— Совсем?
— Не совсем, — не стала лукавить девушка. Затем уронила на землю чёрный шарик своей силы и размотала его в нить. — Держите.
Тимур взял ниточку и недоуменно взглянул на Лаки.
— И что с этим делать?
— Держать, — буркнула девушка, завязывая второй конец у себя на запястье. — Если выронишь, я тебя могу не найти. А теперь сделайте глубокий вдох. Поймите, что это не сумасшествие, а просто — Разлом. И идёмте.
Мужчина согласно кивнул, взял на руки Хани, и компания выдвинулась навстречу Разлому.
Шаг.
Поляна дёрнулась, покрылась рябью. Под ногами простёрлась коротко подстриженная трава, небо темнело на краю. Неспешно двигалась небесная змея.
Шаг.
По траве пробежала рябь, ещё одна и ещё. Металлический оттенок окрасил небо ржавым, отразился в траве.
— Перед следующим шагом рекомендую задержать дыхание! — крикнула Лаки, сделав первый шаг.
Дрожь изменения, и та же поляна. То же небо. Вот только воздуха — не было. Совсем.
Шаг.
Шаг. Каждый следующий шаг менял реальность. Когда совсем по чуть-чуть, когда кардинально.
Испуганный рёв Ярга стал для измученных путешественников чуть ли не райской музыкой.
Ноги подкосились. Поставив Хани на ноги, Тимур сам свалился. Загнанно дышала Лаки, Хани сидела на земле, откашливаясь. Мерзкий муторный запах в последнем шаге буквально отравил лёгкие.
Подошедший Ярг длинным шершавым языком начал вылизывать лицо девочки. Весело отбиваясь, она начала потихоньку приходить в себя.
— Искренне завидую маленьким, — загрустила Лаки. — Надо же так быстро оклематься.
— Намекаешь, что мы уже старые? — спросил Тимур, глядя в ночное небо. — Сколько мы там пробыли?
— Часов восемь, не меньше. Каждый новый шаг помимо пространственного искажения, приводил к искажению и временному.
— Откуда эта гадость взялась?
— Наши намагичили. Некроманты, в смысле. Ещё в то время, когда Эссентес осталась без богинь. С земель, лежащих за краем земель Змеиных охотников, полезло нечто, с чем мы не справились. Тогда же некроманты решили возвести магический барьер. Всего было построено три ряда защитных укреплений. Последний из них перед жилыми территориями — это Разлом Страха. Причём, он должен был защищать и от айонов. Как выяснилось позднее, айонам на Разлом наплевать с глубоких корней. А мы наоборот потеряли возможность воздействовать на материнский цветок, от которого айоны и распространяются.
— Мы?
— Ну да, — Лаки села на земле, — меня зовут Лаки Мяу Иллиша. Я потомственная некромантка. В твоей семье наш род всегда отвечал за защиту территории. Можно сказать, мы были службой быстрого реагирования. Если что-то шло не так, вызывали именно нас. Неважно, твари какие-то просыпались, некромантические отклонения или разбойники распоясались. Это целиком было наше дело.
— Рядом со мной как оказалась?
— Случайно. Когда все это началось, я была на Разломе Страха. Мы переправляли последних наг в безопасное место. Оттуда меня отправили в другой мир. В виде кошки. Я пошаталась по мирам и случайно в итоге встретилась с Хани. Тебя родители отдали Шире. Она…
— Мартовская кошка. Знаю.
— Верно. Шира — защитница. Самым могущественным, что она умела в те времена, был Танец окаменения. Каждый раз, когда она вызывала свою силу, свидетели танца становились каменными фигурами. Достаточно было их разбить, чтобы врагов стало меньше. Слабое подобие её умений ты видел в Далаяне, когда она танцевала.
— Слабое?
— Мартовским кошкам нельзя долго находиться в облике кошки. Они быстро теряют свои способности, а потом долго их восстанавливают. Думаю, в АиррЭсс Шира займётся тем, что будет снова навёрстывать свою силу. Если только не встретится со знакомыми.
— Что будет в этом случае? — спросил Тимур.
— В лучшем случае, уйдёт в море и пропадёт суток на пять-семь. Она заядлая рыбачка. Не знаю даже, как это правильно сказать. Но рыба и морские змеи делают её счастливой.
— Странный выбор для ухоженной мартовской кошки.
— Это сейчас она ухоженная, — хмыкнула Лаки, падая на спину и глядя в небо. — А раньше была пиратка-пираткой. С двух шагов не поймёшь, кошка или кот.
— Лаки.
— Что?
— Почему ты можешь оборачиваться?
— А сам ответ не знаешь?
— Я думал, мне это приснилось.
— Нет, — Лаки пожала плечами. — Тогда тебе нужна была помощь. Вот я её и оказала. Так, как умела и так как могла на тот момент.
— Спасибо, — улыбнулся Тимур.
Девушка, не веря своим ушкам, резко села, наклонилась над мужчиной.
— Прости? Я ослышалась?
— Нет, — Тимур покачал головой. — Поскольку я долгое время считал это сном, то естественно я и не думал тебя благодарить. А теперь, поскольку я всё знаю, могу это сделать.
— Вот прямо всё-всё-всё знаешь?
— Многое знаю, — терпеливо поправился мужчина. — Я говорю тебе спасибо.
— Пожалуйста, — хмыкнула Лаки. — Но, пожалуйста, больше с таким не обращайся.
— О чем вы говорите? — любознательно спросила Хани, справившись, наконец, с яргом.
— О том как мы встретились вот в таком виде.
— Расскажете? — заинтересованно уточнила девочка и совсем не огорчилась, когда взрослые на удивление синхронно покачали головами. — Ну и ладно.
— Вставай, — сказал мужчина, протягивая иллинтири ладонь. — Будем разбивать лагерь. Дальше идти нельзя.
— Нельзя так нельзя, — покорно согласилась кошка. — Лагерь так лагерь. Только готовка — на тебе.
Тимур усмехнулся и с лёгкостью пошёл на встречу.
— На мне, так на мне.
Ночь уже вступила в свои права. В палатке спала Хани. У полога дремал Ярг. Тимур сидел у небольшого костерка (да здравствует огненный камень), и смотрел в огонь. Сине-зелёные язычки пламени успокаивали и вместе с тем возвращали в прошлое. Не такое далёкое, но о котором до боли в стиснутых кулаках хотелось забыть.
* * *
…Синим был гроб Илиры. Зелёным — Фиата. Два лучших друга, два надёжных напарника из агентства по доставке артефактов были мертвы. В агентстве было темно. Шира давно забилась под диван, чтобы не видеть невменяемого хозяина.
Тимур сидел на кухне. В полном одиночестве. Практически в полной темноте. От одной свечи по стенам бегали едва уловимые блики. Перед мужчиной стоял стакан до верха наполненный прозрачной жидкостью. Рядом в тарелке были тонко нарезаны розочки из острой морковки. Такой, как любила Илира.
А жидкость привёз со своей родины неуёмней Фиат.
Душа ныла. Дышать было тяжело. Сердце, там под рёбрами, стучало медленно, ударялось о клетку, словно надеялось выпасть и разбиться. Больше всего мастер хотел уйти сейчас туда, куда ушли его друзья.
Именно тогда дверь скрипнула, и в комнате появилась чёрная кошка. Прошла, запрыгнула на стол, хотя раньше никогда этого себе не позволяла. Уставилась на Тимура. Взгляд серых не кошачьих глаз обычно нервировал мужчину. В этот раз — он даже не взглянул на свою кошку. Смотрел потеряно в стакан. Но никак не решался поднести его к губам. Всё казалось, что стоит ему отпить хоть глоток — и пути назад не будет.
Он, Тимур, смирится со смертью своих друзей.
— Хватит на него смотреть.
Раздавшийся женский голос был незнакомым. Усталым. Напряжённым. В голосе чувствовался испуг. И Тимур поднял голову.
Она сидела напротив. Тонкая, можно сказать худая. Немного не ухоженная, по-пацански моложавая. И испуг дрожал на дне её серых глаз.
— Почему? — хрипло спросил мужчина. Он не спрашивал, почему хватит смотреть на стакан. Больше его интересовало, почему девушка так боится. Его?
— Я испугалась. Не тебя, но за тебя.
— Не стоит. Я крепкий орешек…
Девушка промолчала. Отвела взгляд. В то роковое задание Тимур не взял кошек. А Хани боялась напарников Тимура и всегда от них пряталась.
— Зачем ты пришла? — спросил Тимур, придвигая к себе стакан.
— Контракт. Я хочу предложить тебе контракт.
— Что это даст мне?
— Я смогу быть рядом и защитить, если в этом возникнет нужда. А с тем учётом, как ты живёшь и чем зарабатываешь — однажды, она возникнет. Там, где ты не сможешь справиться своими силами.
— Что это даст тебе?
— Свободу. Возможность выбраться из этой шкуры, когда станет совсем невмоготу.
— Почему именно я? — спросил Тимур.
И девушка поняла, что этот вопрос — самый главный. Самый важный для него.
— Потому что ты — лучший. Ты не бросишь.
— Думаешь?
— Знаю.
Мужчина посмотрел на неё тяжёлым взглядом и неожиданно принял положительное решение.
— Тогда, заключай. И иди. Отсюда.
Кошка не ушла. Кошка осталась до утра. Вернувшись в пушистую шкурку сидела на краю стола. А потом шершавым языком вылизывала лицо.
О том что на языке оставалась соль она никому не сказала.
