т’Лехином. Он человек разумный и согласится молчать. Месяц, и мы расстанемся с вами мирно и к обоюдному удовольствию. На Мересань вас не будут преследовать и обвинять. Ни в чем. Вы меня поняли, адмирал?
Ен Пиран сглотнул. Координатор не сказал ни словом, ни намеком о том, что будет, если гъдеанин не вернет т’Лехина в течение месяца. Но адмирал был вовсе не глуп. Ничего хорошего не будет, уж точно. Т’Согидин делает вид, что принял его оправдания, но он знает, что это ложь. И Ен Пиран знает, что он знает. И тот знает об этом.
– Адмирал т’Лехин непременно будет освобожден, – пообещал он хрипловато. – Мы над этим работаем.
Ройен чуть локти не обкусал с досады, когда узнал, что тот десантник, метко срезавший его из шокера, такой же воин, как он – танцовщица. Баба! К тому же не из вояк; мересанец знал, что земляне не считают войну строго мужским занятием, но эта-то баба вовсе не имела к десанту отношения. Сотрудница какой-то из корабельных служб, спустившаяся на планету прогуляться. Так обидно ему еще никогда не было.
Шварц отметил Эллу Ионеску перед строем и представил к медали. Адмирал был суров к недотепам и разгильдяям, но справедлив. Когда «Ийон Тихий» придет на Землю, Элла получит свою медаль. Впервые настоящая боевая награда украсит грудь аналитика. Довольно пышную грудь, между прочим. Мересанские пленники так и пялятся исподтишка, а этот самодовольный адмирал, даром что расхваливал ее и ставил всем в пример, на такую замечательную грудь вообще не обращает внимания. Ну точно, гомосексуалист.
Либо – теперь, когда все кончилось хорошо и даже удачно, и Эллу больше не трясло от адмиральского произвола, она вновь стала мыслить трезво и взвешенно – либо адмирал Шварц в ловушке Большой Любви. Он продемонстрировал справедливость, и Элла сочла себя должной также явить беспристрастность. Большая Любовь – не миф Средневековья. И в наши дни порой случается, что мужчина теряет голову и не замечает других женщин, кроме своей единственной. Но чтобы этот черствый, циничный тип, отморозок на все сто? Кем должна быть женщина, чтобы его проняло до такой степени? Принцессой, не меньше. Элла мысленно фыркнула. Категорически отрицать такой вариант нельзя, но прямо скажем – вряд ли. Гомосексуализм – гораздо более вероятное объяснение.
На «Мефе Аганне» кипела работа. Командир эскадры приказал привести корабль в надлежащий вид – значит, надо выполнять. Пленные мересанцы в вакуумных скафандрах ползали снаружи по корпусу, покрывая борта надписями и рисунками.
Распорядителем работ был назначен Вилис. Адмирал Шварц вспомнил о солдате, забавно подшутившем над шитанн, и велел вызвать к себе этого «долбаного креативщика». «Креативщик» явился пред светло-синие очи адмирала и после непродолжительной беседы получил карт-бланш.
– Справишься, – сказал Шварц, – станешь сержантом и заработаешь мой личный респект. А опозоришься – уволю на хрен с «Ийона Тихого», дебилы здесь без надобности.
Вилис, в общем, верил в себя, но без путей к отступлению было как-то неуютно, и он напомнил:
– А шшерцы всегда держат кетреййи на кораблях, и дебилами притом не обзываются.
– Вот и пойдешь служить на райский корабль, – припечатал Шварц. – В качестве кетреййи.
Впрочем, произведение Вилиса ему пока нравилось. Сидя в центральной рубке, он рассматривал формы кошмарного чудища, постепенно проявляющиеся под кистями и трафаретами. Чудище имело огненные глаза, огромную пасть, полную бесчисленных зубов, и сразу несколько половых признаков. А еще длинную белую шерсть. Вокруг головы монстра, словно благочестивая надпись на иконе по контуру нимба какого-нибудь святого, красовалось: «Я доброе, белое и пушистое», – а в ногах: «Добро побеждает зло». Похоже, быть Вилису Калныньшу сержантом.
Из приятной расслабленности Хайнриха вывело сообщение наблюдателей:
– Прокол 41-65-30.
– Да чё за хрень? – вырвалось у него. – Помедитировать спокойно не дают!
На секунду он спохватился, что вышел из образа. Медитировать – это не про него, грубого и прямого вояку с солдатским интеллектом, способного обходиться для выражения любой своей мысли десятком матерных слов и их производными. Но всем быстро стало не до того, потому что сообщения посыпались одно за другим:
– Прокол 41-89-28… 41-73-26… 41-92-33…
И резюме аналитиков:
– Тип кораблей опознан. Симелинские фрегаты, буксирующие досветовые истребители.
– Вот суки, а! – невольно восхитился Хайнрих.
Буксировка сжирает огромное количество энергии. Но ГС-фрегатов у Симелина после устроенной Гржельчиком мясорубки осталось немного, а досветовых кораблей – полно. И все они могут отлично сражаться, нужно только доставить их на место сражения…
– Судя по траекториям, главные силы нападающих стремятся прорваться к Нлакису, – опять аналитики, ну прямо предвосхищают его вопросы. После разноса, учиненного адмиралом, аналитический отдел из кожи вон выпрыгивает, чтобы продемонстрировать свою полезность.
Буксируемые истребители отделились от фрегатов, засверкали собственными двигателями.
– Истребителями сопровождения симелинцы, скорее всего, готовы пожертвовать.
– Ну, так пусть пожертвуют, – процедил Хайнрих. – Боевая готовность номер один!
– Координатор т’Согидин так и не ответил на ваше письмо? – сочувственно молвила Салима.
Ее приветливая улыбка тонула в свете одинокой свечи. Изящный мужчина с голубой кожей опустил пиалу и поник плечами.
– Вероятно, т’Согидину нет дела до своего адмирала, – негромко предположила она. – Ведь у него есть другой! Рядом с ним – Ен Пиран, предавшийся тьме. Возможно, он искусно манипулирует координатором, и скоро вся Мересань станет придатком тьмы, – приглушенно звучащий голос обволакивал. – Так и будет, если ничего не делать, – и она искоса взглянула на мересанца.
– Что я могу сделать? – вырвалось у т’Лехина.
Она перегнулась через столик, большие черные глаза смотрели прямо в его.
– Вы можете встать на сторону света, – прошептали губы, упоительно пахнущие не то цветами, не то фруктами, неизвестными адмиралу, земными, таинственными. – Можете выступить заодно с нами.
– Против Гъде? – нехорошая дрожь прошла по спине. – Против наших союзников?
– Против тьмы, мой дорогой т’Лехин, – выдохнула Салима. – Тьма не знает ни планет, ни рас, она тянет свои щупальца по всей Галактике, и их необходимо обрубать вовремя, чтобы не пришлось после уничтожать пораженный тьмой мир, как удаляют опухоль вместе с больным органом. Нам нужна любая помощь в борьбе с тьмой.
– Но я присягал…
– Тьме? – она вздернула бровь, голос понизился на полтона.
– Нет! – поспешно открестился он. – Конечно, нет! Я не…
Женщина встала с кресла, обошла столик и, опершись коленом о диван, на котором сидел т’Лехин, закрыла ему рот маленькой теплой ладонью.
– Я пошутила, т’Лехин. Уж вас-то, отважного адмирала, верного своему слову, я не подозреваю в сочувствии темным. Но подумайте, дорогой мой: кому присягал Ен Пиран? Королю Имиту, верно? А кому он ныне служит? Т’Согидину, которого обратил во тьму.
Т’Лехина передернуло. Салима успокаивающе провела пальцами по его щеке, аккуратно обходя гарнитуру.
– Присяга теряет значение, милый т’Лехин, когда речь заходит о тьме и свете, – колено землянки под тонким шелком брюк скользнуло к его ноге, сбивая с мысли, будоража кровь. – Тут каждый заново выбирает свою сторону, – рука легла на плечо, легонько
