После многоголосой, суетливой жизни селения и утомительной трескотни Кривой Леды лес по тропе к священному капищу был на удивление тих и почти недвижим. Наверное, неугомонный баловник ветер загулял нынче где-то далече в низовьях реки, а то и еще дальше — в неведомых краях. В их же округе тишина стояла такая, что, кажется, оторвись от дерева лист — и звук его падения на землю глухим гулом отзовется в лесных оврагах и низинах.
К капищу молодой охотник подошел, не встретив на подступах никого ни из люда городищенского и хуторского, ни из помощников кудесника. Наверное, и у тех и у других было немало утренних забот по хозяйственным делам. Ведь летняя пора, прибылью в дом богатая, так скоротечна. А Даждьбог-батюшка уж день за днем урезать ее стал, к зиме шествуя. Самое время общине припасами себя обеспечить, чтобы не голодать в лютую стужу.
Самого же верховного ведуна Чеслав заметил у божественных идолов. Одетый в обрядовую сорочку, Колобор, склонившись перед богами, замер в смиренном ожидании. И понятна была теперь эта завладевшая округой дивная тишина: Всемогущие Великие говорили с их волхвом.
Чеславу, конечно же, следовало уйти, дабы не помешать великому таинству общения с богами и не прогневить покровителей их племени, но присущее парню чувство любознательности и природная тяга к разгадке и познанию всего тайного, заставили его подобраться к идолам и жрецу ближе.
Теперь он хорошо видел, что лицо старца, преисполненное доверенной ему миссии, было привычно строгим и даже суровым, но, как показалось молодому мужу, необычно бледным и напряженным. Да и во всем поведении жреца была какая-то не свойственная ему натянутость и нервозность. Он то и дело дрожащей рукой вытирал тряпицей выступающие на лице капли пота и время от времени оглядывался назад, суетясь глазами.
«Неужто все еще не избавился от хвори своей Колобор?» — подумалось юноше. Но, как далее заметил Чеслав, волхв стоял перед божествами не один. Чуть поодаль, не сразу заметный в своей неподвижности, с чашей мудрости в руках стоял младший жрец Миролюб. Его полные смирения и внимания глаза неотрывно наблюдали за действиями мудрого старца. Заметив, что тот подал знак, и тут же выйдя из оцепенения, помощник сделал несколько шагов вперед и протянул чашу Колобору.
Взятый еще мальцом из многодетной семьи в помощники жрецу и взращенный в капище, Миролюб с полуслова понимал и угадывал желания и замыслы своего наставника. Постигая науку волхвов, он был прилежен и сметлив, а еще больше — послушен. Но порой за этим внешним послушанием нет-нет да и проступала глубоко скрытая воля, такая знакомая самому Колобору.
Отпив из священного сосуда, верховный волхв устремил взгляд на застывшие в дереве божества, пытаясь сосредоточиться на общении с ними. Но, похоже, усилия его оказались тщетными. Произнеся обращение к Великим, он запнулся, после повторил призыв еще раз, подождал... И все же, так показалось Чеславу, остался неуслышанным, потому как снова подал Миролюбу знак поднести чашу.
Немного постояв, Чеслав хотел было уйти, дабы и в самом деле не нарушать таинства церемонии и опасаясь, что именно его присутствие могло помешать жрецу услышать глас Великих, но что-то необычное в происходящем заставило его задержаться. Юноша не сразу понял, что за странность его насторожила, но что-то непривычное в том, что он видел, таки привлекало внимание.
После того как Колобор сделал несколько долгих глотков священного напитка, Миролюб, приняв чашу, тоже приложился к ней. Но даже не это удивило Чеслава. Вкусив напиток мудрости, Миролюб, призакрыв глаза, стал что-то тихо говорить, а Колобор, уловив сказанное помощником, повторять его слова. В том, что волхв повторяет слова помощника, у Чеслава не было никаких сомнений, уж очень различимы были они в нынешней тишине. Именно это и поразило Чеслава. Поразило так, что в сознании, пронзив парня до самых пят, громом пророкотала мысль: «Верховный волхв Колобор внемлет воле богов Великих со слов помощника своего Миролюба! Так чью же волю и мудрость вещает нам Колобор — Великих или Миролюба?»
Первые мгновения ошеломления сменились в Чеславе вспыхнувшей искрой справедливого гнева.
Не бывать тому! Крикнуть? Выбежать из укрытия? Остановить, прервать это святотатство? Призвать соплеменников и рассказать всему люду об увиденном поругании? Но поверят ли ему? Ведь жрецы могут сказать, что было вовсе не так, что ему все привиделось. Его слово против их слов, и никаких подтверждений его правоты. Как же быть? Как быть?!
Жалящие мысли роем диких пчел еще атаковали его разум, когда кипящая от гнева душа уже стремительно вытолкнула его из укрытия. Чеслав в несколько прыжков оказался между идолами и жрецами. И, повернувшись лицом к смертным, широко расставил руки, словно заслоняя собой от них Вечных.
Внезапность и быстрота его появления заставила волхва и его помощника резко попятиться, а Колобор, если бы Миролюб его не поддержал, и вовсе повалился бы на землю. Но не только неожиданность появления Чеслава вызвала смятение у служителей капища, весь его решительный вид выказывал явную угрозу
Какое-то время, застыв, словно деревянный идол, и проявляя жизнь только тяжелым гневным дыханием и напряженно подрагивающими желваками, Чеслав молча стоял перед испуганными служителями Великих. Но ему все же удалось разжать крепко стиснутые зубы, чтобы заявить: — Я все видел и слышал!
Несмотря на бушующие в душе чувства, Чеслав как опытный охотник заметил, что слова его вызвали еще больший переполох у стоящих перед ним жрецов. Они обменялись между собой долгим взглядом, будто безмолвно о чем-то советуясь или сговариваясь, а потом снова взглянули ему в лицо. И молодой охотник увидел на их обличьях явный след вины.
— Поверь, Чеслав... — нерешительно прервал молчание Миролюб.
Но резкий взмах руки Колобора заставил помощника замолчать. Седовласый старец тяжело вздохнул и, как показалось Чеславу, хотел было что-то сказать, но то ли не найдя слов, то ли не решаясь, только склонил голову к земле.
— Но, ведун... — попытался вмешаться Миролюб. И теперь в его голосе прозвучала даже некая строптивость.
Однако Колобор, снова подняв руку, не позволил ему договорить. Все так же глядя в землю и по-прежнему безмолвно, старый волхв сосредоточенно закивал головой, скорее всего, каким-то своим потаенным мыслям. После, махнув рукой в сторону хатки помощников, дал знак Миролюбу удалиться. Но младший жрец явно не спешил выполнить его повеление. И только брошенный Колобором суровый красноречивый взгляд заставил его сделать это.
Только после того, как помощник ушел, Колобор, с почтением взглянув на идолов и поклонившись им, тихо произнес:
— В хижину мою пойдем. Негоже богов дрязгами нашими людскими тревожить...
И побрел тяжелой поступью в сторону своего жилища.
Все еще возмущенный увиденным из укрытия, Чеслав, тоже взглянув в сторону священных изваяний и где-то в глубине души дивясь, отчего Великие тут же не покарали святотатцев, вынужден был последовать за Колобором.
Войдя в хижину, волхв зажег от тлеющего очага масляный светильник, отчего с набирающим силу огоньком жилище постепенно стало обретать контуры, убранство и предметы. После, указав Чеславу на колоду, Колобор тяжело опустился на свое ложе. Какое-то время он сидел молча, сосредоточенно что-то обдумывая, и лишь потом
с тяжелым, похожим скорее на стон вздохом медленно промолвил:
— Праведный... Праведный гнев твой, Чеслав — сын Велимира... — И помолчав, с тем же вздохом, словно теребя болючую рану, продолжил: — И то, что ты узрел, скверно для меня, волхва, служащего Великим богам нашим. Но, возможно, зримое тобой несоизмеримо с тем, о чем ты помыслил?
Слова, которые должны были бы успокоить Чеслава, вызвали в нем еще большее возмущение. Он едва усидел на месте. И только возраст старца и почтение к его священной миссии в племени заставили юношу сдержаться. Но резкости в речах своих и в тоне молодой муж скрыть не смог, да и не захотел.
— Глаз имею верный, не раз доказавший зоркость свою и точность, а разум мой привык глазу доверять.
Колобор, словно и не заметив его раздражительности, слабо улыбнулся и грустно кивнул.
— Зимой на реке нашей твердь ледовую тоже видишь, но прыгать по ней шибко поостережешься, потому как знаешь, что под твердью той — вода опасная. Так, про воду скрытую ты знаешь, а видишь твердый лед. — Говоря это, он, не боясь обжечься, накрыл ладонью горящий в глиняной плошке огонек, так что в хижине стало темно, и снова убрал руку. — Так ведь и в другом бывает: видишь одно, а что скрыто за ним, не всегда ведомо.
Чеслав внимательно слушал, стараясь понять, к чему ведет кудесник. А Колобор, уставившись на пляшущий огонек застывшим взглядом, продолжил все так же необычно тихо и размеренно:
