Что ж, все оказалось не настолько плохо, как я предполагала… Надо же. Усмехнулась, понимая, что мой мир сейчас пару раз перевернулся вверх тормашками. Я даже этим двум нужна, пусть и не для совсем обычных целей.
Прерывая мои веселые размышления, в дверь что-то бамкнуло, и я прислушалась. Через мгновение кто-то с той стороны решил нормально постучаться.
— Да? — перебирая все возможные и невозможные варианты, отозвалась я. Раз уж Нинка с Пашкой заявились, то теперь можно ждать кого и чего угодно, в том числе и гостей из Гвадаара.
В ответ на мое приглашение дверь не полностью открылась, в проем сначала просунулся большой букет хризантем, а затем и довольная Сашкина физиономия.
— Привет, — взволнованно поздоровался он и вошел весь.
Светлые джинсы, футболка, ветровка, бахилы на кроссовках, волосы торчком, красные глаза… Последнее меня чрезвычайно удивило: раньше он умудрялся выспаться в любых условиях. Так что пришлось согласиться с заявлением Пашки: Пришвин действительно был сам не свой, слишком грустный, хоть и улыбался, мрачный какой-то.
Парень осторожно притворил двери, прошел к комоду, с которого убрали аппарат, а может, это меня перенесли в другую палату, пока я в отключке была, чуть не сбил по пути стул – еще и ноги заплетаются – и сунул цветы в стоящую здесь вазу.
— Как себя чувствуешь? — с искренним беспокойством поинтересовался он, усаживаясь на краешек кровати, очень медленно так, осторожно. Протер ладонями лицо, растерянно взглянул на меня.
— Жить буду, — нехотя с иронией вырвалось у меня сквозь разраженную усмешку. Ведет себя так, будто вчера ничего не случилось.
— Врач сказал, что тебе разрешили вставать, — еще тише, с тяжеленным вздохом. — Это хорошо, — улыбнулся краешками губ, — быстро идешь на поправку…
— Почему ты вчера ушел? — Моя обида больше не могла отсиживаться в стороне.
— Ну, — замялся парень с ответом, — во-первых, не вчера, а два дня назад, — огорошил он меня подобным сообщением и продолжил, отведя взгляд в сторону: — а во-вторых, тут родных твоих набежало. Мне показалось, что я буду лишним.
— Когда кажется, креститься надо! — зло бросила я и ударила его по руке.
Сашка никак не отреагировал, продолжая очень внимательно смотреть в окно, словно там показывали нечто невероятно интересное. Его губы были плотно сжаты, а скулы напряжены. Это говорило о том, что ему так же плохо, как и тогда. И я абсолютно четко понимала, что веду себя неправильно, но ничего не могла с собой поделать: мне было горько от того, что в прошлый раз он так внезапно исчез. Почему? Чего вдруг ему мои родственники помешали? Он не раз с нами за одним столом сидел, даже ночевал у нас дома. Так что произошло?!
— Знаешь, — наконец Сашка оторвался от созерцания природы за окном и с грустью взглянул на меня, — никогда меня еще так не трусило. Я случайно подслушал, как твой брат сообщил нашей классной, где ты находишься. Испугался до ужаса, до какой-то немой истерики. Чуть сам за тобой следом в палату не попал, — он горько усмехнулся и стал изучать белую простыню, которой я была укрыта. — Оказывается, ты для меня больше значишь, чем я предполагал. — Пришвин снова тяжело вздохнул, бережно взял мою ладошку и перевел свое внимание на меня. — Когда ты очнулась, я просто не смог сдержать своих чувств, поэтому ушел. Сложно видеть тебя здесь. — Еще один тяжкий вздох, уже больше похожий на всхлип.
У меня аж мурашки по коже пробежали. Я не ожидала подобных откровений, предположить не могла, что он все-таки относится ко мне настолько тепло, потому и не знала, что ответить, да и ни к чему были слова, так что я просто молчала, крепко сжимая его ладонь.
— Время вышло! — вдруг рявкнуло со стороны дверей, и мы дернулись от неожиданности. Сердце испуганно бухнуло, раздирая на нитки такой замечательный момент, и со злостью я посмотрела на здоровенную тетку в белом халате, замершую в дверном проеме. — Больной нужен отдых.
Сашка нехотя отпустил мою ладонь, поднялся и пожал плечами.
— Увидимся, — тихо попрощался он и, не спуская с меня грустных глаз, попятился к двери.
Еще с минуту мы смотрели друг на друга, а затем Пришвин вышел из палаты, протиснувшись между косяком и медсестрой. Женщина осмотрела меня скептическим взглядом, после чего все-таки зашла в палату, приблизилась к моей постели, держа в одной руке стакан воды, а в расправленной ладони другой две кругленькие белые таблетки.
— Это для чего? — поинтересовалась я с опаской.
— Пей молча, — получила в ответ и взяла предлагаемое «кушанье».
Таблетки оказались на редкость горькие, соленные и большие. Осушив стакан полностью и выдохнув, будто пила совсем не воду, а нечто под градусом, я протянула его медсестре.
— Вот и славно, — обрадовалась женщина и потопала к дверям.
Все-таки желая узнать, что мне такое подсунули, я собиралась об этом спросить, только не успела: Морфей коснулся меня раньше.
***
Гвадаар, на руинах восточной тюрьмы
Бой окончился быстро, можно сказать, не начавшись.
Двое в мантиях, стоя на деревянном мосту, спокойно рассматривали территорию тюрьмы, потерявшую сейчас какую-никакую былую привлекательность. Само здание, разодранное на части, словно из него вверх вылетела ракета, раскрывшейся помятой консервной банкой по-прежнему находилось на островке. Вода в озере помутнела от грязных тел мертвых воинов, от крови, земли и кусков металла. А на суше, вокруг всего этого «великолепия», расположилось многотысячное войско, пополнившее свои ряды и теперь вооруженное всем тем, что было найдено в тюрьме.
― И какие у нас планы? ― снова паря в воздухе, с усмешкой поинтересовался коротыш.
Он никогда не желал власти и не хотел кем-то править, поэтому ему было куда проще быть ведомым, чем вести. А его товарищу это право принадлежало от рождения. Но не поэтому человек пошел за эраном: в то время как люди не приняли Лидэна в свои ряды, чужой стал для него поддержкой и опорой. Этих двоих вряд ли можно было назвать друзьями, но верными товарищами – вполне.
― Привет для Дэмиоса, ― коротко пояснил тот, не сдержав улыбку. ― Пусть наконец поймет, что мы не шутим.
Эран всегда продумывал свои действия на несколько шагов вперед, правда, не без помощи одного очень умного человека, который прежде никогда не ошибался. И если надо было спровоцировать в мире мощный конфликт, то уничтожение одного из знаменитейших мест Иллии гарантировало нужный результат почти что на сто процентов.
― Либерия, значит? ― догадался коротыш и, пролетев немного дальше, расправил руки, демонстрируя перед собой нечто грандиозное. ― Пади же южная столица Иллии! ― воскликнул он, как если бы говорил со сцены. ― Великий город богини ветра, дочери самого Братима! Пусть твоей же силой его и уничтожат!..
Лидэн звонко рассмеялся, чувствуя прилив сил и представляя то, что вскоре случится. Он давно потерял способность жалеть людей или хагаценов или… неважно. Лишь своих «детей» он любил и ценил. Только им можно было верить… Только они всегда признавали своего создателя.
― Да, ― согласился эран, делая первый шаг навстречу своему войску, ― в путь, ― взволнованно прошептал он, предвкушая жестокую битву, весть о которой прогремит над Гвадааром подобно взрыву.
Так, как и должно быть, как раз под стать ему – И́рдингу Годе́йра…
***
Гвадаар, «Ангина»
В этот раз не было никаких странных переходов, и Амакаши мне не являлась, я просто очнулась от чудовищной боли, сводящей меня с ума: запястья горели адским пламенем, позвоночник, казалось, и вовсе отделился от нижней части тела.
Как же больно… И куда делось пиратское гостеприимство?!
— Эй, Калибр, глянь-ка, безликий очухался, походу, — раздался откуда-то справа тихий знакомый голос, так легко приписавший меня к банде разбойников. Хотя, наверное, это все из-за маски.
Любопытства ради решила повернуться к человеку, но лишь попыталась выполнить это вроде бы совершенно обычное действие: в шее хрустнуло, и я замерла в полуобороте, затаив дыхание. Хотела помассировать, но громко загремела цепями, и боль в запястьях стала еще яростнее. Приглушенно застонав, короткими рывками, как робот, подняла голову, справившись со своей затекшей шеей силой воли. Кандалы были перекинуты через широкий деревянный брус надо мной. Вот так новости… Сжала саднящие кисти в кулаки и вяло потянула вниз: сделала себе только хуже, а потому мысленно выругалась. Радовало то, что не подвесили, и я твердо стояла на ногах. Хоть за это спасибо.
— Эй, в маске, ты как? — снова спросил тот человек, и уже с меньшим дискомфортом я смогла повернуться к говорившему.
Им оказался тот самый пассажир с «Победы», который поведал мне о черном флаге.