- Пацаны! Саитов бежит! – радостный вахтенный у трапа, бросив свой пост, забежал в курилку, чтобы сообщить нам, двум издёрганным сгусткам нервов, радостную новость. Мы так рванули на ют, что одновременно задели ногами, почему-то ещё не убранный по тревоге, обрез (тазик) с водой. Мутная вода с бычками разлилась по всему полуюту, но нам уже было наплевать. Прости, старина БДК, но мы хотим домой!
На юте уже построилась шкафутовая команда во главе с боцманом, им предстоит скинуть швартовы с кнехтов на берегу – последняя операция, перед тем как корабль отойдёт от причальной стенки. Худой седоусый боцман, старший мичман Миронюк удивлённо вытаращил на нас глаза.
- Так вы ещё не сошли, что ли, мать вашу за ногу! – боцман никогда не подбирал выражения.
- Да вон из-за того мудака торчим! – Алик кивнул на бегущего по причалу мичмана Саитова. - Товарищ старший мичман, подождите пять минут, мы заберём военные билеты и сойдём, а?!
- Добро! – боцман был понимающим мужиком. - Эй, Саитов, давай быстрей! А то пацаны в море вместе с нами уйдут, рожа татарская!
Запыхавшийся Саитов уже вбежал на трап, и, споткнувшись, чуть было не потерял свою с пижонской тульей фуражку.
- Слышь, Никулин…Вот ваши документы... – мичман тяжело дышал, и до нас донёсся лёгкий перегарный душок. - Билетов не купил… Сами там как-нибудь…
- Ладно, товарищ мичман, хрен с ними с билетами, - я забрал документы и …
И тут случилось то, чего я никогда не забуду. Из надстройки на ют высыпал весь мой призыв, то есть пацаны с кем я призывался, а вот сходил на год раньше. Парни, несмотря на объявленную тревогу, бросили свои боевые посты и выбежали, чтобы нас проводить. Все с кем я провёл два года на корабле, все захотели, чтобы у нас были настоящие проводы, чтобы всё как у людей. Мы стали обниматься, и честное слово глаза у меня были на мокром месте. А когда москвич Димочка достал свою скрипку (он с ней пришёл с «гражданки») и заиграл «Марш прощания славянки», то я почувствовал, как у меня дрожат губы и застрял ком в горле. Но тут из броняхи показался дежурный офицер и стал разгонять пацанов обратно по боевым постам.
- Никулин, Тарасов, давайте сходите парни! – старший лейтенант Жаров всё прекрасно понимал. - Вашим корешам ещё служить, давайте, парни, с Богом! Счастливого пути!
- Всё понятно, товарищ старший лейтенант, уходим. Удачного похода!
Мы пожали руку Жарову, потом вахтенному и медленно сошли по трапу на берег. Я в последний раз отдал честь кормовому флагу своего БДК.
Шкафутовая команда уже вовсю суетилась около огромных причальных кнехтов, скоро швартовы будут отданы и наш корабль пойдёт в море, но уже без нас. Для нас, двух, наверное, самых непонятных матросов (один служил после института и только два года, а второй – отчисленный курсант, дослуживший положенный год) служба закончилась.
Мы почти бегом домчались до КПП, там предъявили дежурному офицеру свои документы, и, получив очередную порцию напутствий, оказались за воротами базы на пыльной пустой дороге. Дороге к дому.
Когда мы уже отошли от базы на некоторое расстояние услышали корабельный гудок.
- Наш, - сказал я, не останавливаясь.
- «И флагман вышел на рейд…», - пропел строку из нашей строевой песни Алик.
Всю дорогу до посёлка мы шли не разговаривая. Там удачно сели, на вот-вот отправляющийся автобус и через некоторое время были уже в Симферополе. Тут наши дороги должны были разойтись: мне лететь в Горький, а Алик решил навестить своих родителей в Белоруссии. Ещё в посёлке у нашей базы я пожалел, что сошёл «по форме», а не в гражданском, как Алик. Там до меня дострогался какой-то офицерик, которого я не заметил, и не отдал ему вовремя честь. Правда, увидав в моём военном билете запись о том, что я уволен в запас, офицерик немного поостыл, посоветовал мне быть повнимательней, и пока не окажусь дома, не забывать, что на мне форма. Да, надо было всё-таки сходить по гражданке!
В аэропорту была тьма-тьмущая народа – июль месяц, разгар курортного сезона. Но если с утра везёт – а нам повезло, мичман Саитов всё-таки успел к отходу корабля, – то везёт и целый день. Я и Алик чудом урвали билеты на нужные нам рейсы, и у нас даже осталось время напоследок пообщаться.
- Может, вина купим? - спросил Алик, улыбка с его лица не сходила, наверное, с момента нашего стремительного схода-побега с отходящего корабля.
- Нет уж! – усмехнулся я. - Я не хочу на гауптвахту загреметь!
- Ладно, тогда жди меня в Горьком!
- Да уж, погуляем потом, - я стал прислушиваться к косноязычному диктору-информатору. - О, кажется, посадку объявили! Ну, давай, братан!
Мы обнялись, и я поспешил к стойке регистрации.
Уже в самолёте на меня напала какая-то расслабуха, словно я залпом выпил стакан водки – нервное напряжение, наконец-то спало, я лечу домой.
Я закрыл глаза и буквально растёкся по креслу. Через полтора часа я увидал из окна приземлившегося самолёта до боли знакомую надпись на фасаде аэропорта – ГОРЬКИЙ.
ГЛАВА 8. ПЕРЕСТРОИЧНАЯ ПЕРЕКОВКА
«Самолёт рейса №…Симферополь-Горький, совершил посадку в аэропорту…» Всё, пиздец! Я дома!
Солнечный июньский день, и я «по форме Два» - чёрные брюки и белая фланка, загорелый, подтянутый, с кожаной сумкой через плечо схожу по трапу на родную землю. Схожу и опупеваю!
Впрочем, опупевать я начал, когда ехал домой в кооперативном такси. Ё моё! Всего-то два года не был дома, а как всё изменилось! Какие-то рекламы кругом, киоски с диковинными товарами, книги интересные продают, люди одеты совершенно по-другому, а цены-то, цены! Перестройка, туды её в качель!
С неделю присматривался к новой обстановке. Водка стала дороже – это плохо, зато везде и без «талонов» - это хорошо, да и питейных заведений, от недостатка которых мы так страдали в нашу студенческую молодость, стало неизмеримо больше. Гуляй, не хочу! Вот только деньги надо как-то зарабатывать. Так что, положенные по закону два месяца я не отгулял. Пришлось начать эти самые деньги зарабатывать.
июль-сентябрь 1988г.
Я поначалу сунулся на речфлот (судовой механик всё-таки!), но мне быстро объяснили, что никакой я не механик, а так ноль без палочки, так что просим Панове начинать с мотористов, а это 200 р. в месяц. А семью-то надо кормить – да, были у меня тогда ещё и такие бредовые идеи. Гнёздышко, бля мудак, вить собрался! И устроился я на прогулочный теплоход. О, что это был за «шалман»! Впрочем, почему «был», т/х «Отдых» и до сих пор совершает свои блядско-пьяные прогулки по Волге-матушке.
Как только я оказался на «Отдыхе», механик теплохода, узнав, что я окончил водный институт и по образованию гораздо выше его, стал испытывать ко мне не то, чтобы неприязнь, а какую-то нехорошую зависть. Сам-то он уже лет шесть, как учился в нашем же институте, только естественно заочно, и был всё ещё на третьем курсе. И вот желая показать, что мой диплом это только бумажка, и что я никакой не инженер, механик стал меня заёбывать всякими каверзными заданиями и вопросами по профессии. Чтобы прекратить эту херню и успокоить своего непосредственного начальника я популярно ему объяснил, что карьера судового механика мне не интересна, и что я вообще тут случайно оказался. Механик долго разорялся по поводу нашей системы образования, готовившей за государственный счёт не специалистов, а похуистов, но с поучениями отстал, и спрос с меня был только по несению вахты. А однажды он решил поговорить со мной на чистоту.
- Вы чего от меня хотите-то, Владимир Фёдорович? – и этим своим «выканием» я тоже очень раздражал механика. На речном флоте все говорили друг другу «ты», а к старшим по должности обращались по простому – «Иваныч, Степаныч,Фёдорыч». Я же, как только мех стал донимать меня «уроками по специальности» решил держать с ним дистанцию, и обращался исключительно на «вы». Он в свою очередь, наверняка, думал, что тем самым я подчёркиваю свою образованность. Короче, мудак с комплексами. Механик естественно.
- В общем если работать не хочешь, то скажи кэпу…А то уволить тебя вроде не за что, а мне нужно это место, - механик старался не смотреть мне в глаза. - Я тут хочу своего племянника устроить. Он парень толковый, не то, что… В общем, поговори с Иванычем, по-человечески прошу.
- Да всё путём, Владимир Фёдорович, - я царственно махнул рукой. - Поговорю и всё объясню. Только вот как с зачисткой быть?
Зачисткой, или разоружением, на флотском сленге называли подготовку судна к зимнему отстою. Необходимо было вычистить от мазута и грязи трюма, осушить все системы жизнеобеспечения судна, провести профилактику главных и вспомогательных дизелей и ещё много трудной и грязной работы предстояло экипажу после захода в родной затон. Работы бы хватило всем, и поэтому каждый человек был на счету. Но не подумайте, что я был таким совестливым, просто за зачистку платили хорошие деньги и терять мне их не хотелось.
