— Двое ребят, жена.
Чувствовалось, что симпатия у них друг к другу увеличивается с каждой минутой, особенно у председателя.
— А почему именно к нам?
— Природа хороша. Чудское озеро, да и лес рядом.
— А город что, надоел?
— Да, шуму много, болезней.
— Ну, у нас в этом смысле, конечно, полная противоположность... Так на каких же условиях будем договариваться?
— Триста положите, и сойдемся. Кроме того, месячный отпуск. Жилье.
— Насчет жилья сразу отвечу — пока ничего обещать не могу. Но в конце следующего года дадим квартиру из трех комнат в новом жилом доме.
— До будущего года дожить надо. А жилье тут у вас дорогое. Старухи по полтиннику берут с носа в сутки. Начетисто.
— Я посоветуюсь с членами правления.
— Хорошо, только объясните им, что я — это сплошная выгода. Не будете же вы держать специально сварщика. А я могу любую сварку сделать. — Он поднялся.
— Как ваше имя?
— Круглов Георгий Трофимович.
— Хорошо, Георгий Трофимович. Через неделю будет ответ. А вам что? — Это уже он ко мне обратился, когда Круглов вышел.
— Насчет дров, — я подал заявление.
— Только в конце года, если останутся. А сейчас не могу.
— Ну, мне хотя бы кубометр.
— Нет-нет, не могу. Мне надо сначала старух-пенсионерок обеспечить, а потом уж, если что останется, дачникам, — ответил Дятлов и уткнулся в свои бумаги.
Круглов ожидал меня.
— Так вы говорите, сейчас не очень ловится. Ну, понятно — июнь. А какая здесь рыба?
— В основном окунь, плотва, — безучастно ответил я.
— А щука, лещ?
— Это надо в бухту ехать. Отсюда десять километров.
— Так-так. — Он глядел на Чудское. Оно было через дорогу, за дюнами, спокойное, сливающееся вдали с небом. Над водой бесшумно летали чайки. Солнце светило ярко, нагревая землю. — Жаль, что только окунь да плотва, — в раздумье сказал Круглов. — Жаль... На Ладоге куда интереснее места. Там и сиг, и судак попадает, не говоря о щуках и лещах. Но холодновато там... А что, в бухте есть деревня?
— Ельня.
— Этого же колхоза?
— Другого.
— Ага... Туда автобусы ходят?
— Три раза в неделю. — Я поглядел на часы: — Скоро должен быть.
— И лес там есть?
— А как же, если Ельня называется. За рыжиками туда ходим.
— Вот как, — оживился Круглов. — Ну что ж, надо туда съездить. Рыжики — это вещь!
В это время из конторы вышел Дятлов. Он пристально посмотрел на нас, но ничего не сказал, сел в «газик» и уехал.
— Если устроюсь, приезжайте, порыбалим. У меня моторка, — сказал Круглов и направился к автобусной остановке.
И только тут я подумал о том, что, может быть, помешал Дятлову приобрести такого редкого специалиста.
6 июня. Весь день ушел на заготовку дров. Собирали с женой сухие сучья в кустарниках. Там и застал нас к вечеру на дороге Николай Иваныч.
— Ты чего это, Сергеич, в коня превратился, и Николавну запрег?
— Да вот, дров нет.
— Да это разве дрова? Брось их, я вам привезу возок, а потом и еще подкину, и хватит вам на лето.
— Ну, коли так, спасибо. Только эти мы донесем...
7 июня. Проснулся в половине пятого. Ветер южный. Это, конечно, не западный, но все же уловистый. Только-только встал на место и начался клев, как ветер сменился, подул северный, и все сильнее. Пришлось скорее подаваться к берегу. И вот уже вечер, а ветер все не стихает. Дует и дует. И вдруг опять сменился, подул южный. И все небо затянуло тучами. И ночью грянула гроза.
8 июня. Грохотало так, что дом содрогался. Блистали молнии. На мгновение освещали белым светом, вырывая из тьмы застывшие дома и деревья. И тут же их поглощала чернота. И уже не понять, что было раньше — гром или молния. Грохотало и сверкало беспрерывно. Буйствовал на крыше ливень. И вдруг ударило так, что в коробке с электропробками рассыпались искры, и мы с женой подумали, что сейчас вспыхнет изба. Как позднее выяснилось, во всех домах была такая вспышка. Это где-то молния ударила в провод.
9 июня. Всю ночь бушевала гроза с ветром и не переставая хлестал ливень. Наутро небо успокоилось, но ветер по-прежнему срывал с дюн песок и засыпал наш огород, унося землю в поля.
Вплотную к нашей избе (никак не могу называть ее домом) примыкает крытый двор. Когда-то у хозяйки была корова, были куры и овцы, — от них остался хлев. Я очистил его от навоза — он с пользой ушел на огород — и сделал в нем нечто вроде мастерской, соорудив верстачок. В ветреную и дождливую погоду в ней так хорошо что-нибудь мастерить. У меня есть острый топор, ножовка, рубанок, стамески. И я делаю полки для посуды, чиню рамы — у них подгнил низ, выравниваю углы в избе — для этого сделал специальные рейки.
Я никогда и не думал, что это так увлекательно — что-то своими руками создавать. Ну, не то чтобы уж красоту, куда мне до этого, но уют, некоторый порядок наводить, Налаживать то, что от времени приходит в негодность. Пожалуй, такое чувство удовлетворения идет оттого, что все в этой избе мое. Та самая личная собственность, которая хотя и охраняется государством, но все же не очень-то поощряется... Но, я думаю, мой «дворец» ни у кого не вызовет зависти. Больше того, побаиваюсь, не вызовет ли он своим неказистым видом осуждения. Да, уж больно неказиста моя избенка. Обшить бы ее вагонкой да покрасить. Я уже затевал об этом разговор с мужиками. (Мне думалось, они охотно возьмутся подхалтурить, но, к моему удивлению, желающих не нашлось. «На что мне ваши деньги, — ответил один из них, — я и в колхозе нарабатываюсь, и дома хребет наламываю, когда-то и отдохнуть надо». И теперь я подумываю о том, не взяться ли мне самому за обшивку. Погляжу, как у других сделано, и начну потихоньку. Вагонку можно достать в райцентре. А может, и в колхозе продадут.
А ветер все рвет и рвет. Шумит, воет в щелястом фронтоне, клонит траву, заворачивает рубашки землянике. Небо все в серых наплывах с голубыми и густо-синими мазками. На озере белая волна. Оно все кипит и даже до меня доносит свой шум.
— Здравствуй, Павлуша. — Ко мне зашел Морков. Подал трясущуюся руку. Оказывается, ходил к племяннику Василию. — Пьет больно много. Так вот, совестил. И главное — на работе пьет. Как и другие тоже. Такого ране никогда не было. Это все Дятлов распустил. Разве так можно? Тут надо всех в строгости держать. Кого штрафовать, а кого и под суд, чтоб другим повадно не было. Если б сознанье у каждого было как надо, а то ведь нет. Тут надо чего понять: когда общее дело строишь, то все должны стараться, а если который мешает, того удалять надо. Только так!
— А воспитывать?
— Чего воспитывать? Это если ребятишка, а мужика чего ж, он не дурной. Его и в школе учили, и дома наставляли, а если наперекор вырос шалопаем, так чего ж с ним валандаться. На меня некоторые до сих пор злятся, так за то, что были шалопуты. Правда, все же благодаря моим крутым мерам кое-кто стал человеком. Взять того же и Кольку Рогозина. Это теперь он Николай Иваныч, а ране — Колька да Колька, хоть уж и женатым был и с войны пришел. Строгость сознательному не помеха. Лодырю страшна... А теперь не знай чего и делается. По телевизору посмотришь — ляжки голые да водка, вот тебе и все кино... — Он сидел маленький, взъерошенный, непримиримый.
— Ну, а что же племянник?
— А что племянник? Дурак и есть дурак. Чего с ним говорить, если каждый день пьяный. Беда, просто беда. Двое ребятишек... Ну, а ты как порыбалил?
— Где ж в такую погоду.
— Так не сегодня, вчера. С утра-то было подходяще.
— Да неважно.
— Ты не вовремя отпуск взял. Надо бы в августе. Тогда и гриб, и окунь, а теперь чего...
Из ворот видно было, как по дороге, без платка, промчала на мотоцикле Нюрша, маленькая, как подросток, женщина.
— Куда это она? — удивился я.
Морков выглянул наружу.
— А вот сейчас у Репья узнаем. Этому все известно.
Репей нес под мышкой топор в мастерскую точить.
— Антон, сверни-ко сюда! — крикнул Морков.
Репей послушно свернул.
— Куда это Нюрша помчала?
— Да свово Мишку искать. Председатель грозился снять его с трактора за то, что в рабочее время за дровами в лес погнал. Да еще за трактор взыскать.
— А чего он — без спросу, что ли? — спросил Морков.
— Зачем без спросу. Начальник участка разрешил за пол-литра, а как Дятлов узнал, так тот и отказался. И вышло, что Мишка самоволкой уехал. Ну, Нюрша и помчала его искать. Коль найдет, так Мишка-то сразу в поле завернет, там на зеленую подкормку телятам гребут, свезет на ферму — и все шито-крыто.
— Ясно, — сказал Морков.
— А ты что, у свово племяшки был?
— Да, захаживал, — ответил Морков.
— Пьяный он.
— Знаю.
— Не послухал?
— Ну и дьявол ты! И откуда все знаешь?
— А уши-то на что? Через них вся информация идет. — Репей засмеялся и пошел дальше.
— Вот видишь, как получается: все знают, один Дятлов не знает. Ну да обмануть его не так уж дорого и стоит. Пришлый он у нас. Хотя и восемь лет уже, а все как не родной...
