– Слушаю Вас, Марфа Васильевна, – произнося эту дежурную фразу, Романов постарался сделать тональность своего голоса как можно задушевней, но это не подействовало на посетительницу. Она продолжала держать паузу, недовольно поджав тонкие губы.
– Марфа Васильевна! – снова обратился к ней Пётр елейным тоном. – В чём проблема-то? Может, крыша течёт или обидел из начальства кто?
– Крыша у меня в порядке, а на обиженных воду возят! – выдала посетительница и стала демонстративно осматривать убранство кабинета.
«Да-а, крепкий орешек!» – решил про себя Романов и решил поменять тактику: – Чем я Вам, гражданка, могу помочь?
– Я, конечно, сейчас не в лесном буреломе заплутала, и не на кочке средь болотной топи сижу, – наконец-то произнесла странная посетительница, – но помощь твоя, мил человек, мне бы не помешала.
«Весьма туманно, но хоть какой-то прогресс», – отметил про себя Пётр и облегчённо вздохнул: – Поможем! Обязательно поможем, Марфа Васильевна! Говори, в чём нужда!
– Недовольна я, – капризно произнесла посетительница и вновь обиженно поджала губы.
– Чем недовольна? Конкретней, пожалуйста.
– Всем недовольна!
– Как это – всем? Так не бывает.
– Бывает! – повысила голос посетительница, и Романов про себя отметил, что голос у неё стал каким-то странным, словно эхо в нём появилось, и звучал он тоже странно – как бы издалека. – Очень даже бывает! – повторила нараспев Кикимова. – Бывает, что и старуха рожает, порой и зима, словно осень бывает, девица до свадьбы про честь забывает, бывает, рыдает, бывает, рожает, тропинка пропала, в лесу заплутала, забудь то, что помнил, не помни начала!
В этот момент Романов почувствовал, что голова стала тяжёлой, словно он жбан медовухи за один присест осилил, окружающее предметы стали нечёткими, всё вокруг словно туманом подёрнулось, а посетительница всё наговаривала и наговаривала свой странный речитатив, отчего Пётр окончательно потерял ориентацию в пространстве и во времени.
– Забудь своё имя и веру забудь, и проклят пусть будет твой пройденный путь! – продолжала наращивать темп старушка, и голос её дурманным зельем просачивался в самые потаённые уголки памяти, стирая все самые важные и самые близкие сердцу воспоминания.
К удивлению Романова, где-то на периферии его замутнённого сознания, вопреки наговору продолжала пульсировать мысль о том, что ещё пару минут такого общения с гражданкой Кикимовой, и он уже никогда не вспомнит своего имени.
В этот момент неожиданно хлопнула входная дверь, и морок пропал, точно пелена с глаз спала. Романов покрутил головой, сбрасывая с себя остатки наваждения, и услышал детский писк. Пётр Алексеевич протёр глаза и увидел стоящим возле стола Малюту Скуратова. Верный слуга держал за шиворот посетительницу и нещадно тряс её худенькое тельце. Старушка пыталась вырваться и пищала детским голоском. Романов поморщился: от старушки исходил резкий запах болотной тины.
– Попалось, сучье семя! – приговаривал Малюта, держа старушку на весу, но гражданка Кикимова и не думала сдаваться: проявляя чудеса акробатической ловкости, она пыталась извернуться и укусить Малюту за руку. Однако Скуратов знал, с кем имеет дело, поэтому успел натянуть на руку кожаную перчатку для соколиной охоты.
– А воняет-то, воняет, словно хорёк! – приговаривал он. – Смотри, злобой своей не захлебнись!
– Что-то мне подсказывает, что ты, Малюта, с Марфой Васильевной был ранее знаком, – хрипло произнёс начальник строительства.
– Есть такое дело! – согласился Скуратов. – Только, государь, она такая же Марфа Васильевна, как я апостол Павел! Перед тобой, Пётр Алексеевич, во всей своей нечистой красе самая настоящая кикимора по прозвищу Мюрфутка-Заозёрная. Я с ней ещё при Иване Васильевиче Грозном сталкивался. Мой это грех! Надо было её ещё тогда удавить, да сбежала она из-под стражи! Навела морок на опричников и дала дёру! Поленился я тогда за ней по болотным топям гоняться, а зря! Ох, не ведал я, что судьба нас снова сведёт. Ей бы, дурёхе, сидеть тихо, но правду в народе бают, что привычка – вторая натура: не удержалась Марфутка, и снова за свой чёрный промысел взялась. Вовремя я, государь-надёжа, в кабинет вошёл: ещё бы немного и заговорила бы она тебя, Пётр Алексеевич, так, что до гробовой доски ходил бы сам не свой!
– Путаете Вы что-то, господин хороший! – снова запищала детским голосочком кикимора. – Знать не знаю, и ведать не ведаю, о чём Вы здесь говорите!
– Не ведаешь? – снова тряхнул её Скуратов. – А к Петру Алексеевичу тогда зачем пожаловала?
– Пожалобиться хотела о том, что в лифтовых кабинках безобразники кнопки поджигают, мочатся и прочие безобразия творят! Житья от их хулиганства нет, а это всё на нас, диспетчерах, отражается!
– И давно ты, тварь болотная, у меня на «объекте» дежурным диспетчером пристроилась? – подал голос пришедший в себя начальник строительства.
– Так почитай уже третий день, – пропищала кикимора. – С тех пор, как Высший Совет прислал, так и работаю.
– Это четвертая! – выдохнул Романов. – Слышишь, Малюта? Трое поросят с «правильной» национальной ориентацией и плюс вот это «…преданье старины глубокой»! Да убери ты её из кабинета поскорее, а то вся обивка на мебели болотом пропахнет!
Верный слуга, ни слова не говоря, изобразил что-то вроде поклона и торопливо покинул кабинет. Через мгновенье в приёмной раздался пронзительный женский крик – это была реакция секретаря на появление Малюты в паре с кикиморой Мюрфуткой.
После того, как волнение улеглось, Романов вышел из кабинета и обнаружил, что желающих попасть к нему на приём больше нет.
«Распугала нечисть челобитчиков!» – подумал про себя Пётр и велел секретарю вызвать машину.
– Позвони Лекарю и предупреди, что я скоро у него буду, – добавил он.
– Уже звоню! – эхом отозвалась секретарь, но Романов этого не услышал. По широкой, застланной ковровым покрытием лестнице он спустился на первый этаж, где его ждал Малюта Скуратов. От Скуратова неприятно попахивало болотной тиной, но Пётр сделал вид, что не замечает последствий общения с кикиморой и пригласил в свой персональный автомобиль.
– Поехали к докторам, здоровье поправлять, – велел он водителю и откинулся на спинку кожаного сиденья.
«ОСЧ» – объектовая санитарная часть – была предметом гордости начальника строительства. Подсознательно Пётр с молодых лет тяготел к искусству врачевания, поэтому, когда ему представилась реальная возможность оборудовать «лекарню», он лично следил за набором медицинского персонала и оснащением ОСЧ последними новинками медицинской техники.
Возглавлял ОСЧ опытный врач Устименко, которого Романов шутя, величал Лекарем. Главврач ОСЧ был сильно похож на главного героя кинофильма «Дорогой мой человек» в исполнении молодого, но уже популярного актёра Алексея Баталова, поэтому и звали главврача не иначе, как Владимир Афанасьевич Устименко.
Владимир Афанасьевич встретил высоких гостей на лестнице у главного входа и, пожимая Романову руку, на пару секунд приложил пальцы к запястью начальника.
– А пульс-то у Вас, Пётр Алексеевич, частит! – укоризненно заметил доктор. – Нехорошо это, нехорошо!
– Да уж, хорошего мало, – согласился Романов. – Так ведь не дают, черти, нормально работать!
– Вы это сейчас о чертях в прямом или переносном смысле?
– В обоих! – заверил медика Пётр.
– Тут у нас такой случай произошёл… – попытался вклиниться в разговор Скуратов, но Романов недовольно дёрнул уголком рта и Малюта мгновенно умолк.
– Мне можете ничего не говорить, – предупредил визитёров доктор. – Через четверть часа я сам всё узнаю.
– Как узнаете? – поёжился Малюта, вспоминая собственные методы ведения дознания.
– По результатам обследования, – пояснил Устименко. – Прошу вас пройти в смотровую комнату.
Осмотр действительно занял не более четверти часа, но для этого хозяин ОСЧ задействовал весь свой технический арсенал и почти весь персонал санчасти.
– Признаков серьёзных заболеваний я не вижу, – наконец заявил главврач. – Всё укладывается в те условия, которые определяет выбранный Вами, Пётр Алексеевич, образ жизни, ну и, конечно же, возраст: несколько очагов затемнения в лёгких – это результат длительного курения, холестериновые бляшки – ну, это возрастное изменение, печень увеличена – это, батенька, Вы сами знаете, почему, на коренных зубах многочисленные сколы эмали и кариес. Вы что, голубчик, зубами орехи разгрызаете? Нет? Аккуратнее в вашем возрасте надо: со временем кальций из костей вымывается, и кости становятся хрупкими.
– И зубы тоже?
– Нет, зубы остаются прежними, но это уже не «молочные» зубы, и они регенерации не подлежат.
Устименко так же, как и главный герой кинофильма, говорил тихо, не повышая голоса, но уверенно, с расстановкой акцентов, что придавало его речи вид окончательного диагноза.
