картиной, висящей на стене, схватила ее и швырнула в них. Я пыталась навредить им. Специально. Я тихонько качаю головой из стороны в сторону и заставляю свой мозг вернуться в момент здесь и сейчас.
– О, Эйва, прости меня, пожалуйста, – извиняюсь я, неловко поворачиваясь, чтобы посмотреть на нее. – Я не хотела тебя обидеть.
– Все в порядке, – шепчет Эйва в полудреме. – Я знаю, ты никогда не делаешь этого специально. В любом случае я вроде как уже привыкла.
Сперва я издаю легкий смешок, пытаясь сделать так, чтобы он звучал искренне, но у меня не выходит. Я не уверена, что хуже: тот факт, что я в ярости напала на свою лучшую подругу, или что я делаю это так часто, что Эйва уже даже способна смеяться над этим. Я вспоминаю многое из прошлого. Я так долго ждала этих воспоминаний. Я ждала этого момента, молила о нем. Но теперь, когда они со мной, мне жутко хочется все забыть. Я понимаю, каким чудовищем стала. Может, Марк не так уж и не прав, что хочет избавиться от меня. Может, Марк и не злодей вовсе, думаю я. Возможно, он пытается избавиться от меня, чтобы защитить детей от фрика, в которого я превратилась. Но я бы ни за что не причинила им вреда. В каком бы отчаянии я ни была, я бы ни за что не стала срываться на детях. Или стала бы? Я сама себя не узнаю, так как я могу ожидать, что меня поймет кто-то другой?
В мой мозг проникают новые воспоминания. У меня в голове как будто подтекает кран, который я не могу выключить. Я задерживаю дыхание, как будто это спасет меня от ужаса, проносящегося перед глазами. Как будто если я перестану дышать, то перестану существовать. Время остановится из-за недостатка кислорода, надеюсь я. И на какой-то миг это помогает. Какой-то миг существует только тьма. Но я сдаюсь перед потребностью тела в воздухе, делаю глубокий вдох и собираюсь с духом.
Я вспоминаю, как Марк сбегает по лестнице, чтобы защитить Николь, но это только усиливает мою слепую ярость. Я хватаю с полки дорогую рамку из уотерфордского хрусталя и целюсь прямо в него. Она разлетается на тысячу маленьких осколков, падая на деревянный пол. Острые осколки стекла сверкают, разбросанные по фотографии с нашей свадьбы, выпавшей из рамки во время падения.
– Я сошла с ума? – спрашиваю я, мотая головой.
– Нет, – Эйва поворачивается ко мне всем телом. – Ты просто переживаешь непростые времена. Вот и все.
– Думаешь, все дело в лекарствах, которые Марк давал мне? Думаешь, поэтому я теряю контроль над собой?
Очевидно, что я в отчаянии, и мои глаза беззвучно молят о том, чтобы Эйва согласилась со мной. Мне необходимо, чтобы она тоже переложила вину на Марка. Мне необходимо знать, что я не сумасшедшая. Мне необходимо, чтобы Марк был ответственен за проблемы, в которых я погрязла, потому что я не справлюсь с этим, если сама окажусь во всем виновата.
– Я не знаю ответа на этот вопрос, – грустно признает Эйва. – Но для этого мы и едем в Нью-Йорк. Мы не вернемся, пока не найдем все ответы, хорошо?
– Хорошо, – киваю я.
Глава девятнадцатая
– Давай, Эйва, – подбадриваю я. – Уверена, ты побьешь ее.
Эйва улыбается и качает головой. Уже пятый человек подряд влезает перед нами и хватает следующее свободное такси, пока мы морозим задницы в ожидании.
– Видишь, поэтому-то я и хотела, чтобы ты оставила кресло. Нам бы не пришлось сейчас ждать своей очереди, если бы ты все еще не функционировала.
Я хватаю Эйву и крепко обнимаю ее. Какая-то небольшая часть меня просто нуждается в тепле ее тела, но по большей части я просто очень рада, что все еще стою на своих ногах. Я не забыла нашу беседу в самолете и, что еще лучше, не забыла, как пользоваться ногами. Прогресс.
– За что это? – спрашивает Эйва, обнимая меня в ответ.
– Просто чтобы сказать «спасибо».
– Спасибо за что?
– Спасибо за то, что всегда остаешься великолепной подругой, даже когда я становлюсь настоящей занозой в заднице.
– Ты занозой в заднице? Да ни за что! – Эйва игриво подмигивает и высовывает язык. Она быстро прячет его обратно, то ли смущенная тем, что на нас пялится привлекательный мужчина, стоящий через дорогу, то ли обеспокоенная тем, что он замерзнет и отвалится.
Я гляжу на море желтых такси, протянувшихся на целые километры впереди нас. Земля прячется под толстым слоем снега, но даже такая погода не заставляет сотни снующих вокруг людей замедлиться. Здесь так людно, не то, к чему я привыкла, но я испытываю странное чувство принадлежности к этому месту.
Я за тысячи километров от моей жизни. Здесь я могу быть кем угодно. Я могу вести себя бессовестно эксцентрично или просто пропасть с радаров, нет никаких границ. Я свободна. Но мне не нужна эта свобода. Я хочу гнуться под тяжестью колясок и сумок для мам. Я хочу, чтобы вокруг меня с криками носились дети, пока голова не начнет трещать. Мне нужно все то, от чего я так часто хочу отдохнуть.
Эйва не замечает моей скорби, и я рада этому. Я столько раз обещала ей отправиться вдвоем в этот замечательный город, но это обещание лишь пополнило длинный список вещей, которые я не выполнила. Я не намеренно ее подводила, просто все время возникали какие-то сложности. То на нас неожиданно сваливался штраф, то Марк был завален работой. Никак не могла найти подходящего времени. Сейчас определенно худший момент, который только можно представить, и все же мы здесь.
Я не чувствую лица. Единственный признак того, что я все еще дышу, – пар, вырывающийся из носа каждые несколько секунд. У меня полностью онемели конечности. Как ирландке, мне от рождения Богом дано право ворчать на погоду, но даже я не нахожу слов, чтобы описать, насколько здесь холодно. Ледяной ветер поддувает мне под одежду и пробирает до костей. Я скрещиваю пальцы в надежде, что мы наконец освоим мастерство, необходимое, чтобы поймать такси, и в конце концов сумеем сесть в него, прежде чем очередной яппи, болтающий по невероятно тонкому мобильному телефону, залезет в него перед нами. Эйва привыкла путешествовать по работе, и я не понимаю, почему сейчас она ведет себя как ослепленная фарами крольчиха. Она предоставляет мне возможность самой разбираться со всеми негативными моментами, с которыми мы здесь сталкиваемся.
Каждый раз, когда я
