Ватсон вдруг заподозрил, что был ужасно несправедлив к молодому врачу.
– И?..
– И, как я уже сказал, я не могу одобрить его поступка, но и не могу им не восхищаться. Он вмешался. Один сбежал, но прежде Майлс успел сломать ему нос. Второй вздумал решить дело на кулаках. Майлс не похож на боксера. Да гарвардский атлетический комитет и не признает бокс официальным видом спорта. Но вам, может быть, известно, что Тэдди Рузвельт в студенчестве боксировал? Нет? Так вот, Майлс тоже занимался боксом, и не без успеха. Он врезал тому парню. И еще врезал. И еще. Пока всех троих, включая девушку, не забрызгало кровью. Тут подоспел я.
– Господи боже…
– Вот именно. Отец пострадавшего очень щедро жертвовал на Лонгвуд. Медицинский институт. Но и родители Майлса не без влияния.
– А родители сестры Уилкс?..
– Физически она не пострадала. Собственно, она и сейчас работает у нас. Но избитому Каспаром пришлось вправлять кости лица, и красавцем ему уже не быть. – Ватсон вспомнил правую руку Майлса. Холмс сразу бы понял: незалеченный перелом костяшек. – Кое-кто считал, что Майлс зашел слишком далеко. Особенно друзья избитого. Мы договорились, что Майлс покинет нас, хотя бы на время. Я знал, что у британцев не хватает врачей и что поблизости есть эвакогоспиталь. Торрансу я выдал свою версию случившегося.
– Намекнув, что Майлс – насильник?
– Что он был нескромен с сестрой. Нечего и говорить, что большинство мужчин склонны в таких случаях винить женщину.
– Вам должно быть стыдно, – сказал Ватсон.
Макрай невозмутимо пожал плечами:
– Возможно. Пострадавшего мы отправили домой. Якобы как раненного при обстреле госпиталя. Додумывать подробности предоставили ему самому.
– Он, пожалуй, выставит себя героем.
Макрай хмыкнул:
– Зная этого юношу, я бы не удивился.
Ватсон наконец сел и медленно, протяжно выдохнул:
– Благодарю вас за откровенность.
– Теперь я бы, наверное, поступил иначе. Но что сделано, то сделано. К тому же в Чикаго, как я уже говорил, его бы одобрили. Вы там бывали?
– В Чикаго? – Холмс, конечно, бывал, расследуя дело фон Борка. – Нет, но мы однажды имели дело с…
Он сбился с мысли. Макрай, выждав, поторопил:
– Ну так вы объясните мне, из-за чего все эти вопросы?
– Да, я только… Чикаго… Мне это что-то напоминает, но не вспомню что. Но объяснить я готов. – И Ватсон, попросив Макрая хранить молчание, вкратце описал смерть Хорнби, Шипоботтома и едва не удавшуюся, на его взгляд, попытку убийства де Гриффона.
– Странное дело, – согласился, дослушав, Макрай. – Я бы сказал – газ. У нас уже было несколько случаев – фрицы используют какой-то новый. Он, в отличие от хлора, не раздражает дыхательные пути, не вызывает кашля. И потому быстрее проникает в легкие. Одни говорят, что он пахнет свежескошенной травой, другие – что силосом. А самое странное, что люди чувствовали себя нормально еще два-три дня, пока у них не отказывали легкие.
– Как он называется?
– Мы еще не успели его назвать. Кстати, вы захватили образцы крови? От пострадавших?
– Да. Вот цитратная кровь из лаборатории. – Ватсон развернул пакет, полученный от лаборанта.
– Прекрасно. Оставите у меня? Если анализ что-то даст, я сообщу. Вы будете в СЭГ?
Ватсон положил пробирки на стол.
– В обозримом…
Чикаго!
– Вам нехорошо, майор?
– Да. Нет. – Воротник вдруг стал ему тесен. Чикаго – вот он ключ! – Просто я вспомнил, о чем напоминал мне ваш родной город. – Майор заторопился, встал. – Мне надо идти. Извините.
– Хорошо. Послушайте, выбирайте с кем говорить про газ. Это в здешних местах щекотливый вопрос. Разве что у вас есть друзья наверху, которые не позволят вас засадить.
– Есть, – кивнул Ватсон, надевая фуражку.
– Что есть?
– Друзья наверху.
42
Стрелок шел по лесу бесшумно, насколько это в человеческих силах. Размокшая, скользкая земля, замедляя продвижение, в то же время глушила шаги. С деревьев после дождя капало, как из неисправного крана. Слух его был настроен на любой резкий звук: всплеск, треск сломанной ветки – на все, что могло выдать неосторожного врага.
Одет он был в новейшее снайперское снаряжение: зелено-буро-пятнистое, не стесняющее движений. Закрытый капюшон на голове украшала корона из ветвей и листьев. Стрелок думал, что похож сейчас на растрепанный куст или разбухшее огородное пугало. Капюшон ограничивал поле зрения, мешал дышать и не позволял быстро надеть противогаз. Стрелок уже отметил мысленно пять усовершенствований, которых требовал этот костюм.
Звонко засвиристела птица – в такие времена птичий щебет режет ухо, и стрелок застыл, пригнувшись, за древесным стволом, проверяя, настоящий это птичий хор или вражеский сигнал. Настоящий. Пушки не бьют, дождь прошел, вот птицы и распелись. Такому деньку бы радоваться, не будь он нацелен на убийство.
Целью ему поставили так называемую резервную штаб-квартиру Черчилля, обозначенную как «Мэйсон 1875». Прежний штаб полковника – ферма Лоуренс – сильно пострадал от неожиданной бомбардировки и требовал ремонта.
Деревья поредели, и за ними уже просвечивало здание – довольно внушительный сельский особняк за полем, которое нынче вместо плуга вспахали снаряды. На дне каждой воронки скопилась лужа гнилой воды.
Среди тонкого подлеска он чувствовал себя беззащитным. Тонкие деревца были поломаны обстрелом, в стволиках тусклыми металлическими грибами торчали осколки. Он шел, пригибаясь через каждые несколько шагов. Тяжелое дыхание под капюшоном угрожало заглушить подозрительные звуки извне. Прорезали бы хоть слуховые отверстия! Он облизал губы. От страха всегда сохнет во рту.
Еще два шага – и он замер на полусогнутых. На краю леса разговаривали люди. Трое, все в толстых шинелях и шарфах, в облаке сигарного дыма. В центре – даже с такого расстояния не ошибешься – стоял Черчилль. Снайпер улыбнулся под капюшоном. «Не спеши, – приказал он себе. – Опознание цели – две трети дела». Все так же, на полусогнутых, он пробирался через подлесок, выбирая свободную линию огня. И в то же время не забывал посматривать, не видно ли часовых.
Медленным плавным движением снайпер поднял винтовку и прицелился. Еще шаг в сторону, прислониться к стволу, верхушку которого сорвало снарядом. Он припал глазом к прицелу.
Цель выбрана. Убийство неминуемо.
Штык уколол его в шею.
– Ой! – возмутился он.
– Взяли тебя, так не рыпайся, сынок, – проговорили над ухом с резким шотландским акцентом.
Капрал Лейт сдернул снайперский капюшон и схватился за горло. Кончики пальцев были вымазаны красным.
– Ты меня порезал, чертов дурень!
Сослуживец – такой же фузилер – вышел из пустотелого ствола и тоже снял капюшон.
– Ага, да только с гунном тебе пришлось бы хуже.
– У нас учения, ты, тупой хрен!
– Эй, – протянул «человек из дупла», взмахнув штыком, – ты как меня обозвал?
Свисток обозначил окончание учений. Оба расслабились и, помедлив немного, обменялись дружескими тумаками. Тот, что из дупла, даже буркнул что-то вроде извинения – мол, погорячился. Снайпер достал перевязочный пакет и промокнул кровь, пачкавшую ему воротник.
Ватсон вместе с Черчиллем и его молодым адъютантом, капитаном Эдмундом Хоквилл-Смитом, который и дал свисток, наблюдали, как из прореженного снарядами леса Плогстеерта выходят люди в причудливых маскировочных костюмах.
– Что скажете, Ватсон? – обратился к нему Черчилль. – Наряд не с Севил-роу, но это лучший камуфляж, что может обеспечить Марна. Они еще и поддельные головы для нас изготавливают. Чтобы поднимать над парапетами, отвлекая на них огонь. Я тоже подумываю такой обзавестись, для министерства. А?
– Впечатляет, – признал Ватсон при виде солдата, отделившегося от ствола, как натуральный лесной гоблин.
– Обратите внимание на эти деревья, – продолжал хвастаться Черчилль. – Металлический чехол, покрытый фанерой и папье-маше. Даже вблизи любого одурачит. – Он отбросил окурок сигары. – Хэнк, вы проинструктируете людей? У майора ко мне какие-то вопросы. Верно? – обернулся он к Ватсону.
– Да, сэр.
Пока Хоквилл-Смит своим резким южноафриканским лаем собирал и загонял по местам солдат, двое других двинулись к «Мэйсону 1875», где Ватсон оставил коня.
– Понимаю, рядиться под деревья с виду – дурацкий маскарад, но нам приходится драться с немцами. А вся эта чушь про Большой Рывок, которую несет Хейг, – она чушь и есть. Им не вбить в голову простого факта: если вы тратите на один сектор сто тысяч снарядов, немцы прекрасно понимают, где ждать наступления. С тем же успехом можно послать им телеграмму: «Если не возражаешь, Фриц, мы завтра попробуем взять хребет Витшит». Сумасшедший дом. Война стала слишком статичной. Я говорил вам еще в Сомерсете: нам нужны маленькие, подвижные соединения, чтобы выбивать их снайперов и пулеметчиков, захватывать пленных. Ничейной земли быть не должно. Это должна быть наша земля.
