Напряжение, сопровождавшее вмешательство Агриппины в имперскую политику, не исчезало. Римская политическая элита скептически относилась к способности юного императора, которому едва исполнилось 17 лет и, более того, который был qui a famina regeretur (одним из тех, кем управляет женщина), успокоить мятежников по всей империи.[463] Но существовала область, в которой женщина могла действовать, — это правильное руководство воспитанием и образованием своего сына. Это делали Корнелия, Антония и Ливия, и Агриппина выполняла свои обязанности с той же уважаемой серьезностью — например, пригласив Сенеку быть воспитателем сына и лично уводя Нерона от неподходящих областей обучения, таких как философия, считавшаяся слишком расслабляющим предметом для воспитания властителя. Но совсем другое дело, когда она открыто пыталась вмешиваться в политику.[464]
Как и у Ливии с Тиберием, отношения Нерона с матерью становились все более натянутыми после того, как он принял трон. Первым официальным свидетельством этого охлаждения стало внезапное исчезновение портретов Агриппины и ее титулов с монет ее сына, начиная с 55 года — менее чем через год его правления. Теперь Нерон в одиночестве глядел со своей монеты. Учитывая ту помпезность, с которой лицо Агриппины первоначально украсило официальную государственную валюту, а также ее выдающееся положение, формально равное положению ее сына, такое резкое исчезновение стало очень важным знаком. Теперь, когда Нерон уверенно утвердился на троне, он решил, что для него лучше выглядеть стоящим на собственных ногах.
Литературные источники также указывают, что власть Агриппины над сыном начала ослабевать.[465] В одном рассказе катализатором для их ссоры стала любовная связь Нерона с вольноотпущенницей по имени Акта. Нерон никогда не выказывал ни капли любви к своей молодой жене Клавдии Октавии. Встречи с Актой происходили на глазах возмущенной, протестующей матери, которая, как говорят, возражала против любой женщины, претендующей на внимание ее сына, что лишь способствовало ухудшению их отношений. По свидетельству одного информированного человека, состоявшего при дворе Юлиев-Клавдиев, Клувия Руфа[466], описавшем историю этого периода (его трудом позднее широко пользовался Тацит), Агриппина была настолько доведена до отчаяния из-за ослабления власти над Нероном, что после обедов с обильными возлияниями несколько раз пыталась нарядиться и соблазнить сына (хотя другой историк того времени считал, что это Нерон домогается матери). Но попытки Агриппины не имели желаемого эффекта. Она злилась, когда Нерон посылал ей в подарок платья и ювелирные изделия из дворцовой коллекции, которой прежде пользовались другие женщины императорской семьи, — демонстрируя, что его власть делать такой жест полностью унаследована от нее.[467]
В результате Нерон все больше разворачивался к своему воспитателю Сенеке и другим придворным лицам, обращаясь к ним за советом и поддержкой. Взаимоотношения между Агриппиной и двумя ближайшими наставниками ее сына, Сенекой и преторианским префектом Бурром, которые первоначально были обязаны своим положением в круге Нерона ее благосклонности, стали охлаждаться — поначалу в результате их намерений обуздать влияние Агриппины. Нарцисс уже вышел из игры: он быстро стал жертвой смены режима Клавдия на режим Нерона, хотя умер ли он в результате самоубийства, болезни или убийства, неясно.[468]
Соревнование за благосклонность молодого императора создало напряжение во дворце. Сенека и Бурр начали обуздывать влияние Агриппины, ее любовник Паллант был освобожден от придворных обязанностей. Это побудило Агриппину издевательски заявить сыну, что Британик обладает большим правом на трон, чем он, и что возможность восстановить права Британика в ее руках — если она решится признаться в собственных преступлениях. По общему мнению, она бросила сыну последний вызов: «Именно я сделала тебя императором» — подразумевая, что данное ею она может и забрать.[469]
Обеспокоенный угрозами матери, семнадцатилетний Нерон решил устранить своего младшего сводного брата. Он обратился к помощи той же отравительницы Локусты, которая предположительно изготовила яд для Клавдия. После одной неудачной попытки в феврале 55 года было совершено удачное убийство, опять за семейным обеденным столом. Тацит заявляет, что ничего не подозревавшему Британику протянули питье, которое вызвало конвульсии, лишив его сначала речи, затем дыхания. Когда сводного брата унесли умирать в агонии, Нерон небрежно заявил, что это простой припадок падучей. Такое проявление бессердечности его отвергнутая жена Клавдия Октавия приняла, не проявив ни проблеска эмоций, — настолько она научилась молчать перед лицом жестокости Нерона. Но выражение лица Агриппины, когда она глядела на своего сына с проступающим на лице ужасом, продемонстрировало присутствующим, что она не знала заранее об этом плане.[470]
С этого момента события понеслись вскачь. Публичный образ высокого семейного союза, отраженный на монетах начала правления Нерона, был разрушен; между матерью и сыном началась открытая война. Агриппина объявила себя верной союзницей своей втоптанной в грязь невестки Клавдии Октавии. В то же самое время она проводила тайные встречи с друзьями, принимала трибунов и центурионов и собирала финансовые пожертвования, накапливая моральные и материальные средства для политической кампании. В ответ Нерон отдал команду убрать германскую охрану Августы и приказал вывезти ее вещи из его дома, чтобы она больше не могла принимать тут своих сторонников. Тогда она перебралась в старое жилище своей бабушки Антонии на Палатине. Нерон редко посещал мать и делал это лишь в сопровождении сильной охраны. Временами она выезжала в свои загородные имения — но там ее сельский покой нарушался хулиганствующими бандами, нанимаемыми Нероном, чтобы изводить ее свистом и улюлюканьем, когда они проезжали или проплывали мимо. Толпа сторонников Агриппины таяла, она оказалась в политической изоляции. Посещали ее время от времени лишь старые друзья — такие как Юния Силана, бывшая жена Гая Силия, с которой он развелся, когда последовал за Мессалиной.[471]
Но даже эта дружба оказалась ненадежной, потому что Силана, очевидно, испытывала тайную обиду на Агриппину из-за роли последней в разрушении ее планов выйти снова замуж за знатного поклонника: Агриппина не хотела, чтобы Силана имела мужа, которому завещала бы свое значительное состояние, на которое сама мать Нерона имела виды. Это побудило Силану поручить двум зависимым от нее людям, Итурию и Кальвисию, составить заговор против Агриппины — заявляя, что та планирует посадить на трон вместо своего сына некоего Рубеллия Плавта, прапраправнука Августа. Пьяный Нерон, услышав это обвинение, впал в панику и решил немедленно казнить мать. Его удержали мудрые советники Сенека и Бурр (вероятно, потому что были обязаны Агриппине своим первоначальным возвышенеием), чтобы матери императора был дан шанс ответить на обвинения. Оба мужчины отправились навестить Агриппину в ее доме, где она со смехом отвергла обвинения Силаны: как бездетная женщина может понимать чувства матери к своему сыну? Агриппина указала на то, что не могла бы желать смерти Нерону: «Если бы Британик стал императором, разве я осталась бы живой? Если Рубеллий Плавт или кто-либо другой займет трон и станет мне судьей, то не будет недостатка в обвинителях!»[472]
Агриппина потребовала, чтобы были представлены доказательства ее вины. Действуя по своему усмотрению, собеседники стали уговаривать ее успокоиться и лично встретиться с сыном. Неизвестно, что конкретно было сказано на этой встрече, но результатом ее стал переворот всего дела: обвинители Агриппины, и среди них Юния Силана, Кальвисий и Итурий, были отправлены в ссылку. Тем временем друзей и сторонников матери императора вновь назначили на серьезные и престижные имперские посты. Для Агриппины это оказалось удачным ходом.[473]
Стала ли эта удача сигналом примирения между матерью и сыном, или эта история была изобретена древними комментаторами, чтобы укрепить ее репутацию как властной матери и умного политического деятеля, но победа Агриппины не привела к новому появлению ее образа на римских монетах или новой серии публичных скульптур, демонстрирующих ее возврат к равному положению рядом с сыном. Наоборот, следующие три года она, похоже, оставалась в стороне от общественной жизни.
Мы можем представить себе, где она жила как минимум часть этого времени. Как и ее прабабушка Ливия и бабушка Антония, Агриппина владела несколькими собственными имениями. Она не была единственной женщиной, которой Нерон делал подарки в виде собственности. Его вольноотпущенная любовница Акта была законной владелицей значительного количества поместий в Египте, на Сардинии и в Италии, которые она приобрела только благодаря щедрости императора. Агриппине уже был отдан дом Антонии в Риме — вероятно, одновременно она унаследовала весь комплект собственности своей бабушки в Египте и в Италии, а многое из собственности Антония, в свою очередь, получила как наследство от отца, Марка Антония. Одной из ее жемчужин была старая летняя вилла Антонии на Баули, с роскошным видом на море и богато украшенным садовым прудом для разведения рыбы.[474]
