периметр, ты думал, что пока ты бежишь, болото тебе не страшно, так? Может, и здесь сработает та же штука? Давай, сейчас ты поспишь, а завтра с утра мы попробуем, идет?
Но наутро эксперимент не увенчался успехом. Эн не мог бежать сквозь болото: ноги вязли, как только он переступал черту. Вдобавок у него появился жуткий страх – оказаться вдалеке от того места, где он чувствовал под собой твердую землю. Несмотря на оскорбления и ругань Басты, мягкие уговоры Хо и добрую поддержку маленькой Кью, Эн все равно не мог сдвинуться с места. К полудню все они отчаялись и обессилели от попыток.
– Думаю, что дальше вам надо двигаться без меня. Я буду искать обходные пути и найду вас позже, – Эн старался улыбаться, гладя малышку по голове, чтобы не передать ей всю глубину своего страха и разочарования. Зачем тогда было вот это все – побег, волки, бандит, тяжелые ночевки под проливным дождем, – если ему не суждено добраться к свободным людям? Как они пойдут без него? Баста, конечно, их защитит, но она плохо ориентируется, даже стороны света путает. И кто понесет Кью, когда та начнет уставать?
– Нет, ты не останешься здесь, – строго и без сомнений сказала Хо. – Если тебе что-то вшили, значит, мы можем это вытащить. Жил же ты когда-то без этого чипа и сейчас поживешь, нам надо просто вытащить его из тебя.
– Я же умру, – Эн испуганно схватился за перемотанную шею. Внутри периметра их все время пугали тем, что прикосновение к шее, даже ее мытье, может привести к поломке чипа и немедленной смерти из-за нарушения функционирования мозга. Даже показывали слайды с людьми, ставшими овощами из-за попыток добраться до чипов. – Ты не понимаешь, я сразу умру.
– Можно, я хотя бы осмотрю твой шрам? – придвинулась к нему Хо.
– Не трогай меня, – Эн в ужасе отпрянул от нее и даже вытащил нож.
– Так, все успокоились, – рявкнула Баста, растерянно взъерошив чубчик отросших волос. – Ты это, мелкая, чего-то не то придумала, а если и правда овощем станет? Мы тогда куда его? Только пристрелить и останется. Давайте-ка все успокоимся, чего горячку пороть. И ты не рыпайся, не пугай девок, разберемся, – она подошла к мужчине и отобрала нож.
Так ничего и не решив, все поели и легли спать. Эн вслушивался в ночные шорохи леса и пытался вспомнить, как ему все-таки удалось тогда начать бежать и вырваться за заколдованный периметр.
Сначала Соловей где-то раздобыл рюкзак.
– Дорого пришлось заплатить, зато смотри, какая вещь! – показывал он сотоварищу свою добычу, блестя в почти полной темноте ночного барака светлыми в сравнении с темной радужкой белками. – Пощупай, чувствуешь, какой вместительный и крепкий, карманов много, лямки широкие. Осталось лишь подсобрать в него кое-чего.
Появление рюкзака почему-то напугало Эн: как будто только тогда он осознал, что побег может стать реальностью, а не просто выдумками Соловья. А значит, почти наверняка у него ничего не получится, и скоро от его ступней, выставленных в столовой, с ужасом и отвращением будут скручиваться в петлю их желудки.
– Может, не надо? Как ты сможешь выбраться за периметр? А болота? Ты же погибнешь! – шептал Эн.
– Я и так погибну. Ну через пять лет такой жизни, ну через десять. Ты думаешь, есть смысл сохранять и считать хоть какой-то ценностью такую жизнь? Что нас ждет впереди? Очередной завал в шахте, лазарет? Даже старость нам здесь не грозит – ты видел в столовой или бараках хоть одного, да что – старика, просто мужика сильно постарше?
– Но они же говорят, что тех, кто хорошо работает, потом переводят…
– Глупости, – Соловей заерзал на нарах. – Они должны давать нам надежду, иначе у нас вообще не будет мотива работать. Но на самом деле здесь все разделено на касты, как в Индии, помнишь?
Про Индию Эн ничего не помнил. Слово знакомое, а о чем речь, совсем не понимал.
– Я тут услышал от химиков, есть там один из инженеров, долго пытался его разговорить, когда привозил руду к ним на пробы. Я вообще специально попросился на это место – никто не хотел, уж больно у них, у химиков, воняет в цеху. В шахте хоть и тяжело, душно, но хоть нет этого едкого запаха, от которого страшно слезятся глаза. Химики-то в респираторах стоят, а нам их никто не выдает. Но я подумал – плевать на глаза, зато можно что-то узнать.
Так вот, я заметил, что он один не такой, как все. Остальные смотрят на меня, как на пустую вагонетку, а этот смотрит, как на человека. Так вот, он рассказал, что есть касты в зависимости того, когда ты попал за периметр. Сначала были только добытчики и охотники, потом строители и инженеры, потом появились охранники, потом работяги вроде нас. А начальство и обслуга – к тем не попасть, никто даже не знает, кто они и где живут. Так вот, переход из касты в касту невозможен, ты никогда не станешь кем-то другим. Никогда, понимаешь? Это означает, что это все, что уготовила тебе жизнь внутри этого чертового периметра. Но где-то там, за его пределами, может быть все иначе, все совсем не так.
«Ну да, только может статься, что все это выдумки – раз. Два – отсюда не выбраться, и три – может, тут не так уж и плохо в сравнении со смертью от рук мародеров или на болоте», – думал Эн с поднимающимся беспокойством в душе.
– Почему ты доверяешь мне? – спросил несколько дней спустя Эн, пока они шли с Соловьем из столовой, пытаясь переварить особенно мерзкую бурду, которое подали им сегодня вместо ужина. В столовой лагеря кормили лишь два раза в день, а в шахты им приносили сухой паек – черствый хлеб пополам с какой-то травой и что-то похожее на кисель. – Я же могу на тебя донести и получить взамен доппаек и два выходных.
– Ты не такой, как все, – улыбнулся Соловей и заговорщицки подмигнул, – ты боишься, но думаешь. Похоже, еда и безопасность – это не все, что тебя интересует. Очень сложно быть совсем одному, нужен хоть кто-то, кто даже не обязательно думает так же, как я, но хотя бы просто думает. Это дает мне силы и надежду на то, что я не только могу обрести свободу, но и других думающих людей сумею освободить.
Если быть честным, то идея освобождать людей, к которым Эн не питал никаких чувств, его никак не зажигала, но за
