– Я не… – Тиффани еще раз внимательно смотрит мне в лицо. На улице раздается раскат грома, эхом отражающийся от поверхности океана. – Мне кажется, что я ошиблась. – Она вздыхает. – Простите за беспокойство. Я ошиблась адресом.
Она забирает у меня фото, засовывает его в сумочку и поворачивается, чтобы уйти.
– Прошло двадцать лет. Я сильно изменился, – произношу, наконец, я.
Она оборачивается, подняв брови, с глазами, полными слез.
– Ты меня не узнаешь, – говорю я, – но я был твоим другом.
По ее щеке течет крохотная слезинка, величиной с булавочную головку. Я отступаю в сторону и еще раз приглашаю ее войти в комнату. Сэйдж подбегает к ней, и Тиффани наклоняется, чтобы почесать ей за ухом.
Я приглашаю ее присесть.
– Что ты будешь – чай или кофе?
– Спасибо, ничего не надо. – Она замолкает и в растерянности касается своей нижней губы. – Мне бы хотелось… если у вас есть время… Я бы хотела просто поговорить. Если вы не против.
– У тебя есть вопросы.
– Да. Пожалуйста. Я… – Женщина осматривает мою берлогу и в сомнении качает головой, как будто не понимает, как оказалась в этой дыре. – Наверное, я бы выпила чаю.
Я подхожу к плите и зажигаю конфорку, потом наполняю чайник водой и ставлю его на голубое пламя. Она оставила фото на стойке, и я стараюсь возиться в кухоньке, чтобы не появляться перед ней в комнате. На фото я выгляжу загорелым и сильным, как конь в лучах солнца. Холодная вода течет мне по рукам, и мои суставы начинают ныть. Я с трудом верю, что эта женщина на кушетке в моей комнате – реальность. Что она смогла выжить, несмотря ни на что.
Она заслуживает большего, чем простая правда.
Я вхожу в комнату и натыкаюсь на напряженное лицо Тиффани. Она почесывает Сэйдж и старается не смотреть на рентгеновские снимки, разложенные на кушетке. Ее взгляд упирается мне в грудь.
– Как ты меня нашла?
– Ах, это… Через эту женщину… в гостинице. Это было очень давно. Она сказала мне, что ваше настоящее имя Рой. То есть это мне рассказали сестры. Я наняла человека, который обнаружил ваши тюремные документы и фотографии. Ему потребовалось какое-то время, чтобы разыскать вас. Искал он довольно долго, но мы не были до конца уверены, что вы тот, кто нам нужен. Вы не похожи на человека с фотографии.
– Нет, не похож.
Я наблюдаю, как она осматривает мою берлогу: единственную комнату, стопы книг в бумажных обложках. По ее глазам я вижу, что она меня жалеет. Это мне не нравится.
– Где ты теперь живешь? – интересуюсь я.
– В Остине.
– А чем ты там занимаешься?
– Графическим дизайном. Это связано с рекламой.
– Этому надо специально учиться?
– Конечно. Я закончила университет штата Техас.
– Ага, – говорю я и прячу улыбку. – А кто твои… с кем ты выросла? В какой семье?
– Мои родители удочерили меня через сестер ордена Святого Иосифа. Я выросла в Тайлере.
Тиффани долго смотрит на меня, слегка наклонив голову. Я замечаю кольцо на ее пальце, но не могу разглядеть, какое.
– Ты замужем?
– Пока нет. Собираюсь. – Она качает головой. – Я уже давно встречаюсь с одним парнем.
– Ты его любишь?
– Да. Люблю.
Тиффани поправляет прическу и отворачивается – этот жест напоминает мне Рокки. Я вижу ее так ясно, что мне приходится отвернуться. Когда я вновь гляжу на девушку, то понимаю, насколько она похожа на свою мать, и мое горло сводит судорога. У них одно и то же лицо, и я не могу этого вынести.
– Хорошо. – Я стараюсь избегать ее взгляда. – Хорошо, что ты любишь.
– Это он уговорил меня на… это. Практически заставил. Чтобы я узнала правду.
– А чем он занимается?
– Он… простите меня. – Я вижу, что Тиффани начинает нервничать от моих вопросов. Она не может понять, как соотнести эту комнату, ее ограниченное пространство и рентгеновские снимки на кушетке. Ее пальцы поднимаются к губам, и она оглядывается, как будто в комнате есть кто-то третий. – Не могли бы вы… Я думаю… понимаете, я действительно должна выяснить для себя кое-что. – Она смотрит на меня глазами Рокки, светящимися, как глаза святой.
– Я все понимаю. Ты права. – Я приближаюсь к кушетке и протягиваю ей руку. – Что же тебе известно?
– Я вроде бы помню свою сестру. Немного. Помню, как мы ходили на пляж. Но… – Слова застревают у нее в горле от волнения. – Но в один прекрасный день она меня бросила. – Ее губы затряслись, как только она это произнесла.
– Нет, нет, – успокаиваю ее я, – все было не так.
– Тогда что же случилось?
– Мы собирались вернуться за тобой в тот же вечер. Просто в тот вечер мы поехали пообедать.
– А потом вы оказались в Новом Орлеане? В тюрьме?
– Да. Все верно. – Я поворачиваю руки ладонями вверх и смотрю на них. – Я разбился. В автокатастрофе. А к тому времени уже был выписан ордер на мой арест.
– Но… я не понимаю. Что произошло после того, как вы уехали от меня?
Я не поднимаю голову и наблюдаю за тем, как пальцы Тиффани чешут за ухом Сэйдж. Девушка на секунду отворачивается, но затем вновь быстро поворачивается ко мне.
– Вы хорошо ее знали? Мою сестру? – Голос ее спотыкается на последних двух словах.
– Думаю, что да. – Я изучаю оттенок волос Тиффани – он напоминает высохшую прерию в летний зной – и ее высокие скулы и широко открытые глаза. – А какой рекламой ты занимаешься?
– Простите?.. Я… я разрабатываю веб-страницы в Интернете, логотипы компаний. Всякое такое.
– Я бывал в Остине. Правда, давно это было. «Бартон Спрингс»[71] все еще на месте?
– Да. Простите, вы что-то говорили об аварии.
– Музыка в Остине тоже ничего себе. Тебе нравится хорошая музыка?
Девушка наклоняет голову набок и смотрит мне прямо в лицо. Мне так больно видеть ее, что я радуюсь, когда слышу свисток закипевшего чайника и возвращаюсь на свою кухоньку. Грудь у меня болит. Руки, которыми я держу чайник, дрожат, и капли кипятка падают на плиту.
– Послушайте, – слышу я ее голос из соседней комнаты, – мне просто необходимо знать… – Тиффани кашляет, пытаясь подавить эмоции.
Я наливаю воду в две кружки с пакетиками «Липтона» и жду, пока они заварятся.
– А у тебя есть еще братья или сестры? – спрашиваю я. – Ну, в той семье, в которой ты выросла?
Она такая молодая и настоящая, что говорю я с большими паузами.
Ее рот приоткрывается от нетерпения.
– У меня есть младший брат, – отвечает она. – Он тоже приемный.
– И как его зовут?
Тиффани поднимает руку ко лбу и рот ее напрягается.
– Простите… но почему вы мне не отвечаете? Пожалуйста. Я ничего не понимаю.
Молчать больше невозможно, и я понимаю, что не смогу утаить от нее ее историю.
Если я расскажу ей всю правду, то, может быть, хоть это освободит меня от моих обязательств. Может быть, если я сообщу правду тому, для кого она предназначена, то эти замерзшие звезды у меня в груди наконец растают?
И тут я понимаю, что не буду врать ей. Я расскажу ей все: про Рокки, про ее отца, про дом Зинкевича, про людей из Нового Орлеана и про то, что они сделали.
И в этот момент я пугаюсь за нее. И думаю: не волнуйся, детка, скоро эта пустота в твоем сердце заполнится, но тебе надо будет собрать все свое мужество, чтобы выслушать правду. Услышать о тех временах, которых ты не помнишь. Но которые, тем не менее, оставили в твоей душе таинственные шрамы.
– Хорошо, – говорю я и вытираю рот. – Хотя это и малоприятно.
– Что именно? – спрашивает Тиффани, и под ее сердитой гримасой становятся заметны слезы, которые она в отчаянии пытается сдержать.
Я сбрасываю снимки на пол и сажусь рядом с девушкой.
– Я все расскажу тебе о ней и о том, что с нами произошло. Хорошо? Но у меня есть условие. – Я похлопываю Сэйдж по голове, чтобы Тиффани не могла догадаться, о чем я думаю. – После того как я закончу рассказ, ты немедленно уедешь. Приближается шторм, и тебе надо убираться из города. Немедленно. Сразу же после того, как я закончу.
– А вы что, уезжаете? Тогда я могу вернуться позже.
– Нет. Я все расскажу тебе прямо сейчас. Но после этого ты немедленно уедешь. И сделаешь мне одно одолжение.
– Какое?
– Ты заберешь с собой эту собаку.
– Ну-у-у… хорошо. Я не…
– Это мои условия, и других я не предложу.
Тиффани смотрит на Сэйдж и, подняв ее морду, чешет ей за ухом.
– Хорошо. Договорились.
– Клянешься?
– Да. Ну конечно.
Тиффани кивает и вытирает глаза. Она выросла высокой, с сильным, рельефным телом – на такую женщину оборачиваются на улице. Сейчас она погрузила пальцы с красными ногтями в светло-коричневую шерсть Сейдж и, наклонив голову, ждет, когда я начну свой рассказ.
– Вторая девушка на фотографии – не твоя сестра. Это твоя мать. Не суди ее слишком строго. Жизнь у нее была очень тяжелая. – Я делаю неожиданное неуклюжее движение и накрываю ее руку своей изуродованной лапой. – Но однажды она совершила смелый поступок.
Моя рука на ее выглядит как настоящая лапа сказочного монстра, но она не убирает своей руки. Ее взгляд впивается в мой здоровый глаз.
