за всю территорию Страны Израиля; теперь же рабби Кук, человек религиозный, продолжил его дело, отзываясь на надвигающийся кризис не с отчаянием обреченного, но с мессианской страстностью.
Однако общество в целом пребывало в состоянии безысходности и отчаяния. Бен-Гурион был нелегким человеком, однако никто не сомневался в его величии. Эшкол был лишь его копией — это не было секретом ни для него самого, ни для страны. Ситуацию усугубляло то обстоятельство, что угрозу Израилю представляли не только арабы. За спиной Насера таился Советский Союз, а Соединенные Штаты, которые Бен-Гурион всеми силами пытался умиротворить в деле Соблена, были — о чем Бегин предупреждал еще в 1956 году — слишком поглощены Вьетнамской войной, чтобы следовать данному ими в 1956 году торжественному обещанию обеспечить безопасность Израиля[370]. Еврейское государство могло рассчитывать только на себя, и многие израильтяне не могли не опасаться, что, даже живя в суверенной стране, они оказались отданными на милость врагов, стремящихся к их уничтожению — как это было прежде, в Европе. Вдруг подтвердилась обоснованность уроков из истории диаспоры, о которых на протяжении десятилетий говорил Бегин; сам по себе факт создания еврейского государства не исключал вероятность повторения трагических событий прошлого. Вечный удел евреев неизменен, подчеркивал Бегин, где бы они ни жили. Насер подтвердил справедливость слов Бегина.
Однако, в отличие от ситуации в Европе, израильтяне не намеревались ждать, когда их поведут, как пресловутых овец, на бойню. ВВС Израиля нанесли ныне всем известный упреждающий удар, уничтожив практически все египетские боевые самолеты еще на аэродромных стоянках. Исход войны, длившейся шесть дней, был изначально предопределен благодаря решительности этого шага, хотя тяжелые бои велись и в остальные дни, на протяжении которых израильские войска вытеснили египтян с Синайского полуострова, отбили у Сирии Голанские высоты и, при полной поддержке и поощрении Бегина, вернули контроль над Восточным Иерусалимом и Храмовой горой. Старый город Иерусалима, который Бегин рассчитывал возвратить с помощью оружия «Альталены» и бойцов Эцеля в 1948 году, был теперь в руках израильтян. Израильскими стали также гора Скопус, место трагической гибели медицинского конвоя, направлявшегося в больницу Ѓадасса, и Масличная гора. Государство Израиль утроило свои размеры. Эта война получила название Шестидневной войны, а Бегин называл ее Войной избавления и спасения[371].
Под израильский контроль перешли также Западный берег реки Иордан и сектор Газы, а вместе с тем и полтора миллиона палестинцев, не имеющих гражданства. Поскольку у Израиля не было планов ни относительно этой территории, ни относительно ее населения, то Шестидневная война привела к внутреннему израильскому идеологическому и политическому конфликту, который до сих пор остается неразрешенным.
Уже в первые дни войны, в самый разгар боев, Бегин — хотя он был новым человеком в правительстве — продемонстрировал манеру поведения и убежденность, характерные для его воззрений. В протоколе заседания кабинета министров от 6 июня 1967 года записано высказывание, не совсем обычное для человека, который только-только начал выходить из политического небытия. Министры обсуждали, как вести себя с королем Иордании Хусейном, когда Бегин высказался в пользу незамедлительного взятия Старого города. И затем он добавил: «У меня имеется предложение деликатного свойства. Мы говорим о „взятии“ города, что верно с военной точки зрения — однако, говоря о Старом городе, целесообразнее использовать термин „освобождение“. Если же и тут возникнут какие-либо сомнения, мы можем просто сказать, что Старый город Иерусалима, Град Давидов, находится в руках Армии обороны Израиля — при этом о „взятии“ города не будет упоминаться»[372].
Затем Бегин, чья склонность к торжественности и церемониям была известна еще со времен его членства в Бейтаре, продолжил:
Если мы войдем в Старый город — возможно, это чисто церемониальный вопрос, хотя, по-моему, он имеет первостепенное значение, — итак, как только мы войдем туда, если это будет физически осуществимо с военной точки зрения, — то премьер-министру и членам кабинета, совместно с обоими главными раввинами, следует пойти к Западной стене и сказать шеѓехияну [«и дал нам дожить до этого времени» — традиционное благословение, отмечающее счастливое достижение], а также «Когда возвратил Господь пленников Сиона…» (Теѓилим, 126:1) и другие соответствующие стихи.
Шел лишь второй день войны, и Старый город еще не был в руках израильтян, однако Бегин уже не сомневался, что израильские руководители должны говорить не о «захваченных территориях», а о возвращении древней еврейской земли, и он хотел, чтобы это событие было отмечено торжественной церемонией. Через десять лет он вернется к Западной стене, в день, также имеющий символическое значение для страны. Ведь ни в 1949 году, ни в 1956 году одержанная израильтянами победа так и не принесла мир. В 1967 году арабские страны, при участии палестинских представителей, вскоре после войны провели конференцию в Хартуме, выступив с прискорбно известным заявлением относительно того, что с Израилем не будет «ни мира, ни признания, ни переговоров». Однако большинством израильтян эта победа ощущалась как решительная и даже как чудесная, и народ начал проникаться ощущением непобедимости. Для Бегина же эта война была лишь одним из сражений крупномасштабной эпической битвы, и он понимал — лучше, чем многие, — что ответный удар арабов неизбежен.
Через полтора года после Шестидневной войны, в феврале 1969 года, Леви Эшкол скоропостижно скончался от сердечного приступа; вскоре после этого правительство национального единства прекратило свое существование. Последовавшие за этим выборы 1969 года не принесли заметного выигрыша блоку ГАХАЛ (союзу партии Херут и Либеральной партии Израиля), оставшемуся с 26 местами в Кнессете, тогда как МААРАХ (теперь в союзе с другой партией левого направления, МАПАМ) увеличил свое представительство до 56 мест. Голда Меир, заменившая Эшкола на посту лидера партии, сохраняла с Бегином добрые отношения — он называл ее «старшей сестрой», а также «гордой еврейкой» (что было, возможно, наивысшим комплиментом в устах Бегина). Однако Бегин ценил свою независимость и потому, вследствие разногласий с Голдой Меир по поводу предложенного американцами мирного плана Роджерса (который предусматривал возвращение Израилем Синайского полуострова, захваченного в ходе войны 1967 года), он снова вернулся в оппозицию.
В сентябре 1973 года определилась вероятность новых выборов. ГАХАЛ вступил в союз с партиями Свободный центр, Государственный список и Независимые либералы, образовав блок Ликуд (буквально «сплоченность»). Это слияние произошло в значительной степени благодаря настойчивым усилиям Ариэля «Арика» Шарона, прямого и упрямого военачальника, получившего известность после Синайской кампании 1956 года. Шарон славился своим хладнокровием и демонстративным прямодушием; его дед был сионистом и сотрудничал с Зеевом-Довом Бегином в Бресте (они совместно, наперекор местным раввинам,
