«Мариано, потерявший последние силы, предложил мне, чтобы после его смерти я высосал его кровь и съел мясо. Я, естественно, отверг это!..» [цит. по: 9].
Дзаппи вообще не вызывает симпатий – хамит санитару, ухаживающему за ним на «Красине», когда тот называет его «товарищ»[122], отказывается жить в одном помещении со своими недавними товарищами по Красной палатке Чечони и Биаджи, поскольку они являются нижними чинами. Уже на «Красине» Дзаппи, на правах старшего, запретил итальянцам что-либо рассказывать о гибели дирижабля [9].
И Мариано, и Дзаппи были полностью оправданы комиссией, разбиравшей обстоятельства трагедии.
Группа Алессандрини
В целом спасательные работы трудно назвать успешными: в результате погибло 9 участников операции[123] – больше, чем в итоге было спасено. Объём работ разрастался как снежный ком – всё больше спасателей постепенно переходило в разряд спасаемых: пропавший экипаж «Латама», Сора и Ван-Донген, Лундборг, совершивший вынужденную посадку на лёд экипаж Чухновского. Группу же из шести итальянцев, пропавших без вести вместе с дирижаблем, практически и не пытались искать. Примерно через 20 минут после падения «Италии» потерпевшие крушение заметили дым на востоке. Именно этот факт стал поводом объявить группу Алессандрини погибшей. Той же позиции придерживался и Дзаппи, настаивая на прекращении работ [108]. Всем было удобно быстрее свернуть спасательную операцию, чтобы избежать новых неприятностей. Кроме того, Муссолини не был заинтересован и дальше акцентировать внимание на провальной экспедиции.
Нобиле умолял Самойловича продолжить поиски. Но без помощи авиации работы в указанном Нобиле секторе заняли бы около трёх недель. Самолёт же Чухновского был повреждён при вынужденной посадке. «Красин» встал у Красной палатки, и Самойлович запросил у «Читта ди Милано» указаний. Итальянцы располагали большими гидропланами, которые вполне могли обследовать район за несколько часов, и если бы что-нибудь нашли, «Красин» немедленно пришёл бы на помощь. Однако капитан Романья отказал в обтекаемой форме, сославшись на приказ сверху [цит. по: 108]:
«<…>В соответствии с указаниями моего правительства, которые только теперь получены, я не считаю необходимым идти на поиски третьей группы в настоящее время без самолётов и жду вас, чтобы взять спасённых на борт».
Не ясно, был ли такой приказ в действительности и от кого он исходил. Однако, по словам Нобиле, Романья обратился за консультацией к Дзаппи, и именно он советовал не проводить поисков. Романья также не стал обращаться к шведским пилотам, которые готовы были прийти на помощь. «Красину» пришлось лечь на обратный курс. Теперь, когда Красная палатка больше не служила ориентиром среди дрейфующих льдов, найти группу Алессандрини можно было лишь случайно. Попытка поисков была предпринята судном «Браганца», с двумя итальянскими самолётами на борту. Но «Браганца» вышла из Кингсбея 16 августа, то есть более чем через месяц после того, как «Красин» подошёл к Красной палатке (12 июля). Разведывательные полёты итальянцев ничего не дали. Оставив на берегу запас продовольствия для шести человек на десять месяцев, «Браганца» вернулась в Кингсбей. Следующую, и последнюю, попытку сделал «Красин». Он смог выйти в рейс только в сентябре. «Красин» прошёл до западного побережья Земли Франца-Иосифа. Здесь было решено организовать склад продовольствия. Однако ухудшение погоды помешало построить домик на мысе Ниль, как первоначально планировалось. Продукты выгрузили на сухую площадку, и ледокол получил приказ возвращаться в Ленинград.
Судьба шестерых пропавших не давала покоя Нобиле и Бегоунеку – они были уверены, что кто-то из них всё же выжил, и пытались представить их дальнейшую судьбу. По мнению Нобиле, дирижабль не мог загореться сам по себе, поскольку моторы не работали. По расчётам Бегоунека, за 20 минут оставшаяся без управления «Италия» продрейфовала бы не больше, чем на 8 километров, а значит, «лёгкий дымок» никак не мог быть результатом возгорания двух тонн горючего [9]. Возможно, так потерпевшие бедствие пытались привлечь к себе внимание. В принципе, они располагали запасами питания и снаряжением и могли попытаться дойти до какой-нибудь суши. Однако по сей день не нашли ничего – стометровый дирижабль исчез бесследно.
Рождение легенды
Первое сообщение в советской прессе о грядущей спасательной экспедиции выглядело географическим курьёзом:
«ЛЕНИНГРАД, 31/V. (РОСТА). Сегодня состоялось первое заседание организованной комиссии по оказанию помощи пропавшему без вести дирижаблю “Италия”.
Комиссия признала необходимым отправить экспедицию в составе одного ледокола и двух самолётов. Экспедиция будет снабжена топливом на два месяца, а продовольствием – на три месяца.
Экспедиция направится под руководством русских полярных исследователей из Архангельска к западным берегам Новой Зеландии и в район Баренцева моря»[124].
В тот же день появляется заметка в «Торгово-промышленной газете», где экспедицию направляют «к западным берегам Новой Земли и в район Берингова моря». Журналисты конца 20-х годов ещё настолько далеки от полярной тематики, что путают Новую Землю с Новой Зеландией, а Баренцево море с Беринговым. Более детально события стали освещаться в советской прессе с 12 июня, когда правительство Италии обратилось к СССР за помощью. Страна находилась в международной изоляции, и любой позитивный контакт с внешним миром становился предметом всеобщего внимания и гордости. Уже через четыре дня в море выходит самый мощный в мире ледокол «Красин» под руководством профессора Р. Л. Самойловича (рис. 3–25).
Рис. 3–25. Р. Л. Самойлович. Фото из уголовного дела, архив ФСБ.
Рудольф Лазаревич Самойлович (1881–1939), начальник экспедиции на «Красине», основатель и директор Института по изучению Севера (сейчас – ААНИИ). Был обвинён в сотрудничестве с германской и французской разведками, приговорен Военной Коллегией Верховного суда к расстрелу 4 марта 1939 года и в тот же день расстрелян. (Подробнее о нём см. [63])
К освещению экспедиции подготовились: при чрезвычайной нехватке места на ледоколе почти половину из 20 членов экспедиции составляли представители прессы – семь советских журналистов и кинооператор, один итальянский репортёр.
На события мгновенно отреагировал Владимир Маяковский – уже через три дня после спасения итальянцев, 15 июля, в «Комсомольской правде» появилось стихотворение «Крест и шампанское»:
Десятком кораблей
меж льдами
северными
побыли
И возвращаются
с потерей самолётов
и людей…
и ног…
Всемирному
«перпетуум-Нобиле»
Пора
попробовать
подвесть итог.
Фашистский генерал
на полюс
яро лез.
На Нобиле —
благословенье папское.
Не карты полюсов
он вёз с собой,
а крест,
громаднейший крестище…
и шампанское!
Аэростат погиб.
Спаситель —
самолёт.
Отдавши честь
рукой
в пуховых варежках,
предав
товарищей,
вонзивших когти в лёд,
бежал
фашистский генералишко.
Со скользкой толщи
льдистый
лез,
вопль о помощи:
«Эс-о-Эс!»
Не сговорившись,
в спорах покидая порт,
вразброд
выходят
иностранные суда.
Одних
ведёт
весёлый
снежный спорт,
других —
самореклама государств.
Европа
гибель
предвещала нам по карте,
мешала,
врала,
подхихикивала недоверчиво,
когда
в неведомые
океаны Арктики
железный «Красин»
лез,
