– Этим сейчас никого не удивишь! Зря только время потратила, – решила про себя Кукушкина и мысленно обозвала Нюрку овцой.
Разнося по подразделениям документы, Кукушкина поймала себя на мысли, что на «объекте» люди ведут себя как-то беспокойно.
«Чего это вы все шепчетесь, чего шушукаетесь?» – мысленно обратилась Аграфена к окружающим её работникам «объекта» и профессионально повела своим греческим носом. Через мгновенье натренированное обоняние Кукушкиной уловило лёгких флёр возбуждённых умов и терпкий запах сенсации, к которому примешивалась едва ощутимая горьковатая нотка упущенных возможностей. Тут Кукушкина поняла, что она чего-то не понимает, точнее, не знает. Для Аграфены это было сродни тому, как если бы весь рабочий коллектив «объекта» дружно плюнул ей в душу.
– Ах, вы, сукины дети! – нежно прошептала королева сплетен. – Решили по-тихому бабушку Аграфену задвинуть! Ну, так я вам всем за это устрою весёлую жизнь! Дайте только срок!
Кукушкина не блефовала. Она действительно могла так профессионально напустить дезинформации, что потом обитатели Тридевятого округа долго разбирались, откуда что взялось.
Для начала проведения операции «Тень на плетень» Кукушкиной требовалось уловить тему последней сплетни, остальное было делом её творческого воображения. Побродив четверть часа с показным равнодушием на лице в местах наибольшего скопления женщин, Аграфена поняла, что у всех жителей «объекта» на слуху утреннее происшествие с Шалтай Болтаевым.
– С третьего этажа свалился! – горячо разъясняла на входе в местный супермаркет штукатурщица Люся. – Хорошо, что на рыхлую землю упал: накануне под окном земляные работы велись – кабель прокладывали.
– Говорят, его лично Устименко оперировал! – внесла свою лепту сменившаяся с ночной смены кассирша Нинка Шемякина. Разведённая кассирша полгода назад попала в «объектовую» санчасть с воспалением аппендицита и с тех пор питала тайную симпатию к оперировавшему её главврачу.
– Ну, если Устименко оперировал, значит, всё будет в порядке! – с видом знатока подвела итог подошедшая санитарка из ОСЧ.
– Помер он, – бесцветным голосом произнесла Кукушкина.
– Когда? – хором выдохнули вопрос женщины.
– Так с полчаса уже, как преставился, – ни на кого не глядя, продолжила Аграфена. – С начала-то всё нормально было, его болезного даже в палату перевезли, а он возьми и помри всем назло! Прямо на виду у всех в палате и помер!
– Да как же это он так? – ахнула сердобольная кассирша.
– Из наркоза не вышел, – авторитетно заявила Кукушкина и мысленно похвалила себя за удачно найденный информационный поворот. – Этого следовало ожидать, – горестно, по-бабьи вздохнув, обратилась она к женщинам. – Чего можно ждать от пьяного Лекаря!
– Путаешь ты что-то, Аграфена! – встала на защиту Устименко Нинка Шемякина. – Не пьёт Владимир Афанасьевич! Здоровьем своим клянусь – не пьёт!
– Раньше не пил, – спокойно отбила удар Кукушкина. – Пока с санитарной врачихой не связался. А теперь почитай каждый день под градусом!
– Так с чего бы ему пить? – не поверила штукатурщица Люся. – Если между ними любовь, то это всегда только в радость!
– Это для тебя, Люсенька, в радость, – елейным голосом пояснила Аграфена. – Потому как ты, Люся, женщина простая, без выкрутасов, и для мужчин радость твоя очень даже доступна. А врачиха – женщина образованная, у неё в голове одних романов женских прочитанных, да сериалов просмотренных цельная уйма! Ей простая любовь пресной кажется. Вот она и крутит Лекарем, как хочет: сегодня, значит, приголубит, а на завтра может и на порог не пустить! А ведь Владимир Афанасьевич мужчина порядочный! Он ведь её даже замуж звал.
– Врёшь! – выдохнула Нинка. – Быть такого не может!
– Я раньше тоже так думала! – продолжала вдохновенно врать Кукушкина, и для достоверности образа стыдливо, почти по-девичьи потупила глаза. – Пока в приёмной у начальника строительства сама не увидала, как они друг на друга смотрят: стоят они, значит, друг против друга, словно два голубка, смотрят в глаза друг другу и молчат! Уж красивей я пары на этом свете не видела, да только не будет им счастья! Ох, не будет! Да Устименко и сам это чувствует, поэтому пить и начал. Вот он с пьяных глаз неправильную дозу наркоза Шалтаю и вколол.
– Ты говори, да не заговаривайся! – взвизгнула Нинка. – Не может Владимир Афанасьевич с этой лахудрой связаться.
– Ты на себя в зеркало погляди! – желчно усмехнулась курьерша. – Ещё неизвестно, кто из вас двоих лахудры – ты или доктор Власенкова!
Это был «запрещённый удар». Все знали, что Шемякина после развода особенно тщательно следит за своим внешним видом, но очередной раунд борьбы с надвигающейся старостью она явно проигрывала. Поэтому Нинка очень болезненно относилась к любому замечанию по поводу своей женской привлекательности.
– Так значит, я лахудра? – взвизгнула кассирша и вцепилась Кукушкиной в волосы. Курьерша взвыла от боли и в ответ вцепилась ногтями обидчице в лицо. Через мгновенье возле входа в супермаркет по земле катался пёстрый клубок из женских тел, вокруг которого образовалась толпа зевак.
– Не дай вам бог увидеть бабий драй – бессмысленный и беспощадный! – перефразировал поэта Алёша Попович – охранник супермаркета и, отложив в сторону томик со стихами А.С. Пушкина, пошёл разнимать дерущихся женщин. Сделал он это легко, почти без усилий разнял всклокоченных, брызжущих слюной и злобой соперниц и, подержав их за шиворот какое-то время, как котят на весу, поставил на землю со словами:
– Шли бы вы, бабы, по домам, а то, не ровен час, я осерчаю, так дурь из вас одним ударом выбью!
Освободившаяся из рук богатыря растрёпанная, но в глубине души довольная собой курьерша торопливо скрылась за ближайшим поворотом. Кукушкина как никто другой понимала, что прошедшая драка явилась сильнейшим катализатором стихийно-информационного процесса, метко прозванного в народе «испорченным телефоном».
К полудню население «объекта» уже бурлило от негодования, и вскоре к центральному входу рабочей резиденции начальника строительства хлынула разгорячённая толпа, жаждущая «…суда скорого, но справедливого». Начальник службы безопасности Соловей-Разбойник тут же отдал приказ перекрыть доступ в резиденцию и в качестве усиления вызвал дружину богатырей во главе с дядькой Черномором.
– Бунтовать не советую! – поблёскивая фиксами, сказал Ванька-Свист и спокойно уселся на ступеньках крыльца.
– А никто и не бунтует, – раздались выкрики из толпы. – Нам бы только с Петром Ляксеичем повидаться! Зови начальника строительства! – гудела толпа. – Зови, а не то бессрочную стачку учиним!
Романов, узнав, в чём дело, зябко передёрнул плечами – сказывался застарелый синдром боярского бунта, но медлить не стал и вышел на крыльцо.
– Ну, вот я перед вами! – крикнул он в толпу. – Чем недовольны? Говори без страха! Если я в чём виноват – судите по справедливости! Если напраслину на меня возводите – разгоню всё ваше собрание без жалости!
– Да мы тобой, Пётр Ляксеич, премного довольны, – продолжала гудеть толпа. – Мы против холопов твоих голос свой подняли, потому как изуверы они!
– Ничего не понимаю! – развёл руками Пётр. – Вы здесь все люди вольные – рабочие, специалисты, инженерный состав. О каких холопах да изуверах речь?
– Ты их, Пётр Ляксеич, не прикрывай! – вышел из толпы бывший солдат петровской эпохи по кличке «Федька Умойся Грязью».
– А-а, старый знакомый! – узнал его Пётр. – Ну, Федька говори мне в лицо, кто я есть для тебя!
– К тебе, начальник, претензий нет! – вытирая руки паклей, спокойно продолжил ветеран былых сражений. – Ты дело ведёшь по справедливости, а вот подчинённые твои рабочий люд на гиблую работу гонят!
– О какой такой работе речь? Нет у нас на «объекте» такой работы! – повысил голос Романов.
– Нет, говоришь? – вынырнул из-за Федькиного плеча дед Слива – сторож продуктового склада. – А тогда объясни нам, дуракам, почему Шалтай Болтаев на работе помер!
– Кто сказал, что Шалтай помер? – удивился Пётр.
– Так люди говорят! – пискнул дед Слива и на всякий случай спрятался обратно за Федькину спину.
– Это какая-то ошибка, или злой умысел, – громко крикнул Романов в толпу. – Пять минут назад мне звонил главный врач нашей «объектовой» санитарной части, и доложил, что Шалтай очнулся после наркоза. Состояние у него тяжёлое, но стабильное, и угрозы его для его беспутной жизни никакой нет. Дайте срок, и он вернётся на своё рабочее место. А что касается условий работы, то они у нас не хуже, а может быть даже лучше, чем на любой московской стройке! Несчастный случай с Болтаевым произошёл по его вине – не надо было пренебрегать правилами работы на высоте, а делать как все – надевать страховочный пояс!
Толпа сбилась с ритма и растерялась. Главный козырь зачинщиков протеста – безвременная смерть на рабочем месте Шалтая Болтаева был выбит из рук. Больше поводов для выражения публичного недовольства у протестующего люда не нашлось и толпа на глазах стала редеть и таять, словно снежный ком по весне.
