Он оглянулся на солдат, обступивших Хоквилл-Смита.
– Для того и эти учения. Я сведу численность до шести-семи человек. Малые группы, в основном из крепких маленьких шотландцев. Через день-другой начнем охоту на снайперов. Мы станем хозяевами на ничейной земле.
Черчилль отбросил потухшую сигару и достал из кармана пулю.
– Я не слишком поверил вашим словам о снайпере на колокольне, Ватсон. Совсем не поверил. То, что вы назвали логикой, я принял за догадку. Но часовой получил страшную рану. Так что мы обыскали развалины церкви. Нашли там маузер и порядочно вот таких… – Он двумя пальцами вертел патрон из стали и латуни. – Несколько штук я отправил на анализ на королевскую фабрику малого вооружения. И еще мы выстрелили таким из маузера. Потрясающий результат. Если бы нам удалось добиться такой же взрывной силы…
– Вы хотите скопировать патроны?
– Конечно. Оружие, может быть, незаконное, но по большому счету… нет, я, конечно, подам жалобу на нарушение Женевской конвенции. Хотя прежде постараюсь захватить несколько снайперов, убедиться, обычно ли у гуннов такое вооружение.
– Вы? Вы, конечно, не думаете сами отправиться?..
Черчилль остановился, спрятал пулю и достал из верхнего кармана новую сигару, тут же сунув ее в уголок рта.
– Почему я постоянно слышу этот вопрос? Я скоро вернусь в Лондон. Может быть, в кабинет министров. И не хочу, чтобы люди говорили, будто Уинстон проводил время между борделями Армантьера и винными погребами Бордо. Никому не позволю думать, будто человек, приказавший атаковать Дарданеллы, слишком труслив, чтобы самому вести за собой людей.
Он скроил кривую гримасу. Ватсон теперь понимал, как Черчилль заслужил репутацию непредсказуемого и безрассудного охотника за славой. Хотя в данном случае полковник, пожалуй, пытался очистить свою репутацию, да и душу тоже. Погибшие на берегах Галлиполи тяготили его, как бы он ни храбрился перед всем миром.
– И все-таки, сэр…
– Что?
Ватсон чувствовал, что не угодил Черчиллю. Тот ждал восхищенного похлопывания по плечу, а не рассуждений о том, как неразумно тянуться за людьми вдвое моложе.
– Вам решать.
– Рад, что вы так думаете.
Этот спор Ватсон не надеялся выиграть.
– При нашей прошлой встрече вы упомянули дело, которое могло бы меня заинтересовать.
– А, – Черчилль повеселел. – Да. Вы ради него приехали?
– Нет. Но, если вы не против изложить мне подробности, я над ним подумаю.
– Рассказывать особо нечего. Как я уже говорил: «дело дважды покойника». Дальний родственник Клементины, субалтерн Родди Блант. Покинул пост под огнем. Оставил взвод на гибель. Взвод, добавлю, сражался до последнего. Никто не уцелел. Ну нам ничего не оставалось, как отдать его под трибунал. Извините… – Отвернувшись, Черчилль раскурил сигару. – Был ропот насчет разного похода к рядовым и офицерам. Говорили, что количество смертных приговоров непропорционально. Люди не принимают в расчет, что бегущего младшего офицера может расстрелять на месте старший по званию. – Свиные глазки Черчилля заговорщицки сощурились. – Такое случается чаще, чем вы думаете. Ну так вот – трибунал, и, прежде чем Клементина об этом узнала, парня расстреляли на рассвете. По заслугам, кстати говоря.
– На вид все просто, – заметил Ватсон, понимая, что рассказ не окончен.
– Да-да… – Черчилль и думать забыл о недавнем недовольстве. – Я ведь сказал, что это дело человека, умершего дважды, не так ли?
– Помнится, да, сэр.
– Его расстреляли несколько месяцев назад. А четыре недели назад тело обнаружилось в Уилтшире. Под живой изгородью – он там и жил, как цыган какой-нибудь. В покойнике опознали Родди Бланта.
– И сколько пролежало тело?
– Не больше двух дней.
Ватсон тоже достал сигарету и закурил. Они с Черчиллем смотрели назад, за кочковатые поля и разбитые фермы, на резервные позиции шотландских фузилеров, и дальше, туда, где витки проволоки и столбы обозначили линии окопов, в которых две армии буквально не могли поднять головы. Еще дальше в небе возвышалась темная точка – германский наблюдательный аэростат.
– Любопытно, – обронил наконец Ватсон.
– У вас есть соображения?
Некоторое время майор молча курил, следя за полетом далекого биплана неопределенной принадлежности. Его окружали облачка заградительного огня – пока машина, набрав высоту, не скрылась в облаках.
– Где в Уилтшире?
– В Идминстоне.
Ватсон курил, наслаждаясь минутой.
– Тогда я, пожалуй, знаю разгадку.
– Неужели? – удивился Черчилль.
– Но прежде я должен попросить вас об одолжении.
Черчилль коротко подмигнул.
– Вы не думали заняться политикой, майор?
– Едва ли.
– Напрасно. Тот же шантаж по строгим правилам. Так что за одолжение?
Ватсон рассказал о смертях, причиной которых мог быть отравляющий газ. Объяснил, что его беспокоит секретность вокруг этого дела. Черчилль терпеливо выслушал.
– Между нами, Ватсон, если я вернусь в Вестминстер, то, скорее всего, в роли министра вооружений. Контролировать применение газа буду я. Не то чтобы я в принципе возражал. Но сейчас я могу дать вам письмо с просьбой содействовать в расследовании, которое вы ведете по моему поручению. Конечно, такие письма дешевле бумаги, но имя Черчилля еще кое-чего стоит.
В этом он мог бы не сомневаться.
– Уверен, оно много весит. Спасибо.
Тот же биплан вынырнул из тучи и закружил над аэростатом. Расстояние не позволяло рассмотреть подробности, но надутый газом чехол быстро, рывками пошел вниз. Вероятно, решил Ватсон, летчик пробил оболочку из бортового «Льюиса». Ватсон всего несколько минут проболтался в подвесной корзине, но и этого хватило, чтобы посочувствовать беззащитным наблюдателям.
– У вас есть время до отъезда выпить бренди?
Ватсон взглянул на часы и на солнце. Солнце снижалось, и температура воздуха вместе с ним.
– Пожалуй, если недолго.
– Отлично! – хлопнул его по спине Черчилль. – Так вы разгадали мою загадку?
– До этой поездки с проповедью о пользе переливания мне предлагали место на родине. В Портоне. Там располагается исследовательская часть военного министерства. Я должен был бы изучать действие газа на солдат, подбирать средства защиты и противоядия. Я отказался, потому что подозревал, что на этой работе придется вместо морских свинок использовать людей. Кроме того, я хотел быть ближе к фронту.
До них долетел глухой удар, и, развернувшись, оба увидели темный столб дыма. Заработал миномет.
– Хотя, пожалуй, не так близко. Сэр, что, если приговоренному к смерти солдату предлагают выбор? Останешься жить, если поможешь в сверхсекретных военных исследованиях. Тебе придется сменить имя, прервать связь с родными. А когда война закончится, тебя прикроют историей о том, как ты вел секретную работу для обороны страны, а тот расстрел был вымышленным.
– Похоже на статью Бакена, – с сомнением протянул Черчилль.
Но Ватсон еще не закончил:
– Но, попав в лабораторию, он понимает, что стал материалом для экспериментов.
– Над своими?
– Тот человек был трусом, – напомнил Ватсон, выступая в роли адвоката дьявола. – Заслуживал расстрела. Вы сами так сказали.
– Расстрела – да, но не пыток. Право же, британцы на такое не способны.
– Боюсь, что некоторые ученые способны. Ученые, для которых цель оправдывает любые средства. Люди, уверенные, что не будут отвечать за свои поступки перед высшим судом. Я бы предположил, что он сбежал и его искали. Он умер в Идминстоне, недалеко от Портона, прячась под изгородью. Умер, как я бы предположил, от последствий химического отравления.
Черчилль покрылся бурым румянцем:
– Откуда такая уверенность?
– Это всего лишь предположение. Но факты в него укладываются.
– Невозможно!
– Вы неправы. Когда вы исключите все невозможное, то, что останется, как бы неправдоподобно оно ни выглядело, и есть истина. Разве возможно умереть дважды? Нет. Так кому в Уилтшире мог понадобиться «покойник»? Ученым, нуждающимся в живых телах для опытов.
– Если это безобразие окажется истиной… – Черчилль выпятил челюсть и замотал головой.
– Став министром вооружений, вы сможете проверить.
Полковник запыхтел сигарой.
– Так я и сделаю, Ватсон, так я и сделаю. – Они уже подошли к дому и ответили на приветствие часового. – Идемте, займемся бренди.
– И письмом, – напомнил Ватсон.
– Да, и вашим чертовым письмом.
Ватсон, сообразив кое-что, замедлил шаг.
– Еще одно…
– Чего вам еще?
– Вы не могли бы получить для меня результаты посмертной экспертизы из Уилтшира?
Черчилль взмахнул сигарой, как волшебной палочкой.
– Конечно, могу! Но зачем?
– Я хочу знать, синел ли Блант перед смертью.
43
Люди, завидев несущегося по госпиталю доктора Ватсона, оборачивались и смотрели ему вслед: кто восхищаясь проворством, кто беспокоясь за его сердце. Сердце и правда колотилось в груди, но не от пробежки.
