Начинался их обычный, старый спор, и Матвей уже заранее знал, чем он кончится, да и совсем не о том ему хотелось говорить с братом. С недавнего времени слова «революция», «представительное правление», «конституция» вызывали в нем тоскливое омерзение и отчаянную скуку. Все эти разговоры, где собеседники по тридцать раз повторяют одно и тоже разными словами, казались ему детской игрой и было обидно, что все эти генералы, полковники, подпоручики не видят, не чувствуют, не понимают этого, и продолжают, как маленькие, спорить и составлять прожекты, приходя в восторг от собственных мечтаний…
– А что, – спросил Матвей, – Мишель часто у тебя бывает?
Брат замолчал на полуслове, покраснел.
– Не так часто… как раньше… По делу только…
– Скучаешь? – Сергей не ответил, Матвею стало неловко, но извиняться не хотелось. Он заговорил о петербургских знакомых, пересказывал сплетни и давно несвежие новости веселым, светским, непринужденным тоном, стараясь не замечать, как дрожат губы брата, как смотрит он в окно, выходящее на дорогу…
13
Наступил май, в воздухе повеяло летом. Сергей сидел в саду, на скамейке, под березой – и глядел на небо.
Раздался стук копыт, и к крыльцу подъехал Мишель. Сергей не видел его несколько месяцев, и поразился произошедшей с другом перемене. Мишель казался постаревшим и усталым, лицо его было смертельно бледным.
– Письма… – сказал он, спрыгнув с коня. – Вот письма…
Даже не поздоровавшись, словно продолжая начатый вчера разговор, он вынул из-за пазухи и протянул Сергею два письма. Одно было от маменьки; мелким старческим почерком она писала, что папенька никак не соизволяет дать согласие на брак Мишеля с Катенькой. Папенька от гнева даже и письмо писать отказался, маменька взяла сию неприятную обязанность на себя. Она просит, нет, она умоляет дорогого Мишу отказаться от своего намерения. В противном же случае папенька лишит сына наследства, что было бы еще и не самым большим несчастием. Но папенька проклянет сына, что, конечно, станет причиной смерти ее, маменьки.
Второе письмо – не письмо даже, а надушенная ванилью записочка – была от Катеньки. Катенька уведомляла любезного друга, что, верно, беременна.
Сергей, прочитав письма, поднял на Мишеля глаза.
– Что скажешь на сие? – спросил Мишель, едва дыша.
– Пошли в дом.
…Сергей внимательно слушал рассказ о Катеньке. Жить Мишелю не хотелось, ибо без нее он существования своего не мыслил. Улыбаясь сквозь слезы, он рассказывал о ее родителях, которые любят его как сына. Но, ежели свадьба станет причиной смерти его маменьки – он никогда себе этого не простит. Заключил Мишель тем, что, верно, предстоит ему тайно увезти Катеньку и жить с нею вдали в какой-нибудь лесной хижине…
– Выйду в отставку, увезу ее… папеньке с маменькой писать буду, как будто ничего и не было…
– Да коли родит она? Как скроешь-то?… Мишель покраснел.
– Я же ничего…, – он покраснел, – дурного не сделал. Я счастья хочу, простого счастья, тихого… Вот вокруг людей сколько счастливых… Посмотри… Давыдов вот живет с женой своею невенчанной, дети у них. И я могу…
Про Давыдова все знали, что от сожительства с юной Сашей Потаповой, дочерью мелкого чиновника, родилось уже пятеро детей. Маменька же Давыдова, Екатерина Николаевна, семидесяти четырех лет от роду, во внуках души не чает и Сашу любит.
– Так Давыдов ни от кого не прячется, открыто живет, от маменьки своей не скрываясь. Он богат, а ты чем жить будешь-то? Моего жалованья не хватит содержать вас. А имения и у меня нету… К тому же госпожа Потапова не ровня нашему Василию Львовичу, сей мезальянс осуждается досужими языками…
– И ты… осуждаешь Давыдова?
Сергей искренне засмеялся.
– Да кто я таков, чтобы осуждать его? Ты разве не знаешь меня? Каждый живет, как умеет… Давыдов – так, я – эдак, все мы грешны. Но Катенька твоя богата и знатна, ее папенька – сенатор…. И ее спросить надобно, согласна ли она… как госпожа Потапова… стать предметом досужих сплетен.
– Сие и сам я понимаю…, – перебил Мишель. – Что делать-то мне?
После обсуждения было положено: Мишель едет в Телепин, где все честно рассказывает Катеньке, родителям же ее он покамест не говорит ничего. Мишель пытается уговорить Катеньку навсегда уехать из родительского дома. Сергей же постарается повлиять на папеньку Мишеля – напишет к нему, к его родственникам, к Прасковье Васильевне.
Катенька, как и предполагал Сергей, отказалась и от побега с Мишелем, и от тайного венчания. «Что вы сделали со мною? – сказала она, утирая слезы. – Вы насмехались…». Мишель упал к ее ногам, молил, убеждал, говорил о любви своей – ничего не помогало. Катенька была непреклонна. «Вам вот жаль вашу маменьку… вы смерти ее не хотите. А мне, думаете, не жаль маменьки?», – ответила она. И Мишель понял, что Катенька права.
Через месяц пришли и ответы от родственников: папенька тверд и согласия на брак не даст.
Софья Львовна тем временем уже успела обратить внимание на округлившийся стан дочери, ее цветущий вид (несмотря на дурноту по утрам), изменившиеся вкусы и слишком сладкий и долгий сон…
Однажды в воскресный день, вернувшись от обедни и выкушав у себя в комнате чаю с наливкой, Софья Львовна решилась задать дочери прямой вопрос. Катенька, разрыдавшись, призналась во всем, умоляя маменьку пощадить ее и Мишеля. Софья Львовна сделала вид, что собирается упасть в обморок, но передумала: залепила дочери пощечину, порыдала в надушенный платочек и подумала, что теперь ни о каком приданом и речи быть не может – теперь Мишель обязан жениться и без приданого…
– Он без приданого женится? – спросила Софья Львовна, утирая глаза платочком.
– Маменька! Он на все готов! Он меня тайно увезти хотел, да я не согласилась! Он хоть завтра женится – только батюшка его против: все твердит, что про… про… проклянет! Ах, маменька! – Катенька бросилась на шею Софье Львовне – я так счастлива, что вы все знаете! Я не могла больше от вас таиться! Вы – мой лучший друг, маменька!
– Полно тебе, хватит, опозорила, а теперь ластишься, – Софья Львовна сердито отстранилась от дочкиных объятий, – надо хорошенько подумать, как дело устроить… Ты иди пока, да вели Прошке, чтобы коли Михаил Павлович приедут, его сразу ко мне привели… А ты, мой друг, пока под ключом посидишь, не обессудь…
– Маменька!
– Для твоей же пользы, Катенька. Не спорь!
Мишель приехал только через три дня. Катенька провела их взаперти в своей комнате. Ни она, ни Софья Львовна не знали, что Мишель приедет в Телепин не один.
– Боже мой! – воскликнула Софья Львовна, увидев у себя на пороге незваного гостя, – Сергей Иванович, господин подполковник, рада видеть вас, но, какими судьбами?… Здравствуйте, подпоручик, – как можно холоднее поздоровалась она с Мишелем. Протянула руку, но почти тут же отняла, не давая поцеловать.
– Я приехал поговорить с вами, – решительно начал Сергей.
– Мишель, оставь нас.
– Но…
– Дорогая моя Софья Львовна, – как можно мягче произнес Сергей, – вы ведь не будете настаивать на том, что подпоручик присутствовал при нашем разговоре?…
– Нет, – растерянно произнесла Софья Львовна, – не желаете ли чаю, подполковник? У нас отличный чай, китайский… И наливка, если угодно…
– Иди, Мишель, – Сергей еще не успел договорить, а Мишель уже исчез из-под испепеляющего взгляда Софьи Львовны.
Домашняя наливка оказалась довольно приличной. Теперь Сергей мог говорить о деле. Софья Львовна церемонно ждала, помешивая ложечкой мутноватый чай.
– Я хотел поговорить с вами… о судьбе вашей дочери, – наконец заговорил Сергей, – господин подпоручик и Катерина Андреевна любят друг друга но, к несчастью, их взаимная страсть оказалась чересчур сильной… они не смогли противостоять зову натуры…
– Не понимаю, о чем вы?… – пискнула Софья Львовна, покраснев.
– Ваша дочь ждет ребенка от моего друга…
– Ах!
Софья Львовна поднесла руку ко лбу и сделала вид, что впервые слышит о чем-то подобном. Она даже подумала, что следует, для приличия, упасть в обморок, но Сергей продолжал говорить, и она никак не могла выбрать подходящий момент для того, чтобы закатить глаза и красиво поникнуть в кресле…
– Они любят друг друга, Мишель готов жениться, но его родители против… Зная характер его отца, можно предполагать, что если сын жениться без его благословения, он осуществит свою угрозу… не только проклянет, но и лишит наследства… В таком случае Мишель вряд ли сможет обеспечить вашу дочь… Ее ждет нищета… существование офицерской жены… гарнизонная жизнь… разве об этом вы мечтали? Разве этого вы хотели для вашей дочери?
– Нет! – вполне искренне воскликнула Софья Львовна, – и спросила уже не с надеждой, а с ужасом, – но он теперь обязан жениться?! Что же делать?
