: - Денег у вас в избытке, но его жизнь не оплатишь никакими деньгами. Вы низкий человек!
Мы замерли. Лейтенант Херман лишился дара речи. Он не ожидал такого, а потому ничего не смог сказать в ответ. Его угрюмое лицо было тупым и безразличным. Он опустил глаза. А ведь Херман являлся инструктором Бальбоа.
За фанерной перегородкой, разделявшей нашу комнату на две части, находился кабинет командира эскадрильи. В нем сидел капитан Томпсон и все слышал.
На следующий день с самого утра, как обычно, стоял такой же многоголосый шум самолетных двигателей. На взлетной полосе базы гудели двигатели. Как только прибыл Бальбоа, его тут же вызвали к командиру эскадрильи. В маленькой деревянной комнатке с покрытым линолеумом полом окна и двери были закрыты. Однако даже шум реактивных двигателей не помешал нам расслышать слова капитана Томпсона:
