— Расхвастался… — цедит сквозь зубы Шишпорёнок.
— Зря ты так, человек радуется первому своему улову, — вступается за Валерку Виктор Анатольевич.
Валерка осторожно снимает с крючка рыбку; она очень скользкая и маленькая. Но это ничего: он ещё поймает, и побольше даже.
Время рыбной ловли кончается, и Виктор Анатольевич разрешает рыбакам искупаться.
Плавать Валерка так и не научился, но зато ныряет лучше всех.
Даже Виктор Анатольевич отметил это.
— Учитесь нырять у Валеры, — сказал он ребятам.
Шишпоренок думает, что он умеет нырять. Зайдёт в воду по пояс и шлёпнется всем телом. От него летят брызги за версту. А что толку? Он тут же выпрыгивает как пробка и дико таращит глаза.
Валерка ныряет по всем правилам: разбегается и прыгает в воду прямо с берега, а потом ещё долго ныряет под водой, Стоит ему вытащить из воды голову, как ноги против его воли начинают нащупывать дно. Тогда он снова скрывается под водой и, плавно разводя руками, выплывает к берегу.
— Ты как утенок, — шутит Виктор Анатольевич, — есть такая порода уток — нырок называется.
…Теперь Валерка не пропускает ни одной рыбалки; он тоже решил наловить рыбы на уху.
В тумбочке у него лежит пять рыбок; они, правда, мелкие, но это ничего.
В воскресенье приехали дядя Саша и тётя Лена. Валерка с гордостью вручил им свёрток.
— Что это? — спросил его дядя Саша.
— Рыба. Я сам наловил и ещё поймаю. Я уже почти научился.
Дядя Саша развернул газету и сморщил нос.
— Давно поймал?
— Я каждый день ловил по одной рыбке. А вчера поймал сразу две.
— Где же они у тебя лежали?
— В тумбочке, а что?
— Протухли малость, — с сожалением сказал дядя Саша, и у Валерки опустились уголки губ.
— Дай сюда, — попросила рыбу тётя Лена и тоже понюхала её.
— Ничего страшного, — сказала она, — я её промою с уксусом, и она будет как свежая.
У Валерки радостно заблестели глаза.
— Можно и не промывать, — как ни в чём не бывало сказал дядя Саша, — некоторые любители специально омуля выдерживают, а потом едят его с душком. Ты ещё мало продержал её, — сказал он Валерке и похлопал его по плечу. — Не унывай, племяш. Пока мы доберёмся до дому, твоя рыбка в самый раз будет.
Дядя Саша, наверное, снова шутит.
— Я другую поймаю, — упрямо заявляет Валерка и бежит в лагерь на зов пионерского горна.
* * *
Время летело так быстро, что незаметно подошёл и последний праздник — закрытие лагеря. Этот праздник не очень радовал Валерку и его друзей.
Опустился флаг с пионерской мачты, потух последний костёр, и большие жёлтые автобусы развезли ребят по домам.
ПРАВДА ОТКРЫВАЕТСЯ
Больше трёх недель оставалось до школы, и в Валеркином распоряжении было много свободного времени. По-прежнему каждое утро собирались Валеркины друзья на детской площадке, многие из них успели побывать в пионерском лагере, на юге, на Байкале и с увлечением рассказывали друг другу, кто как провёл лето.
Вернулись все: и Женька, и Маринка, и Галька, и даже Витька. А вот Толька сразу после лагеря уехал с отцом в совхоз.
Без него скучно. Если бы Толька был здесь, он бы обязательно придумал какую-нибудь игру…
Валерка вздыхает: игру бы придумал, но не взял бы в неё своего бывшего начальника штаба…
Хмурый приходил на площадку Валерка, и Натка это заметила.
— Что с тобой стало, Валера? — спросила она. — Ты какой-то сердитый.
— Он думает, что я предатель.
— Кто — он?
— Да Толька.
— Опять Толька? Он что, тебя обидел в лагере?
— Нет. Он просто так думает.
— Расскажи мне все толком.
— А ты никому не скажешь?
— Даю тебе честное слово.
Запинаясь от волнения, Валерка рассказал ей о том, как исчез пароль.
— Подожди, подожди, — сказала Натка, что-то припоминая. — Ты говоришь, что там был коробок из-под спичек?
— Ага.
— Так это же Джерри.
— Как — Джерри? — удивился Валерка.
— Очень просто. Она как-то копалась под сосной, нашла там этот коробок, потом таскала его в зубах по двору и изгрызла. Я отняла его, а там бумажка со словом «космос».
— Правда? — обрадовался Валерка.
— Конечно» правда.
— Скажи об этом Тольке, — попросил её Валерка, — а то он мне не поверит.
— Обязательно скажу.
Ах, как выручила его Натка! Валерка просто сиял от счастья. Правильно говорит
дядя Саша, что правда всегда обнаружится.
Скорей бы уж узнал всё Толька и перестал считать Валерку предателем.
УЛИЦА МОСКОВСКАЯ
Кажется, совсем недолго пробыл Валерка в пионерском лагере, а улицы города за это время очень изменились. Когда он уезжал, на проспекте Ленина не было асфальта. А вот сегодня вышел Валерка на проспект со своими друзьями и не узнал его. Перед ним простиралась широкая, рассечённая газоном улица. По обе стороны стояли высокие бетонные столбы с большими белыми шарами наверху. Одним концом проспект упирался в лес, а второго конца не было видно, потому что он терялся вдали, сливаясь в сплошную линию, и столбы там виднелись совсем крошечные.
На проспекте Кирова тоже есть газон.
Он весь засеян травой, и там нет цветов. Посредине газона стоят огромные тополя, а по обе стороны от них, словно под зелёными зонтами, ровными линиями тянутся кустики акаций.
Дядя Саша рассказывал, что этот проспект строился одним из первых в Ангарске и раньше других улиц был озеленён.
Ребята прошли два квартала и остановились на углу, Их путь пересекала узкая, утопающая в зелени улица.
Здесь Валерка ещё ни разу не был.
— Давайте свернём, — предложил он.
Улица эта была какая-то странная и совсем непохожая на другие: она загибалась полукругом.
— Улица-то кривая, — нарушил молчание Женька.
— Ага, — подтвердил Валерка.
— А как она называется? — спросила Маринка.
— Не знаю, — ответил он.
— Давайте спросим, — предложил Женька и тут же обратился к прохожему: — Дядя, как называется эта улица?
— Ты что, читать не умеешь? — недовольно ответил прохожий и указал пальцем на табличку, прибитую к углу дома.
— «Ул. Московская», — вслух прочитал Валерка. — Дядя, а почему она кривая? — не удержался от вопроса Валерка.
— Потому что у нас должны непременно влить ложку дёгтя в бочку мёда.
— Как это — ложку дегтя?.. — еле поспевая за прохожим, спросил Валерка и поморщился. Очень, наверное, это невкусно, когда в мёд нальют дёготь.
— А вот так. Это же единственная в городе кривая улица, и вовсе не было никакой необходимости делать ее такой. Хотел бы я видеть того головотяпа, который выдумал эту улицу…
Прохожий был сердит, и Валерка не решился больше приставать к нему с вопросами. Ему, правда, хотелось ещё узнать, кто этот Головотяп и почему ему разрешили искривить улицу, но об этом можно будет спросить дядю Сашу.
Московская улица оказалась очень длинной, и ребята решили посмотреть её до конца.
Закончились двухэтажные дома, дальше пошли трех— и четырёхэтажные.
Деревья же здесь были маленькие. По всему видно, что посадили их совсем недавно, может быть, в одно время с теми деревцами, которые растут в Валеркином дворе.
А улица нисколько не выпрямилась.
«Зачем Головотяп так строит?» — недоумевал Валерка.
Неожиданно улица закончилась, и дальше пошла дорога, усыпанная гравием.
На дороге работали люди. Они разбрасывали кучи песка с галькой, который подвозили к ним самосвалы.
Следом за работающими людьми с грохотом шли тракторы с широкими гладкими колёсами, похожими на перевёрнутые набок бочки. После тракторов дорога становилась ровной и гладкой, словно её разгладили утюгом.
Улица здесь не кончалась — её продолжали строить. Сбоку от дороги поднимались новые дома. Валерка впервые наблюдал, как они растут.
На его глазах огромный кран, напоминающий игрушку — «птичку Хоттабыча», лениво опускал свой клюв к машине, гружённой плоскими плитами. Он прикасался клювом к одной из этих плит, и, когда ему кричали какое-то непонятное слово «Вира!», он легко, словно пушинку, поднимал эту плиту, разворачивался вместе с ней всем корпусом на длинной, неуклюжей ноге к строящемуся дому. Оттуда ему снова кричали, и тоже что-то непонятное: «Майна!».
Тогда кран осторожно опускал плиту на растущую стену дома. Да и плита сама была похожа на стену, потому что в ней имелось даже окошко.
Люди в железных масках, откинутых на лоб, бережно принимали плиту и потом, надвинув маски на лица, прикасались к плите проволокой, изогнутой, как пистолет. И от этого прикосновения летели в разные стороны крупные белые искры, очень напоминающие бенгальские огни в новогоднюю ночь.
