хаты. Не успел Кочка что-либо сообразить, как Олейников, сорвавшись с места, не отдавая себе отчета, ударил кулаком забияку в висок. Парень покачнулся, но успел схватиться рукой за косяк двери. Олейникова схватили двое подоспевших хлопцев.
Кочка сделал попытку вмешаться, но сам был схвачен сзади мужиками, поднявшимися из-за стола.
– Эге! Я вижу, тут что-то не так!
– Надо обыскать их! – заговорил рыжий мужик, покрывая шум и крики толпившихся людей. В карманах тужурок Кочки и Олейникова нашли револьверы.
– Дело, видать, ясное: из шайки Савицкого? Сознавайтесь! – кричали наперебой мужики.
Кочка и Олейников молча попытались вырваться, но дюжие руки держали их крепко.
– Запрягай сани, повезем их в волость!
– А наперед вяжи их! – распоряжался хозяин.
Вскоре подали сани, усадили связанных веревками пленников и повезли в волостное управление.
В штабе вскоре стало известно о несчастном случае с Кочкой и Олейниковым. Савицкий сам взялся за их спасение. Разведка донесла, что узники доставлены были в уездную тюрьму. Пришлось выжидать случая, когда повезут их дальше. Томительно тянулись дни за днями. Закованные в ножные и ручные кандалы, узники потеряли всякую надежду на спасение. Они стойко держались на допросах с пристрастием, отрицали свою связь с Савицким, не называли своих истинных имен. В конце концов, не добившись ничего, уездные власти запросили губернское полицейское управление. Оттуда и пришло распоряжение перевести арестантов в губернскую тюрьму.
Люди Савицкого неустанно следили за тюрьмой, где томились их товарищи. В конце ноября выпал глубокий снег. Снежным покровом оделись леса, покрылись дороги; зимняя дорога, наконец, установилась.
Однажды перед рассветом к воротам тюрьмы подъехал отряд конных стражников. Ворота раскрылись со скрежетом заржавленных петель, нарушившим тишину морозной, предутренней поры. Конвой пеших стражников вывел двух арестантов в кандалах. Ворота тут же закрылись. Послышались негромкие слова команды: Подавай! Из-за угла выехал широкий возок, запряженный парой.
– Садись! Арестантов усадили, с ними сели по сторонам два стражника.
– Пошел!
Лошади тронулись крупной рысью. Четверо стражников обскакали возок, остальные выстроились по сторонам и позади. Улицы города были еще безлюдны. Казалось, никто не был свидетелем столь мимолетного события. Однако не успел конвой отъехать и полверсты от тюрьмы, как невдалеке в переулке раздался резкий свист. Где-то дальше послышался ответный свист, за ним еще дальше… Как будто эхо несло тревожный сигнал из центра города на его окраину.
Когда конвой повернул на дорогу в направлении Кричева, впереди в некотором отдалении мчался одинокий всадник. Верстах в пятнадцати от города, в лесу, всадник остановился, дал тревожный свист. Тут же кто-то отозвался, и вскоре на дорогу выбежал человек.
– Ну как, Игнат?
– Везут! Скоро будут тута!
– Съезжай с дороги, привяжи коня в лесу!
Из лесу, увязая в снегу, спешно выбегали вооруженные люди.
– Александр Иванович, Игнат сообщил, что везут и скоро будут тут! – сказал Калугин Савицкому.
– Занять места! Пилить деревья и делать завал! – отрывисто скомандовал Савицкий.
Вскоре начали падать деревья с обеих сторон поперек дороги, завал был готов.
– Пильщикам перейти в сторону города, как только проедут, – валить деревья и там! – распорядился Калугин.
– Всем сойти с дороги и укрыться по обеим сторонам! – приказал Савицкий, а сам направился к завалу и сел на ствол дерева.
– Александр Иванович, не рискуй напрасно! – обратился к нему Калугин.
– Не мешай, делай что приказано! – отрезал Савицкий. Калугин сошел с дороги, порешив держаться к нему поближе.
Наступила тишина. На востоке заалела заря, сумерки рассеялись, дорога проглядывала все дальше и дальше. Лесная чаща тесно обступила дорогу.
Застрекотали сороки, побеспокоенные людьми, где-то застучал дятел. Савицкий нетерпеливо ждал. Послышался скрип полозьев. Обернувшись, он увидел через ветви поваленных деревьев подъехавший воз с сеном.
– Што тут деется? – недоуменно развел руками мужик.
– Ты куда едешь? – спросил Савицкий.
– А, тут кто-то есть? – оторопело произнес хозяин воза. Оправившись от испуга, он пояснил: – На базар сено везу.
– Обожди немного, скоро пропустим тебя, – успокоил его Савицкий.
– Спаси господи! – произнес растерянно крестьянин.
Вдали показалась кавалькада всадников; они быстро приближались.
– Внимание! Едут! – предупредил Савицкий своих людей.
Конвой подскакал. Передовые круто осадили коней.
Савицкий спокойно продолжал сидеть.
Позади всадников начали падать поперек дороги деревья.
– Что за черт? Кто завалил дорогу? – крикнул жандармский офицер. Савицкий поднялся:
– Не волнуйтесь, дороги вам нет ни вперед, ни назад! Освободите узников – и вы будете вольны ехать куда вам угодно!
– Александр Иванович! – узнал его Олейников.
– Савицкий! – диким голосом заорал один из стражников, хватаясь за револьвер.
Олейников, гремя кандалами, рванулся из саней, стражник выстрелил ему в затылок.
Тут же хлестнули выстрелы конных стражников в Савицкого, он упал. С обеих сторон дороги ударили ружейные выстрелы, зачастила дробь револьверной пальбы. Заметались конвоиры, но бежать было некуда! Кольцо вокруг них быстро сжималось. Не ушли и те, кто попытался броситься в лес – их настигали пули невидимых мстителей. Вскоре все было кончено.
Кочка, путаясь в кандалах, первый подбежал к Савицкому.
– Александр Иванович! Савицкий лежал неподвижно. Кочка поднял ему голову. Кровь струйкой стекала из раны за левым ухом.
– Наум, скорее сюда! – крикнул Кочка.
Гуревич быстро подбежал, раскрыл сумку и наложил повязку.
На дорогу выходили товарищи и все спешили сюда. Савицкого подняли, перенесли на сани, в которых только что везли узников.
Гуревич дал ему глоток водки, он проглотил.
– Жив! – не помня себя от радости, крикнул Гуревич.
– Жив!.. Жив!.. – кричали все, кто был впереди и видел этот глоток жизни.
Савицкий открыл глаза.
– Ну, слава богу! – облегченно произнес Калугин.
– Руби завалы! – приказал он столпившимся товарищам.
Мигом завалы разобрали.
Дорогу преграждал воз сена. Хозяина его не было видно, видимо, в страхе он куда-то убежал.
– Стой! Надо сделать по-другому, – вдруг решил Калугин.
– Половину сена надо скинуть, переложим Александра Ивановича, ему мягче будет.
– А с этим возком что будем делать? – спросил Перепечка.
– А кучер где? – соображал что-то Калугин.
– Вон в канаве лежит, ни жив ни мертв, – указал Гуревич.
– Давай его сюда!
Кучера подвели. Воз сена наполовину свалили. Савицкого осторожно перенесли и уложили на сено в санях. Рядом положили тело Олейникова.
– Ты, Перепечка, развернись потихоньку и отъезжай к штабу, а мы тут чуток задержимся! А ты заворачивай к городу, – приказал он кучеру.
Кучер трясущимися руками подобрал вожжи, распутал постромки, завернул лошадей.
– Постой, не спеши, порожняком ехать тебе не след! – со злой усмешкой остановил его Калугин.
– Ребята, наваливай в возок стражников; пусть везет их туда, откуда приехали! Пусть узнают остальные, что за кровь наших товарищей, мы будем мстить беспощадно! – крикнул Калугин во весь голос.
Вскоре к городу во весь дух мчался возок со страшным грузом.
